Письма. Часть 2
Шрифт:
После обеда я читала свои переводы — Пророка — Чуму — К няне — Для берегов отчизны дальней — и, конечно, победа (я знаю, что во всем мире никто так не может) — но особенно поняли и отозвались, как всегда, женщины — даже 14-летняя швейцарочка, даже паралитичная 75-летняя тетушка, — не он, он с трудом слушал, на глазах разрываясь от накопившихся очередных покойников и комитетов, стерегших щель его рта — проскочить и затопить.
У него были свои няни, свои дальние отчизны, — и он сам был ПРОРОК и ЧУМА.
— Жара была д'oбела, д'oсиня.
Чуть было не опоздали на поезд (они живут за Аннемассом, на пустыре), галопировали всем семейством по всему воскресному удивленному городу, и он, под галоп, успел рассказать мне свою встречу с Милюковым, а кстати
1985
Вероятно, речь идет о Игоре Платоновиче Демидове, ближайшем сотруднике П. Н. Милюкова в редакции «Последних новостей».
Итак, мой родной, без нас решено — февраль. Жаль, что не будет совместного поезда (уносящего третьего!) я бы дорого дала (такие вещи живут сослагательными наклонениями!) за несколько часов поезда с Вами, но м. б. к лучшему, и м. б. эти часы когда-нибудь все-таки будут. Мне с Швейцарией — из-за Вас — необходимо связаться: необходимо, чтобы меня там полюбили — я полюбят.
Видите — вот и вышло письмо навстречу: сначала ноябрю, потом февралю.
Я отсюда уезжаю 17-го, в четверг — в 11 ч. 23 мин<уты> утра.
С 15-го пишите мне уже на Vanves:
65, Rue J. В. Potin
Vanves (Seine)
без себя и адр<еса> на обороте, я их знаю, и — как мне сейчас кажется — никогда уже не забуду.
Прилагаемый листочек прошу прочесть не сразу, а — вечером — да? Перед сном.
МЦ
15-го сентября 1936 г. — вторник — чердак — под шум потока.
Ch^ateau d'Arcine
…Я вовсе не считаю Вас забытым, заброшенным и т. д. Я уверена, что Ваши родители, и сестра, и друзья — Вас — по-своему — как умеют — любят.
Но Вы хотите, чтобы все Вас любили не по-своему, а по-Вашему, не как умеют, — а как не умеют: Вы хотите, чтобы все Вас любили — как Вас люблю — я.
И если Ваша мать [1986] сейчас, как я нынче в 5 ч. утра, не просыпается от ожога: с такими легкими навряд ли можно танцевать, это не значит, что она Вас мало любит, это значит, что sie denkt Sie [1987] не так подробно, как я — м. б. и потому еще, что она Вас знает больным — 10 лет, а болезненным — и все 26, я же впервые и одновременно узнаю, что у меня где-то — сын — и что этот сын — больной, и не могу не потрястись этим всей своей привычкой ко всему исключительно-здоровому — и даже как бы несокрушимому — от меня исходящему.
1986
Штейгер Анна Петровна.
1987
Она думает о Вас (нем.).
То же самое, как если бы обо мне сказали, что у меня больные стихи.
________
Встречи с Вами я жду не как встречи с незнакомым, а как встречи с сыном — не только заведомо-родным, но мною рожденным, и которого у меня в детстве, в моем и его сне, отняли. Встречи с Вами я жду как Стефания Баденская [1988] встречи с тем, кто для людей был и остался Гаспаром Гаузером, и только для некоторых (и для всех поэтов) — ее сыном: через сложное родство — почти что Наполеонидом. [1989]
1988
Дочь герцога Клода Богарне, в 1806 г. вышла замуж за герцога Баденского.
1989
Жена
Наполеона, Жозефина, первым браком была замужем за виконтом Александром Богарне, представителем старшего рода Богарне (Клод, муж Стефании, относился к младшей линии рода); ходили слухи, что Хаузер был похищенным сыном Стефании Баденской._______
— О чтении. Давно хочу. Живете в книгах? — Не о стихах говорю: Вы — поэт. Потребность? Вторая жизнь? Развлечение?
Способны на трудное (и физически-трудное).
Ибо раньше чем не узнаю Вашего отношения к книгам — не могу прислать Вам на прочтение — ни одной любимой, а сколько их у меня (Не даю — никому).
Wassermann'a — знаете? Fall Maurizius — Etzel Andergast — Kaspar Hauser? [1990] Немецкий — знаете?
1990
Вассермана — знаете? Дело Маурициуса — Эктцель Андергаст — Каспар Хаузер (нем.). — (Der) Fall Maurizius и Etzel Anaergasi — части трилогии Вассермана о жизни немецкой молодежи.
Итак, отнеситесь так же серьезно, как к вопросу о ходьбе, на который так хорошо ответили — пожалуйста, к вопросу себя — чтеца. Ибо до ноября — 11/2, 2 месяца, сможете прочесть ряд чудных немецких (да и французских) книг. — Или хотя бы одну. — Пруста знаете (всего)? Vigny — Journal d'un Po'ete? [1991]
— Beдь у Вас — пласты времени. Вы же не целый день пишете. (Что Вы целый день делаете?) — Не бойтесь: не завалю: только одну зараз. И с непременным условием (мое первое Вам, кажется) — никому из рук, так и говорите: прислана на самый короткий срок, отсылаю обратно. Ибо — и это мое единственное чувство собственности — книга не должна ходить по рукам, уж лучше — автор! Если Вы ничего не знаете о Kaspar Hauser'e и мне верите, пришлю Вам его тотчас же по возвращении в Ванв — с тем, чтобы Вы его мне либо прислали, либо привезли. Это мой любимый немецкий современник (недавно умер от разрыва сердца, а до него— вскоре после Р<ильке> — большой австрийский поэт Hugo von Hoffmansthal — выстрелил в себя после смерти единственного сына. Я думаю — в нестерпимую боль выстрелил — чтобы кончилась).
1991
Виньи — Дневник поэта (фр.).
Wassermann очень большой писатель. В'aшей породы — страдальческой. И герой — Вашей породы, — и конец обоих — одна из самых больших человеческих, общественных и исторических низостей.
_______
Тогда же, после почты:
— Ничего. Это похоже на мою жизнь. Постоянно-повторяющаяся случайность есть судьба. Но, по крайней мере, Вы этим освобождаете меня и от Цюриха и от Берна, а в Женеву — ненадолго, и в конце концов — почему швейцарцам не узнать настоящего Пушкина?
________
О Вашем Париже — жалею. Там — сгорите. Париж, после Праги, худший город по туберкулезу — в нем заболевают и здоровые — а больные в нем умирают — Вы это знаете.
Ницца для туберкулеза — после гор — вредна. Жара — вредна. Раньше, леча ею — убивали. Так убили и мою мать, но может быть она счастливее, что тогда — умерла.
_______
Может быть Вы — внутри, — больнее чем я думала и верила — хотела видеть и верить? Ибо ждать от Адамовича откровения в третьем часу утра — кем же и чем же нужно быть? До чего — не быть!
Если Вы — поэтический Монпарнас — зачем я Вам? От видения Вас среди — да все равно среди кого — я — отвращаюсь. Но и это — ничего: чем меньше нужна Вам буду — я (а я не нужна — когда нужно такое: Монпарнас меня исключает) тем меньше нужны мне будете — Вы, у меня иначе не бывает и не может быть: даже с собственными детьми: так случилось с Алей — и невозвратно. Она без меня блистательно обошлась — и этим выбрала — и выбыла. И только жалость осталась (на всякий случай) — и помощь (во всяком) — и добрые пожелания.