Пипец Котенку! 3

— Прошу секретаря сделать запись, — говорит судья. — Суд принимает результат ритуала. Ярослав Алексеевич, ваша очередь.

— Удачи, юноша, — еле слышно шипит Кирилл, когда я прохожу мимо него.

— Ага. Спасибо, старикан.

Подхожу к магу крови. Тот берёт другой артефакт-блюдце, достаёт новый нож и смотрит на судью:

— Прошу уточнить, ваша честь. Необходимо проверить, является ли этот человек сыном Алексея Котёнкина и графини Марианны Ирисовой, верно?

— Именно, — кивает Соколовский.

— Хорошо…

Кровник листает лежащую на столе папку с материалами дела. Смотрю и вижу, что на страницах написаны только что названные имена, а рядом с ними — какие-то сложные символы. Что-то типа кода крови, надо полагать, с помощью которого маг и определяет родство.

Не знаю, я в подобной магии совсем ничего не понимаю.

Вытягиваю ладонь. Кровник делает надрез, собирает несколько капель на блюдце и творит заклинание. Почему-то оно занимает больше времени, чем с Кириллом. Маг даже несколько раз сверяется с папкой, листает страницы, хмурится. Снова начинаю волноваться, а печать Успокоения отключена — участникам дела запрещено пользоваться магией в зале суда.

— Что-то не так? — спрашивает Соколовский.

— Одно мгновение, ваша честь, — продолжает хмурится кровник.

Чувствую на себе взгляд Кирилла. Поворачиваюсь и вижу на его лице торжествующую ухмылку. Тьма меня пожри, да в чём же тут дело…

— Я закончил, — говорит маг крови.

— Так объявляйте результат! — кажется, даже судья уже нервничает.

— Конечно, ваша честь, — кивает маг. — Этот человек не является сыном Алексея Котёнкина и графини Ирисовой!

Глава 19

— Протестую! — подскакивает Грозин. Впервые на моей памяти он теряет самообладание. — Требую повторного проведения ритуала!

Соколовский смотрит на менталиста, и тот молча кивает.

— Маг крови говорит правду, и у суда нет причин сомневаться в результате, — говорит Вениамин Григорьевич.

— Требую предоставить другого мага для ритуала! — восклицает Василий.

— Отклоняется. Сядьте! — судья стучит молотком.

Мой адвокат падает на стул и стискивает кулаки. Ловит мой взгляд и коротко мотает головой, а затем опускает глаза. Чувствует себя виноватым? Не вижу причин. Слова кровника не могут быть ложью, ведь за ним внимательно следит менталист.

Но какого хрена? Я вообще не понимаю, как это возможно.

Котёнкин, не скрываясь, веселится. Разве что не танцует победный танец. Насмешливо смотрит то на меня, то на Грозина, широко улыбаясь.

— Кхм-кхм… Прошу прощения, ваша честь, — вдруг говорит маг крови. — Я не закончил.

— Так заканчивайте! — строго говорит Соколовский.

— Ярослав Котов не является сыном графа Алексея Котёнкина, как я уже сказал. Однако он — его родной внук. Сын Романа Котёнкина и его законной жены. Он брат Кирилла Романовича, младше на три года, если не ошибаюсь.

— Позвольте сказать, ваша честь! — говорит адвокат Кирилла. — Это означает, что мой сюзерен обладает большими правами на титул, чем Ярослав.

— Согласно принятому в России дворянскому кодексу — да, — кивает судья. — Но есть другие обстоятельства, которые суд обязан принять во внимание. Ярослав Алексе… Прошу прощения, вероятно, вас следует называть Ярослав Романович. Сядьте на место.

Кровник кланяется и выходит из зала, собрав своё оборудование. Воцаряется тишина, только шелестит бумага, когда Вениамин просматривает материалы дела.

— Я должен понять кое-что, — говорит он. — Если Ярослав не сын Котёнкина и Ирисовой, из-за которого в своё время развязалась война родов, то где тот человек? Если он жив, мы обязаны его найти. У кого-нибудь из сторон есть информация?

— Да, ваша честь! — снова подаёт голос адвокат Котёнкина. — У нас есть данные о том, что ребёнок скончался по пути в Сибирь, когда началась война. Его и Ярослава отправили сюда, а Кирилла — на Дальний Восток.

Меня терзают смутные сомнения о том, что младенец действительно погиб. То, кто я такой на самом деле, можно понять. Я видел портреты жены Романа Котёнкина. Она была рыжей, точно так же как графиня Ирисова. Вполне могло получиться так, что я родился рыжим, а мой старший брат — темноволосым.

А вот насчёт парня, который, по идее, имеет больше прав на титул… Я прекрасно помню, как Мережковский упоминал Аслана, друга графа Чернобурова. Сам Чернобуров тоже говорил о нём, когда мы встречались — мол, любопытное совпадение, вы оба сироты, оба рыжие, одного возраста.

Получается, что этот Аслан — наш с Кириллом дядя и истинный граф! Но он ведь жив, и сейчас обучается в военной академии в Новосибирске…

Наши с Кириллом взгляды встречаются. Уверен, он знает, о чём я думаю и всем видом показывает, что надо молчать. Ну, ещё бы. Ведь если выяснится правда об Аслане Причернобурове, тогда мы оба пролетим с титулом. Лучше бороться друг с другом, чем пытаться оспорить первенство законного наследника.

Адвокат Котёнкина подаёт судье документы, которые тот внимательно читает. Проходит несколько напряжённых минут, после чего Соколовский кивает и говорит:

— Хорошо. Суду необходимо проверить эти данные, — он встряхивает бумагами. — Судя по всему, это не займёт много времени. Перерыв на полчаса.

Он стучит молотком и выходит из зала.

— Ну что, братишка? — усмехается Кирилл. — Как тебе результаты ритуала?

— Замечательно, — улыбаюсь я. — Даже если тебе оставят титул, что вряд ли, меня признают членом рода и твоим законным наследником.

— А кто сказал, что я в ту же секунду не объявлю тебя изгоем? — продолжает веселиться Котёнкин. — Мне никто не запретит, это семейное дело.

— Неплохой план. Спасибо за подсказку, — говорю я и отворачиваюсь к Грозину.

Тот сидит, поджав губы, и качает головой.

— Простите, ваше сиятельство, — негромко говорит он. — Я был обязан заранее узнать этот факт. Но родовые книги Котёнкиных были уничтожены во время войны, отыскать информацию в открытых источниках было почти невозможно…

— Всё в порядке, Василий. Мне приятно видеть, что вы так переживаете за успех нашего дела, — кладу руку на плечо адвоката и киваю на его портфель. — У нас ведь ещё остались козыри, так?

— Конечно. И мы обязательно их используем.

— Пойдёмте прогуляемся и выпьём кофе, — встаю я.

Мы с Василием идём в кафе, расположенное на первом этаже здания суда и берём по чашке крепкого чёрного кофе. Я заказываю ещё пару пирожных-корзиночек и не упускаю возможности полюбоваться на милое личико и пышную грудь официантки.