Питерские каникулы

И я застыл в полном изумлении.

– Ты расскажешь это избирателям, - засмеялся Герман и стал, прихрамывая, слезать с верхушки ели.

– То есть, ты, конечно, гад, - отметил Пармен.
– Но харизму не пропьешь. А теперь пошли скорее в клуб "Кронштадт", избиратели заждались!

Пока мы бежали, Катя рассказала мне, что дыбороссам пришлось выбираться из сарайчика по трубе, для Александры Александровны разломали крышу, а сук так никто сдвинуть с места и не смог.

– В такие могучие руки и страну отдать не жалко!
– восхищался Мишка завистливо.

– Да не хочу я такую тяжесть, - отнекивался я.

– Избирателям объяснишь!
– хором налетели Пармен и Александра Александровна.

Клуб "Кронштадт" оказался таким же, как в Стрельне, только с колоннами и желтенький, да и народу в него могло войти раз в сто больше. Весь этот народ, однако, входить до меня не хотел, а приветствовал меня, неустойчиво волнуясь на крыльце, и прыгая, и бия себя в грудь.

– Пустите, мы привели единого кандидата!
– рокотала Александра Александровна.

– А у него с собой есть?
– волновались избиратели.

– Целая бочка!
– потрясал Пармен.

Избиратели расступились, по-прежнему волнуясь; Варька и Катя взяли меня под руки, и мы, подняв носы к небу, проплыли среди толпы втроем. За нами протиснулась Александра Александровна, а уж за ней Герман, Пармен и Мишка. Они несли бочку, и их охраняло кольцо ментов, чтобы избиратели раньше времени нас не растерзали.

Сцена все близилась; наконец Варька и Катя разошлись в стороны, а я взошел к микрофону. Толпа волновалась и лезла в двери.
– "Однако как много народу живет в Питере!" - подумал я.

– Лучший кобель города!
– вскричали избиратели.

– Егор, достань мороженого!

– Егор, Егор, кто чемпионом мира будет?

– Егор, покажи, как ты бутылку водки на четыре секунды быстрее, чем она сама!..

Я сделал руками умиротворяющие пассы.

– Все по порядку. Чемпионом мира будут немцы. Водку уже наливают и сейчас принесут. Мороженое в другой раз. А сейчас я хотел бы все же...

Избиратели насторожились. Я смущенно хмыкнул и облизнул губы.

– Понимаете, я не могу быть кандидатом.

– Но почему?
– крикнул мой знакомый лысик откуда-то от дверей.

– Видите ли, мне нет двадцати одного года. Пока.

– А когда у тебя день рождения?
– поинтересовались из толпы.

– В сентябре, - ответил я.

– А в чем же дело тогда?
– простодушно удивились люди.

Тут до меня наконец дошел весь идиотизм ситуации. Наступила милая тишина; народ хмурил брови и ждал от меня ответа.

– Ах ты черт, тебе что, и восемнадцати нет?!
– шепотом догадался Герман где-то сбоку.
– Ай, блин, молчи, не признавайся, съедят!

Я поднатужился и посмотрел людям в глаза.
– "Ты не рожден для политики", - сказала, перебирая четки, королева Изабелла, усмехнулась, вспыхнула красно-черным пламенем и ушла насовсем.

– Да нет, - сказал я, прокашлявшись.
– Вы не так поняли. Понимаете, мне семнадцать лет. Вот какое дело. Я приехал поступать в вуз, и если не поступлю, то меня заметут в армию...

Катя и Варька переглянулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего; Герман в ужасе схватился за голову. Я же ждал с бестрепетной душой деянью правому последствий. Последствия не замедлили: ропот пошел по нарастающей, по толпе прошел дружный вздох негодования, а потом из задних рядов послышался одинокий подозрительный голос:

– А где наша водка?

– Чем же это она ваша, - не выдержал Мишка.
– Она теперь наша, а не ваша! Если Егор не кандидат, то и поить вас не за что! Эта водка нам для другого раза пригодится.

– Э, э!
– завопили уже несколько голосов.
– Водка наша, вы обещали!

– Так мы что обещали!
– закричал Герман, бледнея и пытаясь повалить бочку набок, чтобы укатить ее.
– Егор, помогай!
– Мы обещали... если вы за Егора!..

– Жадина-говядина, пустая шоколадина!
– взревели уже все хором.

Кое-кто уже карабкался к нам; Пармен скакал по краю сцены и отчаянно отпихивал народ каблуком, что-то беспорядочно выкрикивая; Александра Александровна пыталась пробиться ко мне, Катя и Варька, как княжны Таракановы, залезли на спинку задней скамьи и прижались к стене - лица у обеих были бледные и перепуганные.

– Эй, Герман, - попытался я позвать на помощь, но кривоногий герцог уже залез на занавеску, откуда разъяренная толпа пыталась его сдернуть.

Меня обступили какие-то абсолютно дикие мужики; никогда не думал, что в Питере, культурной столице, люди позволяют себе выходить на улицу с такими мордасами; потрясла меня, признаться, и переменчивость нашего народа, и та легкость, с которой они сменили уважение к мне на полное непонимание и агрессию.

– Водку отдай, щенок!
– шумели они, злобно выпихивая из-под меня бочку.

– Слезай с бочки, кому говорят!

– Вместо рук спички вставим!

– Знаете что, - еще раз попытался я, - это не моя компетенция, вон на люстре сидит Мишка, обращайтесь к нему...

Ляснуло, треснуло, выбило искрами, потолок кувырнулся.

– Задушу!
– закричал я из последних сил.

Кругом мелькали потрепанные брюки, наши беспорядочно бежали, народные массы ломились к спиртному.

– Эй, потеснитесь!
– я раздвинул лес чужих ног, привстал, как против ветра, и пошел к бочке.

Там, у бочки, мужик с победным кряхтением ковырял крышку гвоздодером, одновременно другой рукой хватая за лицо всех, кто приближался к нему слишком близко. Давка там была такая, что мне пришлось подпрыгнуть, - я схватил гвоздодер за другой конец, и мужик от неожиданности его выпустил.

– Дебил, отдай мой инструмент!
– ахнул мужик в изумленном гневе. Ребята, отбирай!

– Шухер, менты!..

Я повернулся и увидел, что в зал, топоча, парами влетают омоновцы, и что Варя и Катя, стоя в проходе, неистово машут им руками и торопят. Гвоздодер с размаху полетел в люстру; она с сипением брызнула искрами и погасла. Враждебные вихри сомкнулись над моей головой.

11

Из состояния небытия меня вывел рассудительный голос, предлагавший:

– Давай я утром за машиной поеду, а ты мясо замаринуешь...

"Какое еще мясо", - подумал я. Лежать мне было крайне неудобно и стремно; да и шашлыков мне, кстати, совершенно не хотелось, о чем я и заявил, не открывая глаз.

– Ого!
– изумились там, снаружи, на мое заявление.
– Мы уже языком болтаем.
– Соня, подержи вот так.
– Мы уже очухались, или это во сне?

– Уже, - ответил я кратко, и открыл глаза.