Пикник и прочие безобразия
Шрифт:
– О прыщах ни слова. Это, собственно, не его область. Хочешь почитать, что он пишет в восьмом томе?
– Хо-хо-хочу, - с жаром согласился Дэнис.
И удалился, схватив восьмой том. Это собеседование совершенно измотало меня, я чувствовал себя примерно так, как себя чувствует какой-нибудь психиатр в конце тяжелого трудового дня. Я от души надеялся, что Хэвлок как-то поможет серьезному, славному парню, хотя шансы его явно были близки к нулю.
Следующим за советом к Хэвлоку обратился Джованни, один из официантов, высокий, стройный, красивый брюнет, напоминающий ухоженную антилопу с лучистыми глазами. Глядя на этого самоуверенного малого, трудно было представить
– Да?
– вздохнул я, отложив карандаш, которым делал пометки.
– Какие у тебя проблемы, Джованни?
– Понимаете, - он нетерпеливо подошел вплотную к столику.
– Я вот о чем хотел спросить… в этой вашей книге, э… говорится что-нибудь о садизме?
– Говорится, - ответил я.
– А что? Тебя одолевает желание поколотить Инноченцо?
– Нет-нет. Речь не обо мне, а о моей подружке.
– Вот как, - осторожно молвил я.
– И в чем же дело?
Он осмотрелся украдкой, убеждаясь, что мы одни.
– Она кусается, - прошептал он.
– Кусается?
– Ну да.
– Кого же она кусает?
– спросил я в замешательстве, настолько его слова поразили меня.
– Она кусает меня, - объяснил Джованни.
– О!
– Я малость опешил, ибо даже Хэвлок не подготовил меня к случаю с девушками, кусающими плечистых итальянских официантов.
– И почему же она кусает тебя?
– Она говорит - ей нравится мой вкус, - важно сообщил он.
– Так это только хорошо, разве нет?
– Нет. Она кусается больно, - возразил Джованни.
– Иногда я боюсь, что она перекусит какой-нибудь сосуд и я истеку кровью.
– Не истечешь. Никто еще не умирал от ласковых укусов.
– И вовсе это не ласковые укусы, - возмущенно ответил он.
– Она садизм.
– Садистка, - поправил я его.
– И это тоже.
– Но ласковые укусы - обычное дело, - заверил я.
– Это признак обожания, любви.
Джованни еще раз оглянулся - никто не видит?
– затем расстегнул рубашку.
– Вот это что - любовь или садизм?
– спросил он, обнажая грудь, словно покрытую каракулем, сквозь который можно было рассмотреть аккуратные красные метки от укусов.
Кое-где зубы возлюбленной прокусили кожу, а один укус был даже залеплен пластырем.
– Что ж, - заметил я, - должно быть, это больно. Но я не стал бы называть это садизмом.
– Нет?
– гневно осведомился Джованни.
– Вы что же хотите - чтобы она сожрала меня?
– А почему тебе в ответ не укусить ее?
– предложил я.
– Не могу. Ей это не понравится.
Я убедился, что у Джованни в самом деле есть проблемы и главная проблема заключалась в том, что ему неведомо, что такое настоящий садист или садистка.
– Хочешь одолжить у меня книгу, где говорится о садизме?
– спросил я.
– Может, поможет?
– Хочу, сэр.
– Он просиял.
– Я прочту ей, и она увидит, что она садизм.
– На твоем месте я не стал бы читать ей всю книгу, - предостерег я Джованни.
– Ты ведь не хочешь, чтобы она взялась за плетки и прочие предметы.
– Я сперва прочту сам, - ответил он, поразмыслив.
– Правильно, на твоем месте я взял бы на себя роль цензора. Я принесу эту книгу вечером, Джованни.
– Спасибо, мистер Даррелл, - сказал он и проводил меня до двери, кланяясь и застегивая рубашку.
Два дня спустя Джованни вернул мне
книгу, но вид у него был слегка озабоченный.– Все в порядке, - прошептал он.
– Отлично, - отозвался я.
– И что же у вас произошло?
– Когда я прочел ей то, о чем он пишет, она подумала, что я задумал проделать с ней это. И сразу стала возражать: “Нет-нет, ни за что”. А я ей в ответ: “Откажись от садизма, тогда и я не буду”.
– Она согласилась?
– Ага, согласилась.
– Стало быть, подействовало?
– Сегодня ночью, - он прищурил один глаз, - она была нежная, словно птичка, красивая птичка… совсем ласковая.
– Прекрасно, - сказал я.
– Нет. Теперь она сердится на меня.
– Почему?
– удивился я.
– Она была такая красивая, такая нежная, такая ласковая, что я укусил ее, - признался Джованни.
– И она говорит, что больше не будет спать со мной.
– Она передумает, - утешил я его.
Однако лицо Джованни выражало сомнение, и к тому времени, когда я уезжал из гостиницы, прекрасная кусака еще не поддалась на его уговоры.
Теперь поведаю о случае с кладовщиком и рабочим, когда я невольно (не без помощи Хэвлока) оказался виновником серьезной стычки; впрочем, все кончилось относительно благополучно, пострадало только меню, когда подгорело главное блюдо дня - овощной суп с лапшой.
Началось все с того, что я открыл кратчайший путь, ведущий к приморским скалам - через подвал нашей гостиницы; до того дня мне приходилось топать не один километр по дорогам. Названный путь пролегал мимо мусорных контейнеров, а потому я нередко встречал кладовщика и кухонного рабочего, славного ирландского парня с ленивой улыбкой, синими глазами, рыжеватой шевелюрой и россыпью веснушек по всему лицу. Прямую противоположность ему являл кладовщик - темноволосый бирюк с угрюмым лицом, которое, впрочем, совершенно преображалось, когда он улыбался. Мне чрезвычайно нравился его голос - низкий, хриплый; в речи кладовщика отчетливо слышался дорсетский акцент. Весть о том, что я представляю собой неисчерпаемый источник познаний о сексе (благодаря Хэвлоку Эллису), просочилась в подвальные помещения, и оба названных симпатичных молодых человека поделились со мной своими затруднениями; первым - кладовщик Дэвид.
– Понимаете, сэр, - начал он, краснея, - она чертовски хороша. И знает, как она мне нравится, знает, что хочу жениться на ней. Однако ничего не позволяет. Ни за что. Но и с другими чтобы я не делал этого, понимаете? Не то чтобы меня так уж сильно тянуло, понимаете? Но я так рассуждаю - либо она станет делать это со мной, либо я найду для этого другую. Все должно быть по справедливости, сэр, вы согласны?
– Она считает, что воздержание усиливает привязанность, - предположил я и тут же пожалел о своих словах, видя, с какой укоризной он смотрит на меня.
– Мне не до шуток, сэр. У меня от этого плохое настроение, честно. Вот я и подумал, может, в вашей книге есть что-нибудь такое, что я мог бы дать ей прочитать? Такое, ну… чтобы настроило ее, что ли.
– Я дам тебе почитать книгу о сексуальном просвещении и воздержании, - пообещал я.
– Однако за успех не ручаюсь.
– Конечно, сэр, конечно, я понимаю. Мне бы только сдвинуть ее с точки, так сказать.
И я одолжил ему шестой том.
А затем ко мне обратился рыжий Майкл. У него были точно те же проблемы. Я-то полагал, что мы живем в снисходительном, терпимом обществе, а тут вдруг обнаружил, что персонал гостиницы руководствуется суровыми принципами эпохи королевы Виктории. Юные особы женского пола ревностно охраняли свою девственность.