Плач богов

– Хотите сказать… - похоже, недавняя вспышка беспричинной ревности (только этого ей не хватало для полного счастья) или последние слова Киллиана сделали своё чёрное дело, влив в её вены неслабые дозы смелости. Но она так и не отвела взгляда от его совершенного лика и прошивающих насквозь глаз. Хотя он и не пытался никуда сбегать, даже напротив, и вёл её в танце (ни разу не осудив за неуверенные и далеко не изящные ответные шаги), и при этом смотрел только на неё, будто вокруг них более никого не существовало, сократив расстояние между их лицами до непозволительной близости. И от последнего захватывало дух не меньше, чем от прикосновений этого человека и от того, как он вёл её в танце, будто абсолютно ничего не предпринимая со своей стороны, чтобы подчинять её движения своим – направляя, делая неожиданные развороты, наступая и совершая во истину головокружительные па. А то, как ей приходилось ощущать его руки на себе… Пусть он и не позволял себе ничего лишнего, но это ничуть не мешало ему оплетать свою жертву колдовской паутиной, довольствуясь лишь доступными в эти минуты возможностями. И его взгляд тоже входил в число данных возможностей, как и голос, как и слишком осязаемое тепло, исходящее от его гладиаторского тела.

Представить себе, как эти руки, столь изящно затягивающие её в водоворот танца, могли с нещадной болью сжать её горло, как когда-то сжимали лебединую шейку Софии Клеменс… не составляло какого-то особого труда. И от этого становилось ещё жарче и ещё более не по себе, чувствуя, как после очередной вспышки неконтролируемых страхов спину и обнажённые участки тела обдаёт липкой испариной, которая потихоньку стягивалась в бисеринки холодного пота.

– Что вы разбираетесь во всех существующих танцах? Знаете, какие отличия у того или иного танцевального стиля и без какого-либо труда продемонстрируете любой из них?

– Вас смущает только это или же сама мысль, что какой-то там портовый грузчик может не только рассказать, но и показать, чем отличается мазурка от кадрили?

На какое-то время у Эвелин отняло дар речи. Увы, но читать по лицу Киллиана Хейуорда она не умела, как и понять по тону его голоса, говорил ли он всё это с полной уверенностью о том, что она не знала, кто он на самом деле, или же всё-таки иронизировал, поскольку был в курсе всех её представлений о его не такой уж и тайной жизни.

– Вы слишком… грациозны для какого-то там портового грузчика. И, насколько я могу судить о подобных вещах, мужчина не способен выработать столь манерные движения в более зрелом возрасте, если его не учили этому с детства. Или же… ваша учительница по танго оказалась не в меру одарённой, как и её ученик.

– Надо признаться, вы на редкость наблюдательны. – даже столь безобидной на первый взгляд фразой он решил воспользоваться, как очередной из возможностей всмотреться в лицо девушки с более подчёркнутым вниманием и без какого-либо стеснения.

Если взором и можно прикоснуться, то данной способностью этот мужчина владел в совершенстве, как и изощрённым умением смущать умы наивных дурочек, путать на раз их сумбурные мысли и вызывать шквал несовместимых с происходящим эмоций. Ну и, конечно же, заставлять немощные сердечки оных трепыхаться пойманными в силки птицами, из коих им уже не вырваться и не спастись в буквальном смысле.

И как бы со стороны это не выглядело печально для последних, переживать всё это на собственной шкуре было куда ошеломительней и страшней. Потому что обезумевший стук собственного сердца сводил с ума вместе с испытываемыми эмоциями именно тебя, будто намереваясь разорвать изнутри, а то и сжечь заживо.

– И я более, чем уверен, что Полин успела рассказать вам обо мне достаточно занятных подробностей, чтобы составить некую картину о моей скромной персоне.

– Я ничего о вас не составляла! Это не в моих… привычках… Выдумывать что-то о незнакомом мне человеке со слов других людей.

– Прямо-таки совсем-совсем ничего? И даже ни разу не вспоминали?

В этот раз даже осознание о наличии маски на лице не дало и сотой доли облегчения, поскольку алым румянцем вспыхнула не одна лишь кожа под оной. Казалось, опаливающим жаром всесжигающего смятения залило от макушки и до самых пят, отчего даже глаза заслезились, а перед взором замельтешило пульсирующими пятнами из-за вскипевшего в висках адреналина.

Скрыть подобное состояние от подобного человека?.. Да лучше сразу умереть не месте!

А она-то, глупая, понадеялась, что он никогда об этом не рискнёт упомянуть. Неужели решила, что подобные люди должны наследовать от своих именитых родителей кровное благородство и честь, а не приобретать данные качества при соответствующем воспитании?

– И что я по-вашему должна была вспоминать? – и почему она не выпалила тогда что-то вроде «Вы в своём уме?!» и не стала вырываться из его рук? Может растеряла остатки своего здравого рассудка, а вместе с ним – способность к самозащите?

Причём ответная улыбка Хейуорда буквально захлестнула по всем враз раскрывшимся уязвимым точкам шокирующим разрядом, от которого ещё больше затряслись поджилки, а из мышц и суставов будто схлынули остатки физических сил. Не держи он её столь крепкими полуобъятиями, точно бы упала.

– Думаю, у вас достаточно накопилось на этот счёт нужных воспоминаний, о которых не принято говорить в вашем привычном окружении. Но делиться ими хотя бы с тем, кто вас поймёт или же всецело примет вашу сторону…

– Я ни с кем ничем не делилась!.. И, надеюсь, вам тоже хватило для этого ума!.. И… ии… Упоминать о таком прямо сейчас… Вы действительно думаете, что мне захочется после такого обсуждать с вами хоть что-то вообще и уж тем более продолжать танцевать дальше?

– А вам действительно многое из произошедшего кажется настолько вопиюще неуместным, что, если пытаться делать вид, будто ничего из этого никогда не было и не случалось в помине, то оно сразу же каким-то чудом исчезнет из наших жизней и больше нигде не всплывёт?

– Так вы для этого меня… потащили танцевать? Чтобы шантажировать тем, что мне хотелось бы забыть раз и навсегда?

– Шантажировать? Вы серьёзно решили, что я способен на такую низость?

– Тогда зачем вы заговорили об этом?

– Мне казалось, что вы и в самом деле, если и не отличаетесь от представительниц своего круга, то хотя бы пытаетесь не быть похожими на них.

– Но при чём здесь… воспоминания?

– При том, что я пригласил вас на танец, в котором нет ограничений для чувств и желаний. Его не просто так запрещают в публичных местах. Он настолько откровенен и вынуждает партнёров открываться друг перед другом до таких глубин человеческих душ, что даже все существующие слова на его фоне просто меркнут, а всё остальное превращается в жалкое подобие того, что мы привыкли называть бурной страстью или той же любовью. Неужели вы думали, что я сумею устоять перед подобным соблазном и не попробовать вызвать вас на откровенность? Держать вас в своих руках, вдыхать ваш запах, чувствовать льнущее ко мне тело и не мечтать сорвать с ваших губ мимолётного поцелуя?

– Вы действительно… сошли с ума… если рассчитывали на всё это… - ей хотелось если и не выкрикнуть, то хотя бы прорычать негодующим возгласом в его… губы, которые уже практически касались её задыхающегося ротика, пусть и не буквально, но обжигающим дыханием и сводящей с ума близостью по любому. Вот только вместо показательного возмущения с её языка срывался немощный лепет, а тело не просто слабело, а с катастрофической скоростью теряло физическое равновесие и контроль над поглощающими её страхами. Или это были уже не страхи, а человек, который держал её, лишал рассудка и вытворял с её чувствами невесть что. И она абсолютно ничего не могла с этим поделать, поскольку больше не имела над собой прежней власти и не знала, как это исправить. Да и хотела ли, поскольку ведать теперь не ведала, как управлять даже собственными желаниями.