Письма из Ламбарене

Как тяжело писать письма, в которых я должен сообщить близким умершего у нас европейца о его последних днях и о кончине!

Из любви ко мне после трех недель, проведенных в трауре, Жозеф снова возвращается на работу, что я ставлю ему в большую заслугу.

— Доктор — раб своей работы, — говорит он, — а бедный Жозеф — раб доктора.

Одновременно с ним возвращается и плотник-негр Моненцали, у которого от сонной болезни умерла жена. Мне стоило большого труда уговорить его вернуться. Он поставил мне определенные условия. С двенадцати часов у него должен быть двухчасовой обеденный перерыв, а в половине шестого рабочий день его должен кончаться. Никаких сверхурочных часов и никакого принуждения к работе. Я не решаюсь даже написать здесь, какое жалованье мне пришлось ему положить. При всем этом я должен быть доволен тем, что он ввел меня в такое искушение. Это один из лучших плотников во всей округе, и он мог бы в любую минуту найти себе более удобное и выше оплачиваемое место. Остановив свой выбор на мне, он делает это из чувства привязанности.

Рука положенного к нам по поводу укуса человеком столяра Вендакамбано хорошо зажила. Он уехал домой, якобы для того, чтобы быстро устроить свои дела и потом вернуться ко мне и отработать обещанные два месяца. Однако, как я вскоре узнаю, он собирается поступить на новое место.

В докторе Лаутербурге меня не перестает удивлять еще и то, что он в одном лице ухитряется совмещать оперирующего врача и операционную сестру. Но он мужественно справляется со своей двойной ролью. Туземцы называют его «Нчинда-Нчинда», что означает «человек, который здорово режет». Доктора Нессмана они зовут Огула, что значит «сын вождя». Под «вождем» они разумеют меня. [68]

68

Под «вождем» они разумеют меня. — У Швейцера были и другие прозвища, которыми его наделяло туземное население. Любопытно, что одним из них в пору, когда он усиленно занимался строительством больничных бараков, было «min-gong» — «рифленое железо». Из других прозвищ характерно «misopo» — «большой живот»: так местные жители называли обычно человека, особенно в их глазах значительного. Было и еще одно прозвище — «слоновье ухо»; о котором Швейцер не без юмора говорил, что оно его «воодушевляет». Имелось в виду, что это человек, который «все слышит» (Joy С., Arnold M. The Africa of Albert Schweitzer. New York, 1948).

Операций проводится последнее время много. Когда речь заходит о травматических повреждениях конечностей, Нчинда-Нчинда не сразу соглашается с заведенным мною правилом по возможности воздерживаться от ампутаций. Мы вынуждены отказываться от ампутации даже в тех случаях, когда в Европе она считалась бы делом само собой разумеющимся, ибо могла бы спасти человеку жизнь. Здесь это будет означать, что до самых отдаленных районов донесется весть, что доктор в Ламбарене отрезает людям руки и ноги, и очень многих это так напугает, что они перестанут обращаться к нам за помощью.

До сих пор мне не пришлось жалеть о моем стремлении быть доктором, оставляющим руки и ноги на своих прежних местах. Возможности этой я обязан метилвиолету. Им мы лечим каждую травму конечностей, какой бы тяжелой она ни выглядела, а тяжелыми выглядят обычно всё подобные травмы. Однако, по моим наблюдениям, действенными оказываются только влажные повязки с метилвиолетом. Сухие же или подсыхающие повязки могут, напротив, оказать вредное действие, ибо иногда бывает, что метилвиолет в самом слабом разведении покрывает часть раны коркой и образует непроницаемый слой, под которым инфекция распространяется еще больше. При фурункулах, панарициях и всех едва открытых нагноениях лечение сухими повязками с метилвиолетом может иногда привести к совсем худым последствиям. Итак, повязка с метилвиолетом должна всегда оставаться влажной, чтобы не дать этому красителю образовать сухой осадок. Только тогда средство это безопасно и действует в полной мере.

Таким образом, на рваную рану накладывают марлю, которую смачивают водным раствором метилвиолета. На этот кусок марли через определенный промежуток времени накладывают другие, смоченные в дистиллированной воде. Для большей простоты можно поверх марлевой повязки наложить плотную ткань, чтобы предотвратить испарение. Это возможно даже в тех случаях, когда имеются в сильной степени инфицированные раны, при которых наложение обыкновенной влажной повязки не показано. Метилвиолет позволяет применять влажную повязку даже тогда, когда без него от этой повязки и ее действия следовало бы отказаться. В тяжелых случаях мы прибегаем также к длительному орошению раны слабым раствором метилвиолета.

Большим преимуществом метилвиолета является то, что он не оказывает раздражающего действия. Напротив, он всегда успокаивает боль. Мне это часто довелось наблюдать, особенно при ожогах, которые я также лечу влажными повязками с метилвиолетом. Как объяснить это его действие и вообще исследовано оно или нет, я не знаю.

Доктор Лаутербург поражен результатами, которых мы добиваемся консервативным лечением в тех случаях, где на первый взгляд есть все показания к ампутации. Больше всего убеждает его один случай излечения открытого инфицированного перелома голени, когда у привезенного к нам больного уже начиналась газовая флегмона.

Привычка воздерживаться от ампутаций, издавна принятая в Ламбарене, привела к тому, что теперь мы в отдельных случаях, где ампутация неизбежна, можем ее совершить, и наше доброе имя от этого не страдает. Теперь случается, что негры сами нас просят об ампутации. У одного бенджаби, который работал на лесном участке, рука попала под накатившееся бревно, и он получил тяжелое повреждение предплечья и кисти. Его соплеменники ни за что не хотели привозить его сюда и лечили своим способом — с помощью порошка из древесной коры. В результате вся рука у него превратилась в гноящуюся зловонную массу, и общее состояние больного стало внушать опасения. Мы сказали ему об этом, и вот он, вняв совету других больных, просит ампутировать ему руку. После того как у нас есть свидетели, что он этого хочет сам, мы его оперируем. Здоровый и признательный нам, хоть и с одной рукой, он возвращается к себе на лесной участок и там скажет туземцам, что врачи в Ламбарене отрезают руку или ногу только тем, кто сам их об этом просит.

В первые недели по приезде доктора Лаутербурга мы оперируем многих больных с грыжами. Часть этих операций совершает он, часть — доктор Нессман. Оперируются также больные элефантиазисом. 1 апреля мы удаляем одну такую опухоль весом в тридцать килограммов. Это мужчина из района Самкиты. Тяжелая Опухоль давно уже лишила его возможности двигаться. Она настолько велика, что больной пользуется ею как табуреткой и на ней сидит. Несмотря на то что он еще сравнительно молод, выглядит он стариком. Операция продолжается с десяти часов утра до трех часов дня. Манипулирование с этой огромной массой представляет для нас троих большие трудности. Мы действуем по методу, открытому в 1913 году доктором Узилло, при котором опухоль, как грушу, расщепляют посередине. Это облегчает поиски кровеносных сосудов и дает возможность надежным образом остановить кровотечение.

В тот день, когда мы делаем эту операцию, у меня неожиданно появляется помощник в строительных работах. Это молодой швейцарец, г-н Шатцман. Узнав о том, как я нуждаюсь в строителях, он, решив даже не списываться со мной, сел на пароход и приехал сюда, чтобы оказать мне совершенно бескорыстную помощь. Будучи опытным производителем работ и плотником, он принимается за строительство дома из десяти комнат. Какое это для меня облегчение!

Однако есть и кое-какие трудности, связанные с тем, как и где поместить неожиданного гостя. Всякий непредвиденный приезд человека, даже в Африке, является серьезным событием.

Хоть мой новый помощник и собрался заново отстроить всю больницу, осуществить этот план, разумеется, не удастся. Но как только он закончит свою работу у меня, здешние торговые компании будут добиваться, чтобы он начал строить для них. В производителях работ здесь большая нужда, но нужны бывают только такие, которые, подобно г-ну Шатцману, сами могут практически выполнять эти работы и к тому же умеют ладить с туземцами. Меня начинают уже расспрашивать о приезжем и стараются выведать, когда истекает срок нашего с ним договора.

Последние дни омрачены печальным событием. Больной дизентерией, который настолько слаб, что не может стоять на ногах, убивает своего соседа, такого же несчастного, как и он сам. Ему показалось, что тот хочет отнять у него еду. У некоторых больных дизентерией до последних дней сохраняется хороший аппетит. Мы оставляем убийцу, не выказывающего ни малейшего раскаяния по поводу содеянного, безнаказанным, ибо совершенно ясно, что через каких-нибудь несколько дней он последует за своей жертвой, что вскоре и происходит.