Письма живых

Удар. В глазах темнеет. В ушах резкая боль. С потолка сыплется земля. Один из солдат у пулемета падает на пол, нелепо размахивает руками, пытается подняться по стеночке. Второй высаживает очередь за очередью по одному ему видимой цели.

Рихард хватает полковника, поднимает как раненного и тащит к выходу.

— Они прорвались.

— Где связисты? Обрыв. Пошли людей восстановить линию.

— Нет линии. Пол, спасай то, что еще можно.

Раздалось громкое змеиное шипенье, свист, клокочущий звук. По ушам резанул нечеловеческий вопль. С головы Рихарда слетела каска, спину обдало жаром. Падая на землю, капитан обернулся. Его глаза расширились. Из амбразуры внутрь блиндажа било пламя. Пулеметчик так и стоял, обгорая свечей, живым факелом. Второй номер катался по земле, он горел и орал. Кожа на лице пузырилась от растекающегося жидкого пламени, руки почернели, обуглились. Рихард не думая выхватил револьвер, взвел курок и выстрелил в солдата.

Капитан Ламот офицер штаба полка отшатнулся и уставил на Бользена полубезумный взгляд вырученных глаз.

— Отходим. Ему уже ничем не помочь.

— Бользен, выводи полковника, — лицо капитана приобрело осмысленное выражение.

Связисты пригнувшись выбежали из блиндажа. Ламот подскочил к стеллажу и принялся набивать подсумки гранатами и магазинами к «Томигану».

Рихард махнул на офицера рукой, пусть хоть тыл прикрывает. Сам потащил полковника из блиндажа.

Навстречу бросился солдат в светло-серый пятнистой форме. Время остановилось. Рихард видел, как человек поднимает короткую штурмовую винтовку, как приседает, видел злобный прищур светлых глаз. Капитан Бользен опередил русского на полсекунды. Его спасло то, что эта модель револьвера автоматически взводилась после каждого выстрела. Отдача чуть не выворачивает оружие из руки. На третьем выстреле " Кольт" заклинило.

Откуда-то сверху доносится стрельба. Рихард идет первым. Сразу шагает в ответвление хода сообщения. На позиции минометов гробовая тишина. Только изувеченные тела, мины из снарядных ящиков валяются на земле. Тот самый пожилой техасец, что еще утром разговаривал с полковником растянулся на спине, глаза смотрят в небо, рот приоткрыт, грудь и живот залиты кровью. У стенки окопа тело без головы. Помятая каска покатилась из-под ноги как пустая миска.

Капитан Бользен вместе с полковником и Ламотом не задерживаются ни на секунду. Не до того. Чертовы связисты потерялись. Бог с ними!

На следующем повороте прямо на Бользена вылетает солдат.

— Черт! — капитан опускает пистолет-пулемет. Чуть было не нажал на спуск.

— Чей взвод? Где русские?

— Сержанта Марти. Русские везде, сэр.

Хозе Марти со своими людьми укрепился на запасной позиции и удержал часть второй линии. Самого сержанта Бользен нашел у пулеметного гнезда. Доклад краткий. Все характеризуется одним емким словом: дерьмо! Связи тоже нет.

Хорошо, русские явно не собираются расширять горлышко прорыва. Основные их силы ушли вперед. Судя по канонаде можно предположить, что сейчас трамбуют и перемешивают с глиной левый фланг. К северу противник особо не давил, наткнувшись на яростное сопротивление русские зацеплялись где могли и быстро выстраивали свою линию обороны. Рихард в бинокль с изумлением наблюдал как солдаты в пятнистом разворачивали огневые точки, раскапывали огневые ячейки. Рядом с бывшим ротным блиндажом «Лафайета» тускло поблескивает металл пулемета, из траншей вылетает земля, мелькают лопаты.

Капитан Бользен воспользовался затишьем и отправил последних выживших ребят из отделения разведки и добровольцев с приказом: выводить и вытаскивать кого и что можно. На правом фланге наладили связь с соседями. Отдельная рота из состава второго батальона пережила утренний обстрел, с фронта ее даже не пытались атаковать.

— Держите позицию капитан, — напутствовал ротного командир полка, затем тихо добавил: — Если все плохо, откатывайтесь. Не губите зря людей.

С этим Пибоди ушёл. Полковник забрал с собой троих бойцов и штабного офицера. Как понял Рихард, больше не как охрану, а на случай если потребуются связные.

Ревизия ротного оружия не радовала. Под рукой два станковых пулемета, из которых один крупняк. Уцелела одна противотанковая пушка. Как сегодня выяснилось, дерьмовое орудие. Вру, уже в первых боях 37-мм пушки показали себя отвратно. Броню современных танков пробивают только в упор.

Артиллерии нет, минометов нет, техники тоже… Почти нет. В укрытии один джип. Машину Рихард сразу загрузил ранеными и отправил в тыл на поиски лазарета. Теплилась надежда, что русские прошли в стороне. Шанс маленький, но даже это лучше, чем ничего. Троим парням даже смерть под гусеницами танка не так плоха, как вот так вот подыхать на дне окопа без врачей и лекарств. По поводу остальных фельдшер с глазу на глаз заявил командиру, если до завтрашнего утра не сделать операции, к обеду будет бесполезно. Сам ротный коновал ковыряться ножом в ранах без анестезии и антисептиков не рискнул.

Глава 13 Гваделупа

24 августа 1942. Иван Дмитриевич.

Очередное утро началось хорошо, то есть с сигнала к подъёму, а не рева сирены и гула самолетов. Помощник командира батальона капитан Никифоров все же в постели не залеживался. Свои жизненные привычки незаметно перенес в армию, только в отличие от гражданской работы на этой службе выходных нет.

После завтрака и построения капитан собрался в порт. С собой Иван Дмитриевич взял дежурное отделение и начальника по транспорту. Батальон с вечера предупредили, что корабль пришел, разгружен, долгожданные трехосные грузовики и легкие «однотонники» ждут саперов на берегу. С машинами целый склад снаряжения, запчастей, оборудования и прочих железяк от одного упоминания которых капитан Соколов радостно потирал руки, а взгляд его теплел.

— Наконец-то от половины металлолома избавитесь, Виталий Павлович, — решил одобрить зама по транспорту Никифоров.

Ехали офицеры на «Жуке». Машина много пережила, подвеска давно скрипела, мотор требовал переборки и замены колец, а то и клапанов, однако бежал внедорожник бодро.

— Надо подумать, Иван Дмитриевич. Сами знаете, штат у нас не совсем соответствует реалиям. Да и вы не любите людей пешком гонять.

— Понял. Подцепили, Виталий Павлович. Но ведь от полного хлама избавляться придется. Я только на днях читал один замечательный циркуляр с требованием передавать на ремонтный завод армии всю выбывшую из строя технику.

— Передадим, — Буркнул Соколов.

— Я к тому речь веду, что под новые машины обязался отправить в Гвиану двадцать побитых грузовиков. Думайте, сами решайте, что выбраковывать будете.

Как помощник комбата Никифоров благожелательно взирал на еврейские манеры помощника по транспорту, однако и меру знать нужно. Желание сохранить на ходу все что только можно и нельзя похвально. Увы, иногда это переходит все границы. Благо батальон пока стоит на Гваделупе, можно себе позволить свою маленькую автосвалку.

Однако Никифоров уже неоднократно напоминал капитану Соколову, дескать бережливость, это хорошо, но не стоит слепо копировать персонажей Гоголя. Рано или поздно батальон сдёрнут с места, и тогда старье придется бросать. А можно сдать, пока транспорты ходят, завод восстановит, что-то на запчасти пустит. Глядишь, дадут тем, кому новых не досталось.

— Иван Дмитриевич, — зампотех извлек из планшета газету. — Читали свежую прессу?

— Это вчера привезли? Еще руки не дошли.

— Три дня назад. Зря не прочли. В «Ведомостях» пишут, император посетил службу в раскольничьей церкви. Вот, полюбопытствуйте.

— Император Алексей Николаевич в частном порядке слушал воскресную службу в Покровском соборе на Митрофаньевском шоссе, — Никифоров выхватывал из статьи ключевое. — Нашему корреспонденту Его Величество заявил: «Для меня все православные братья во Христе. Все под Богом ходим, все его славим».

— Видите! Это получается царь раскольников привечает?

Никифоров сдержал резкий ответ. Наоборот, дочитал статью, повернулся к Соколову и спокойным тоном полюбопытствовал:

— А что здесь не так? Если не ошибаюсь, у нас по конституции все церкви признаются равными. Все христиане равны, и перед Богом, и перед царем. О язычниках и инородцах речи нет.