Письма. Часть 2
Шрифт:
Словом, жду точного отчета. Постараюсь завтра окончательно не связываться. Умоляю ответить мне что-нибудь разумное, здраво-смысленное, совершенно со стороны — если умеете. (Я — не.)
Устала — и давно уже нет папирос — сосу пустую соску мундштука, удивляясь, что ни — че — го. Я уже недели 2 как ничего не делаю, ибо когда я Вам письма не пишу — я его думаю. Но это скоро кончится — п. ч. скоро — домой, а дома проснется — совесть — и здравый смысл: чтб я буду делать на пушкинских вечерах? Весь мой расчет (для Бельгии и Швейцарии) на прозу: Мой Пушкин. А её и первой строки нет. Мне нужно будет временно из нас выключиться. Но это — потом. Пока я здесь — будет так.
Обнимаю Вас
МЦ
12-го сентября 1936 г., суббота
Ch^ateau d'Arcine. (вчера — ошиблась)
…У меня так мало дней осталось — Ваших: почти ничего — и из этого ничего еще весь завтрашний день уйдет на того гоголевского — и даже державинского —
Но боюсь — т'aк, как всё это время, мне уже отсюда Вам н'e будет писаться — п. ч. нынче наконец решила, и вслух объявила — дату, и уже всё считанное.
Вчера я поднялась на 1600 метров высоты, т. е. на 1100 от С<ен>-Пьера и оттуда еще раз прощалась с Вами. Вообще, эти дни будут — сплошная растрава. Теперь Вы м. б. понимаете мой — как будто бы гадательный и даже ошибочный — стих:
Терзание! Ни берегов, ни вех…Да, ибо утверждаю, в счете сбившись,Что я в тебе утрачиваю — всех,Когда-либо и где-либо небывших, [1971]1971
Из стихотворения М. Цветаевой «Чтоб высказать тебе… да нет, в ряды…» из цикла «Провода»
т. е. всех, когда-либо и где-либо отсутствовавших в моей жизни, и еще: всех, когда-либо и где-либо мне (и всей лирической поэзии) — приснившихся.
…Есть однородное в моем вчерашнем с Вами, с горы, прощании — по всем одиноким домам, и колокольням, и зубцам — где нас с вами не было.
Никогда нигде нам с вами уже не будет т'aк… (и вот, честное слово, не знаю сл'oва) как: было бы? или: было? — здесь. Но писать буду каждый последний день.
М.
14-го сентября 1936 г., понедельник
Ch^ateau d'Arcine,
Дружочек! В феврале — либо 11-го, либо 15-го, — с моим французским Пушкиным. Ноябрь — сам отпал, ибо для моего выступления в ноябре понадобилось бы 1) кому-то уступить мне место, 2) м. б. мне самой оплатить 1/2 дороги, ибо данный комитет — нищ, а есть другой какой-то, с крупнейшими швейцарскими писателями и филологами во главе, — и тот способен на всю дорогу. [1972] Но тот — только в феврале. (Просто: первый — русский, второй — швейцарский.)
1972
Кроме парижского Пушкинского зарубежного комитета по подготовке и проведению 100-летнего юбилея со дня смерти поэта аналогичные комитеты были созданы в 36 странах.
Чт'o это был за день, за визит, за комната! Начав с последней: ни приметы обой, ни приметы стен: сплошь лица: от эмигрантской девицы в боярском кокошнике до родственного Суворова (жена Фелькнера [1973] — потомица Суворова), весь XIX в. в родственных и неродственных лицах и Widmungen [1974] — Ha всех языках — четыре стены знаменитостей. А хозяин — не державинских, а Александра III-го времен, с лица — немецкий пастор — кудри, голубые глаза — в прошлом attache financier et commercial, [1975] в настоящем — член всех существующих (и существовать перестающих) комитетов, а по призванию — оратор непрерывный. Что ни фраза — то комитет, и он его активный член, и он приветствовал X, и подносил адреса Y, и отвечал на приветствие Z, и на всех на них возлагал венки. Из имен (м. б. Вам что-нибудь скажут) запомнила: Robert Traz и Cheneviere (?) и Bernen Bouvier и Ziegler — больше не смогла: пока учила наизусть эти — проскочили все остальные. [1976]
1973
Петкович Вера Андреевна, его пра-пра-пра-внучкой.
1974
Посвященный (нем.).
1975
Финансовый и торговый атташе (фр.).
1976
Члены Международного Пушкинского комитета в Женеве: Траз Роберт — швейцарский писатель, прозаик; Шеневьер Жак — швейцарский писатель-новелист; Бувье Бернар — писатель, профессор Женевского университета; Циглер Хенри — швейцарский писатель
Реально: за 5 дней уже 4 письма его к лицам и 4 — лиц к нему, читал и показывал — отношение к моему приезду самое благоприятное, но пока речь только о Женеве, — а мне нужен Берн — как его добьюсь — не знаю — надеюсь — тогда до Вас близко — либо Вы сами спуститесь на день в Берн — на целый весь наш день. Я к Вам в Швейцарию приеду на Пушкине (на — Бесах). [1977]
Да! Оказывается он был в Варшаве слушателем моего дяди — историка — Д. В. Цветаева, и безумно
умилился тому, что я его племянница — и стал вспоминать Варшаву — и как нас ненавидели поляки — и как ни один польский студент ни копейки не дал на похороны русского (NB! насильного) профессора Барсова [1978] (?) и как мой дядя шел за гробом Барсова, а студенты обоим грозили кулаками — мой дядя после Варшавы был один из самых видных черносотенцев Москвы — Союз Русского Народа — очень добрый человек — иначе как жид не говорил. У него я, девочкой, встречала весь цвет черной сотни. Но — passions [1979] — а то я — в роли Фелькнера.1977
Т. е. за счет французских переводов Пушкина.
1978
Барсов Н. П. На его похоронах 23 ноября 1889 г. Д. Цветаев выступал с прощальной речью.
1979
Чувства, страсти (фр.).
Предок Фелькнера 200 л<ет> назад пришел из Саксонии в Россию с уставом Горного Института, который Анна Иоанновна и утвердила. В честь его — минерал на Урале: фелькнерит („в витрине — если большевики не разбили“. NВ! — и витрины и минерала).
…И бывший секретарь незабвенной Марии Гавриловны Савиной. [1980] (— „Ваш секретарь? Это больше, чем статс-секретарь!“) И сводил Художественный Театр с немцами. [1981] И устроил ввоз в Россию тела Чехова. [1982] („Мы с Ольгой Леонардовной ехали в ландо и она т'aк была рада“…) [1983]
1980
актриса Александрийского театра
1981
В. М. Фелькнер в конце 1890-х годов в Берлине помогал М. Г. Савиной и ее издателю Анатолию Евграфовичу Молчанову берлинскими публикациями о гастролях савинской труппы
1982
А. П. Чехов умер в Германии, куда в начале июня 1904 г. уехал для лечения туберкулеза. Гроб с телом Чехова был перевезен в Москву. Захоронение состоялось на Новодевичьем монастырском кладбище.
1983
О. Л. Книппер-Чехова — актриса МХТ, жена А. П. Чехова.
Я сжимала и разжимала руку на ручке кресла и старалась не глядеть на все, что на меня глядело (желтыми фотографическими глазами) с четырех стен его чиновно-артистического прошлого.
Несколько раз у меня был соблазн спросить о Вашем отце, которого он не может не знать (знает всю прошлую чиновную и аристократическую Россию + всю нынешнюю русскую и нерусскую Швейцарию) — но каждый раз удерживалась — из сложных чувств, одно из которых — словами: — я не хочу, чтобы среди этого потока равнодушных мне имен было произнесено Ваше имя — ради которого я этот поток имен и лиц — на себя и приняла, которым (непроизнесенным) его и вызвала.
Ибо знайте одно: мне Швейцария не нужна: мне нужна Ваша радость, нужна своя нужностъ — Вам, мне нужен наш день (по возможности — два, по невозможности — один). И только ради этого — все эти комитеты, комиссии и express'ы (NB! у меня уже есть свое dossier: глазами видела!) — и даже моего Пушкина, т. е. впервые настоящего Пушкина по-французски — швейцарцы услышат из-за Вас.
Итак, нуждайтесь во мне и радуйтесь мне до февраля.
________
Иногда, когда уже совсем нестерпимо становилось — слушать и воображать (у меня роковой дар — тут же — глазами — видеть — все)… все эти безразличные вещи („Лига Наций“, „председатель“, „вице-председатель“, Вильгельм, надевающий брошку Савиной — и вдруг — Савинков, кн<язь> Львов, <19>19 г., зеленый стол, Париж — и вдруг Сэр X, а за ним Литвинов, и только за ним — какой-то поляк) я вдруг мысленно ставила перед собой Ваше лицо — которое так мало знаю, в которое никогда не глядела — (но я знала: Ваше!) и словами говорила себе:
— Ничего. Только т'aк достают — сокровище. [1984]
И мне самой смешно и радостно, что все это (до февраля не меньше 60-ти писем: людей друг к другу, их — мне, моих им) из-за человека, которого я не знаю, лица которого не помню и который мне, очевидно, дороже дорогого.
…Обстановка нищая, 2 комн<аты> — 5 человек. Жалобная мебель. Жалобный (наш, ванвский — наизустный) обед. Сердечность.
…А поток — покойников. (Ф<елькне>ру минимум 70 лет). — „Когда я хоронил такого-то“… — …Мой 45-летний приятель, к<оторо>го я на днях хоронил… — „Когда мы с вами (обращ<аясь> к моей спутнице) хоронили милейшего Григория Иваныча“… и т. д.
1984
Фрагменты картины, воображаемой Цветаевой:
Эпизод во время гастролей Савиной в Берлине. После спектакля «Василиса Мелентьева» присутствующий на нем германский император Вильгельм II лично наградил исполнительниц главных ролей, Савину и Стравинскую (играла царицу Анну)