Письма из Ламбарене
Шрифт:
У белой пациентки, прибывшей к нам из района Нгомо по поводу лихорадки и головных болей, оба врача обнаруживают сонную болезнь. К моменту моего возвращения больная начинает уже чувствовать себя лучше.
В то же время в больнице у нас находится еще одна белая женщина, которая должна разрешиться от бремени; родится мальчик, и она уезжает с ним домой.
Европейка, у которой я несколько месяцев назад принимал роды, приезжает из глубины страны с ребенком; у нее душевное заболевание, сопровождает ее муж. По счастью, палаты в новом доме уже готовы, и я могу держать ее у себя до ее отъезда в Европу. Это очень тяжелый случай.
К концу июня число больных дизентерией растет неимоверно. Не знаем уже, куда их и класть. Известно, что существуют два вида дизентерии: амёбная, которая бывает только на юге, и бациллярная, которая распространена повсеместно.
Возбудители амёбной дизентерии — амёбы, одноклеточные существа, которые находятся
Против бациллярной дизентерии, которая вызывается бактериями, у нас нет такого действенного средства. Пробуем все, что есть, но без достаточно ободряющих результатов.
Оба вида дизентерии иногда встречаются вместе. Прежде здесь господствовала по преимуществу амёбная дизентерия. Сейчас же нам зачастую приходится иметь дело со смешанной формой, особенно распространенной среди тех, что прибывают к нам с лесных участков.
Сколько сил приходится тратить на больных, которые не могут уже двигаться и пачкают все, на чем они сидят и лежат! Немало среди них и таких, которых приходится кормить, потому что они настолько обессилели, что не могут поднести ложку ко рту. Ухаживать за этими несчастными бывает особенно трудно оттого, что туземцы ни в чем нам не помогают. Они не хотят иметь дела ни с какой мерзостью и грязью. Поэтому нам приходится все делать самим. Если удается найти какого-нибудь негра, который соглашается нам помогать, мы щедро его одариваем и всячески поощряем.
Очень озабочены тем, как помешать распространению дизентерии в больнице. Достаточно ведь выпить воду или съесть пищу, загрязненные испражнениями больного дизентерией, как человек заболевает этой болезнью. Достаточно вымыть руки в загрязненной воде или запачкать их загрязненной землей и потом поднести палец ко рту — и человек может заразиться дизентерией. То же может случиться и с тем, кто будет мыть нечистой водой кухонную посуду.
Поэтому надо быть очень внимательным и следить, чтобы больные дизентерией ничего не загрязняли и не контактировали с другими больными. Их надо было бы изолировать в специальных бараках. Но таких у меня нет. Нет у меня даже и места, где их можно было бы строить. Единственное, что я могу сделать, — это отделить в существующих бараках дизентерийных больных дощатою переборкой. Но долго держать их в этом помещении, куда почти не проникают солнечные лучи, невозможно. Стоит же мне только выпустить их на солнце, как они самым бессовестным образом пачкают все на своем пути. Тут не помогают никакие запреты, и нет возможности ни за чем уследить. Если бы я только мог иметь для них отдельное помещение за оградой!
Напрасно просим мы наших больных принимать все меры предосторожности. Употреблять для питья им велено только воду из источника. Но до источника свыше ста шагов, а до реки только двадцать. И вот, вместо того чтобы ходить за водой к источнику, они черпают ее из реки. Всем другим больным запрещено готовить себе пищу вместе с дизентерийными. Однако на запреты эти никто не обращает внимания, и все остальные едят из посуды, в которую эти больные залезали своими грязными пальцами.
Один бенджаби, находящийся у нас на лечении по поводу язвы стопы, отыскал среди дизентерийных больных своего земляка, и теперь они и спят, и едят вместе. Его вызывают и предупреждают об опасности, которой он себя подвергает. Но вечером он снова оказывается в помещение для дизентерийных больных. Его снова выдворяют оттуда, но он снова находит способ туда проникнуть.
— Ты что же, умереть захотел? — спрашивает его доктор Нессман.
— Лучше быть вместе с братом и умереть, чем не видеть брата, — гласит ответ. Тоска по близким оказывается сильнее, чем страх смерти. Разумеется, дизентерия его не щадит, и он становится ее новой жертвой.
Теперь, когда мы работаем втроем и у нас есть время чаще прибегать к помощи микроскопа, нам удается установить, что случаев анкилостомидоза здесь гораздо больше, чем можно было думать. Известно, что внимание к себе эта болезнь в первый раз привлекла тогда, когда при прокладке Сен-Готардского туннеля у многих рабочих развилось тяжелое малокровие. [70] Причиной его оказались обнаруженные в тонкой кишке маленькие червячки длиной около сантиметра. Вслед за тем было установлено, что болезнь эта развивается у тех, кто работает в сырости и имеет дело с землей, не подвергавшейся воздействию холода, как то бывает при постройке туннелей, работе в шахтах и в жарких краях.
70
...при прокладке Сен-Готардского туннеля у многих рабочих развилось тяжелое малокровие. — Сен-Готардский туннель — туннель длиною около 15 км в Лепонтинских Альпах в Швейцарии, по которому проходит железнодорожная линия Цюрих — Милан; прорыт в 1872 — 1880 гг. Итальянский паразитолог Эдуарде Перрончито, изучая причины распространенной среди строителей туннеля анемии, установил, что заболевание это было связано с наличием паразитов в кишечнике.
Примечателен тот путь, которым распространяется инфекция. Личинка, из которой развивается червячок, живет в воде или в сырой земле. Но в тело человека она проникает не с водой, которую он пьет, а лишь через кожу. Сначала она оседает в легких, после чего перебирается в тонкую кишку, где из нее и развивается червячок. Уберечься от этой болезни нельзя. Заразиться ею можно, моя руки в совершенно чистой на вид воде.
Инфекция, занесенная в организм вызывающим анкилостомидоз паразитом, проявляет себя кишечными расстройствами, возрастающей слабостью и малокровием. Больной непрестанно теряет кровь от повреждений, которые вызывают гнездящиеся в слизистой оболочке кишечника черви.
Поэтому всякий раз, когда наш пациент, будь то белый или негр, жалуется на малокровие и слабость, надо удостовериться, не является ли он носителем этих паразитов. С этой целью испражнения его исследуются под микроскопом на яйца этих глист. Яйца эти находят обычно в большом количестве. Сами же глисты обнаруживаются значительно реже.
Как мы бываем довольны, когда удается определить, что у больного анкилостомидоз! Это означает, что со злом сравнительно нетрудно бороться. Назначаются повторные дозы тимола или четыреххлористого угля, которые убивают глист, и больной начинает чувствовать себя хорошо. К тому же эти лекарства не так уж дороги.
Однако лечение это требует осторожности. Больной, принимающий тимол, должен в течение всего курса воздерживаться от употребления алкоголя и жиров, ибо то и другое растворяет тимол. Тимол — это яд. Но так как он не растворяется в воде, он проходит по кишечнику, не всасываясь. Будучи же растворен в алкоголе или эфире, он всасывается и тем самым проявляет свои вредные свойства. Поэтому каждого больного, подвергающегося этому лечению, мы изолируем на два или три дня и строго за ним наблюдаем. Даже в отношении европейцев я никогда не могу быть уверенным, что, предоставленные самим себе, они будут соблюдать все необходимые предосторожности. У одного из них по этой причине развилась большая сердечная слабость. По счастью, следуя своим правилам, я не спускал с него глаз и мог своевременно принять меры.
Что же касается четыреххлористого угля, то здесь опасность заключается в том, что средство это не очищено и содержит в себе следы сероуглерода.
Наше и без того подавленное настроение, вызванное распространением дизентерии, становится еще хуже от известий о сильном голоде, начавшемся выше по течению реки. Особенно свирепствует он в районах, граничащих с Камеруном, пересеченных караванной дорогой Нджоле — Бу — Макоку. Конечной причиной, вызвавшей столь тяжелый голод, явились дожди, прошедшие в сухой сезон 1924 года. Они помешали срубленному лесу подсохнуть, и его нельзя было сжечь. Принято, чтобы плодовые культуры сажали только там, где весь лес сожжен. Участок освобождается тем самым от остатков растительности, а образовавшаяся зола удобряет почву. Когда же из-за дождя сделать это оказывается невозможным, то туземцы просто ничего не сажают, не думая о том, какие это будет иметь последствия. Так это было в районах, о которых идет речь, так случилось потом и у нас. В нашем районе, даже тогда, когда дожди прекратились, лес ни разу не вырубали.
Но надо сказать, что разведение новых плантаций отнюдь не становится невозможным из-за дождей, оно лишь до крайности затрудняется. Вместо того чтобы сжигать сучья и кустарник, приходится складывать все в кучи, для того чтобы на освободившемся месте между пнями и этими кучами сажать те или иные культуры. Оттого, что это не было сделано, сейчас на этих местах не растет вообще никаких плодовых деревьев.
В нашем районе голод не так ощутим, потому что, пользуясь судоходного частью Огове, можно снабжать этот край рисом, привозимым из Европы и Индии. Но в глубине страны, куда его на сотни километров приходится доставлять с помощью носильщиков, он только в очень малой степени может служить подспорьем к питанию. Поэтому голод там ощущается особенно остро, в то время как здесь он еще более или менее терпим. Если бы в самом начале голода своевременно посадили маис, самого худшего можно было бы избежать. Маис здесь созревает отлично и на четвертый месяц дает уже плоды. Но как только начала ощущаться нехватка продуктов, туземцы поели маис, оставленный для посадки. В довершение всего жители самых голодных районов ринулись в те места, где положение было лучше, и разграбили там плантации. От этого стали бедствовать и другие районы. Теперь ни у кого уже не хватает мужества что-нибудь сажать. Все равно ведь плантации станут добычею мародеров. И вот люди в деревнях сидят сложа руки и ждут своей участи.