Плач богов

– Что-то случилось? На тебе лица нет. – Полин приложила заботливым жестом ладошку к пылающей алым румянцем щеке Эвелин, обеспокоенно хмурясь и пытливо заглядывая в полупустые глаза подруги, будто обладала способностью читать чужие мысли. – Это тебя так Килл расстроил?

– Я просто сильно устала. Не привыкла до такого часа активничать. И постоянно переживаю о том, что происходит в Терре Промиз. Всё кажется, что наш побег обнаружили и подняли полную тревогу на наши поиски.

– Ну, хорошо. Я и сама за последние месяцы поотвыкла от подобных вылазок. Думаю, для первого раза было более, чем достаточно и для незабываемых впечатлений, и для маленьких развлечений. А что с Киллианом? Куда он подевался?

– Без понятия. Может решил отлучится на несколько минут, так сказать, зайти за угол.

– Ты хочешь ехать прямо сейчас? Не важно, в его присутствии или без? – Полли продолжала вглядываться в лицо Эвы, словно прекрасно догадывалась, что с той не так. – Или даже уйти, не попрощавшись?

– Думаешь, он сильно расстроится?

– Думаю… ему не помешает хотя бы разочек проветрить свою голову в полном одиночестве.

Видимо, Полин понимала куда больше, чем представлялось до этого, но и не донимала с расспросами по тем же причинам, за что Эвелин была ей премного благодарна. Хотя по началу и нервничала. При чём из-за многих обстоятельств. И из-за Хейуорда тоже. Поскольку совесть никогда не спрашивала, когда ей просыпаться и когда начинать изводить свою хозяйку соответствующими муками. А с ней и без того слишком многое случилось (даже через чур многое), что не могло не оставить её в покое и не донимать разбушевавшимися эмоциями и пережитыми моментами. Поэтому желание сбежать отсюда (не оглядываясь и не выискивая за спиной знакомый силуэт мужчины) было вполне обоснованным. Разве она кому-то что-то должна? Или она обязана перед кем-то оправдываться, за то, что поступила именно так, а не иначе?

Конечно, это был всего лишь постыдный побег, так как оставаться здесь после того, что она сделала было бы крайне неблагоразумным при любом раскладе. Но разве она сделала что-то дурное (если не считать своего первого поцелуя с человеком, которого одновременно презирала, ненавидела, а теперь ещё и хотела!) или оскорбила кого-то незаслуженно? Тогда откуда это пакостное ощущение будто размазанной на душе грязи, от которой тянуло поскорее отмыться или же вырвать из памяти испорченным фрагментом отвратного кошмара. Ещё и чувство изматывающего страха на грани растущей паранойи. А вдруг он сейчас вернётся? Вдруг захочет что-то ей сделать?!..

– Всё будет хорошо. Главное, не волнуйся. Сама знаю, как чувство свободы по началу бьёт в голову, а потом возвращает на землю чем-то вроде отрезвляющего похмелья. Сейчас вернёмся и уложим тебя в тёплую постельку, а то уже дрожишь. Лицо горит, а руки ледяные – признак физического утомления и эмоционального дисбаланса. Со мной тоже такое частенько происходит, когда не рассчитываю сил на какие-то действия.

Наверное, Полин просто что-то говорила, лишь бы говорить и отвлекать подругу пространными беседами ни о чём. И Эвелин была ей безмерно благодарна ещё и за это. И в первую очередь за то, что та не стала расспрашивать, что же с Эвой случилось и почему ей срочно захотелось вернуться в Терре Промиз. А ещё просто хотелось прижаться к Полли, положить той на плечо свою отяжелевшую голову, закрыть глаза и просто ехать, не проронив ни слова со своей стороны.

Да, молча и желательно без мыслей. Она не хочет ни о чём думать и в особенности вспоминать! Не сейчас! Не сегодня! Не для того она убегает и нервно сжимает в пальчиках складки юбки на бёдрах. Если бы можно было как-то забыться, что-то для этого выпить или отключить и тело, и разум. Только как? И оставаться одной – тоже не выход. Ей нельзя этого делать ни в коем случае, иначе придётся включать память и снова чувствовать то, что с ней делали, а, значит, переживать заново всё, что с ней тогда происходило и что до сих пор продолжало зудеть в её коже, будто царапая острыми коготками, но отнюдь не до боли, а сладким раздражением – отпечатками чужих пальцев и губ. Кто бы мог подумать, что они сумеют её обнажить, даже не сняв с неё одежд, но, по крайней мере, заставив ощущать себя таковой. И откуда ей было знать, что теперь ей самой захочется потянуться к ним своими руками, то ли в желании прикоснуться, как к нечто реальному и живому, то ли прикрыть от чужих глаз, как телесную наготу, которая всем теперь видна.

Кажется, она сходит с ума. Или это из-за страхов? Или из-за всего сразу? Как и из-за понимания, что же она натворила, не задумывавшись в нужный момент о возможных последствиях. Значит, она сошла с ума ещё до этого! И никто её не остановил! Некому было её тогда одёрнуть и предостеречь от совершаемого безумия.

И что теперь? Как ей с этим жить дальше, да и доживёт ли она вообще хотя бы до завтрашнего утра?

– Может хочешь принять ванную или выпить горячего чаю? – уже где-то через час, когда они доехали окольными путями до конюшен Терре Промиз, а оттуда пробрались через служебные помещения подвального этажа к служебной лестнице и по оной в крыло с жилыми покоями, Полин помогла Эвелин и раздеться, и распустить тяжёлую причёску, и подобрать ночную сорочку на сон грядущий. Судя по звукам, доносившихся из открытых настежь дверей балконов первого этажа, бал и не думал заканчиваться. Ну и в комнатах Полли их никто не поджидал, а до этого не устраивал организационных поисков двух беглянок по всей территории поместья.

– Было бы неплохо, но лучше не сегодня и не сейчас.

Если бы ей предложили какое-нибудь средство для моментальной отключки от реальности и чувств, его бы она приняла даже не задумываясь.

– Ты вся прям как струна натянутая. Напряжена и дрожишь. Даже прикасаться боязно, а то вдруг лопнешь. – но Полин всё-таки попыталась растереть спину, плечи и руки подруге своими горячими ладошками, в надежде снять чужую скованность столь незатейливым способом. – Надеюсь, ничего дурного не успело произойти, иначе буду корить себя до конца своих дней из-за того, что потянула тебя в город, не задумываясь о последствиях. Папенька всегда меня предупреждал, что мой эгоцентризм до добра не доведёт.

– Всё хорошо, честно.

– Лин, ты только не замыкайся. Говори сразу, что тебе нужно. Горячего молока или чего-нибудь съесть. Тебе же нужно как-то успокоиться, а то ведь не заснёшь совсем.

– Нет, правда, всё нормально. Может немного перенервничала. А есть и пить я сейчас уж точно ничего не смогу.

Казалось, они не затрагивали болезненную тему разговора как раз по причине неуместного напоминания о произошедшем и то, что Полли не расспрашивала о случившемся, невольно наводило на мысль, будто она всё знает, поэтому так и печётся над подругой, как та курица над единственным цыплёнком.

– Тогда в кровать! И если не спится, не молчать! И ни в коей мере не рыдать в подушку. Чёрт, я так надеялась, что остаток мы ночи будем шептаться и делиться всякими глупостями. Прямо как в пансионе, когда ждёшь пока дежурная смотрительница не задремлет от лишки портвейна в чае, и тогда уже пускаешься во все тяжкие. Только в нашем случае не нужно переживать, что нас кто-то застукает за неподобающими вещами и накажет публично на весь класс. Можно безобразничать в буквальном смысле этого слова.

– И часто ты так безобразничала в пансионе? – ну хотя бы Эвелин удалось улыбнуться в ответ, при чём искренно, пусть и немного натянуто. – Боюсь даже поинтересоваться, до каких крайностей ты там доходила.

– Думаю, не дальше тех, до которых доходила ты со своими сокурсницами-гимназистками в вашем учебном пансионе.

Пол пришлось взять её за руку и чуть ли не принудительно повести в сторону огромной, во истину королевской двуспальной кровати на возвышении из двух ступенек, под обязательным балдахином из белоснежной тюли и маскитой сетки. Хотя назвать данное ложе двуспальным тоже было несколько поспешным, ибо на нём могло запросто поместиться человека четыре, а то и пять. Во всяком случае, Эва могла временно отвлечь себя разглядыванием окружающего интерьера, особенно после того, как вместе с Полин забралась в мягчайшие сугробы белоснежной постели и позволила себе немного расслабиться (и не только физически).

Ощущения были действительно непривычными и мало с чем схожими. Тело и ноги гудели так, словно через них пропустили слившиеся звуки как минимум пары катящихся по рельсам поездов и грохота огромного литейного завода, и теперь этот хаотичный отзвук будто поглощённым эхом звенел в костях и буквально дребезжал по нервным окончаниям, вздыбливая на коже наэлектризованные волоски. И чем больше девушка пыталась расслабиться, тем ощутимей уплотнялся этот кокон, как снаружи, так и изнутри, сквозь который, ко всему прочему, пытались прорваться невидимые пальцы сильных мужских рук.