Письма живых

— Что с техникой?

— Пять грузовиков и три джипа.

— Полковник, если снимаемся, то надо готовиться сейчас, а уходить на закате. Завтра будет поздно, — Бользен кивнул в сторону карты. — Сколько миль марш?

— Тридцать. По грунтовкам и тропам. Два дня, если нам очень повезет.

— Будем молиться деве Марии и Карлу Марксу, — с совершенно серьезным видом произнес капитан Бланко.

В этот момент Рихард вспомнил, что соратник попал в дивизию по линии Коминтерна. Его очень рекомендовали кубинские товарищи. Рота у Бланко смешанная, много латиносов, но костяк из евреев и немцев. Еще вдруг возник интересный вопрос: почему полковник не пригласил на совещание своего Ламота? Франсуа грамотный штабной офицер, при подготовке к маршу, его ум и опыт бесценны.

— Лишнее придется бросить, — Рихард Бользен поднялся на ноги и кивнул в направлении позиции противотанкистов. — На машины грузим продовольствие, медицину, раненных и легкое оружие.

— Никто даже предположить не мог, что русские бросят в бой тяжелые танки, — голос Пибоди сочился горечью. — Мы даже не знали, не верили. Все аналитики с умным видом какающей собаки говорили, что у русских вся современная техника, все тяжелые машины на западе. Против нас части второй очереди с устаревшим вооружением.

Рихард и Кортес расхохотались от образного сравнения полковника. Оба живо представили себе лощенных офицеров разведки в описанном виде. Разрядка пришлась кстати. Полковник сам улыбнулся, к нему вернулся уверенный голос, в глазах появился характерный блеск.

— Нас собирались перевооружать. Уже готовились получать новые пушки, — продолжил Пибоди. — Но нами решили заткнуть дыры на Аляске и Алеутах. Кто думал, что русские вообще сумеют протащить через океан и выгрузить на необорудованный берег танки?

— Против средних, она тоже плохо работает. Что ни делай, снаряд слабый, — нахмурился Рихард, каждое слово полковника он впитывал как губка. Редко когда командный состав делится с офицерами такими откровениями.

— Пушка то новая, но уже устаревшая. А что нам должны были дать взамен?

— Сейчас все устаревает быстро, Бланко, — полковник поднялся на ноги и подошел к Рихарду. — Надо оформить приказ как коллегиальное решение.

— Понимаю. Пусть Ламот пишет. Я подпишусь.

Мужчины поняли друг друга. Капитан штаба только исполнитель. Он не решает, не берет на себя ответственность за людей.

Про себя Рихард гадал, через сколько миль придется бросить машины? Карту капитан помнил хорошо. Аляска, это не прерии и даже не облагороженное восточное побережье. Больше всего этот штат похож на русскую Сибирь. С дорогами все плохо, лучше путешествовать и возить грузы по воде, как первые колонисты, а не мучиться с туннелями и тропами на суше.

Хуже всего маршрут отряда проходит по предгорьям. Уйти еще севернее не получается, слишком большой крюк, там вообще не дороги, а трапперские тропы. Если противник выставит заслон у горы Суситны, примечательная доминирующая вершина, то тут и конец придет анабазису. Не обойти, а ломиться в лоб имеющимися силами это только положить людей зря.

Сержанты восприняли новость по-разному. Немало народу желало хорошей драки. Сегодня не все поняли, как так получилось, что русские одним ударом прорубили фронт, жаждали вернуть должок. Другие наоборот, прекрасно все понимали, видели какие силы ушли в чистый прорыв. Третьи сами полагались на волю и мудрость командования. Рихард говорил мало, больше прислушивался и приглядывался к людям.

— Капитан, как строим отход? — у лейтенанта Герберзона возник только один вопрос.

— Люди поужинают, и тихо снимаемся с позиции. Сначала тылы, затем люди.

— Заслон оставляем? Я смотрю нас даже не обстреливают.

— Если увидят, что отходим, проводят с огоньком, — ротный сам в глубине души изумлялся апатии противника. При этом понимал, русские тоже знают район, авиаразведка у них на высоте, не хотят они губить своих людей в атаках, ясное дело. Все равно отрезанному от своих отряду полковника Пибоди никуда не деться. Или рассеиваться, пробиваться по одиночке, когда совсем припрет, или идти на прорыв. Последнее безусловно геройский поступок, но глупый.

— Оставляем взвод в прикрытии, — Рихард потер подбородок. — Если все будет тихо, снимутся на закате.

— Я останусь с заслоном, — по глазам второго лейтенанта читалось, он прекрасно понимал, что будет если русские спохватятся и нажмут.

— Ты ведешь колонну. С заслоном останусь я.

— Капитан вы старше и опытнее.

— Вот именно, — коротко резко обрубил разговор.

Все прошло как по нотам. Рихард расположился с биноклем у корней старой березы и наблюдал за своим бывшим ротным пунктом. Русские копали окопы и расчищали ходы совершенно открыто, не прячась. Такое ощущение, что установилось негласное перемирие. Наши не стреляют, противник не стреляет, но пулеметы и окопные пушки готовы в любой момент залить пространство свинцом. Затишье до первого случайного выстрела, до первой тревоги и слишком нервного часового.

Удивительное сюрреалистичное состояние. Война и не война. Хрупкое чудо, маленький пятачок мирной идиллии посреди океана смерти и хаоса. Вон, русские вытащили из окопа тело и понесли к рву за позициями. Импровизированное санитарное захоронение. Американца добровольца несут, ясное дело. Пусть так, чем бросить в безымянную воронку и ни креста, ни таблички. Своих мертвецов проклятые землячки собрали еще днем. На берегу реки выросло маленькое кладбище.

Рихард опустил бинокль и посмотрел на свои позиции. Не вдохновляющее зрелище. На флангах вместо неутомимых станкачей два ручных пулемета. Очень хорошая штука в наступлении, но решительную атаку ими не остановить. По окопам хаотично бродят люди. Вроде совершенно без дела. При виде высунувшегося из стрелковой ячейки сержанта Мюллера, капитан улыбнулся — именно Мюллер придумал дать людям шататься по позиции, чтоб каски выглядывали над брустверами. Пусть русские думают, что нас здесь много.

Солнце склонилось к горизонту. Еще один взгляд на часы. Капитан остро чувствует неудобство от отсутствия связи. На учениях в Миссури все было, а тут в поле много полезного и необходимого вдруг потерялось. И хорошо если застряло в Анкоридже, а не в захваченных русскими портах. Связь нужна как воздух. Впрочем, все равно надо уходить и уже не важно где там основная группа. Подниматься и пусть будет что будет.

— Мюллер, — капитан скатился в окоп и жестом подозвал к себе сержанта. — Бери Сидорчука, Шустермана, еще трех человек по твоему выбору и бегом на первую линию.

— Сколько нам времени даете?

— Час с этого момента. Затем сворачиваешься и догоняешь.

Последнюю группу прикрытия Рихард выбрал по методу: кто первым на глаз попался. Хотелось думать — удачно. Ганс Мюллер жилистый, суховатый, длиннноногий, Сидорчук из канадских фермеров, на марш-бросках показал себя выносливым и упертым мулом. Эти догонят быстро.

— Ганс, — окрикнул сержанта. — Дольше необходимого не задерживайся. Смотри, чтоб догнал нас.

С этим Рихард резко повернулся и поспешил дальше. Ему всегда было тяжело оставлять своих людей. Ничего с этим не сделать.