Плачь обо мне, небо

— Скажи Ульяне, чтобы чаю мне горячего принесла, с молоком, — останавливаясь у двери и таким коротким распоряжением отсылая кухарку, Катерина проскользнула в спальню и только после этого смогла шумно выдохнуть, расстёгивая ворот офицерского мундира: надлежало срочно переодеться в домашнее платье и убрать волосы, прежде чем возвернется дядюшка.

А еще следовало хотя бы пару строк Дмитрию черкануть, предотвратить возможное беспокойство: ведь сегодня в поместье Шуваловых она уже не вернется. И что-то подсказывало Катерине, что свидеться с женихом сможет уже не скоро.

***

Хоть и венчала голову государыни Марии Александровны императорская корона, внутри она оставалась все той же немецкой принцессой Софией Марией Августой, близкой к народу и сострадательной к каждому вне зависимости от его положения. Тому же учила она своего старшего сына, и радостно было Императрице видеть, что цесаревич не гнушается общением с простыми людьми: матери просили его благословить их детей при рождении, молодые пары — присутствовать на их браковенчании. Ежели случалась возможность, Николай никому не отказывал: народ любил Наследника Престола и желал такого царя. Оттого причины, что побудили князя Голицына задумать покушение на цесаревича, для Марии Александровны были совершенно неясны, быть уверенной в его защите она не могла и всякий раз, когда Николай покидал дворец, государыня переживала сильнее обычного.

О том, что сегодня цесаревич вновь отлучился, отказавшись от охраны, Императрица узнала от фрейлины Ланской, казалось, всегда готовой принести ей дурную весть. За окнами Зимнего уже сгустились сумерки, готовясь погрузить осенний Петербург в сон, напевая ему колыбельную шального ветра, а вестей о Николае никто не спешил доносить. Вместо того собравшиеся в гостиной государыни фрейлины с жаром обсуждали премьеру оперы Жоржа Бизе в Париже, да роман какой-то актрисы с потомственным дворянином, к тому же, женатым. Звонкий щебет и излишне громкий смех Ланской не лучшим образом влиял на головную боль Марии Александровны, но разогнать девушек ей не хватало сил. Не стоило им показывать, как она устала, и тем более давать понять, что ее не отпускает волнение за сына.

Пожалуй, мигрень бы усилилась, если бы распахнувшаяся в гостиную дверь не поспособствовала внезапной тишине. Девицы вмиг вспорхнули с обитых алым бархатом кресел, одновременно склоняясь в реверансе перед вошедшими в покои Ее Величества цесаревичем и Императором. В следующую секунду, повинуясь молчаливому жесту государыни, они покинули Золотую гостиную.

— Вы бледнее обычного, Maman, — целуя руку матери, обеспокоенно заметил Николай.

— Ваше поведение не способствует улучшению моего здоровья.

Заслуженный упрек был встречен покорно опустившейся головой. Видит Бог, он не желал давать матери причин для беспокойства, но охрана тотчас бы выдала его положение и свела на нет все усилия остаться неузнанным. Да и нечего ему бояться в Петербурге: дело о покушении расследовано, да и нет никаких оснований для второй попытки со стороны недоброжелателей.

— Вы обещалась вернуться к ужину, — продолжила Императрица, с укором глядя на сына.

— Я защищал честь девушки — Вы же знаете нрав Василия Андреевича: к беседам с ним стоит приговаривать особо опасных преступников.

Покойная Императрица Александра Федоровна говаривала, что привычку шутить во время серьезных разговоров Николай перенял от своего отца; сам Император утверждал, что Наследник чувствовал себя излишне привольно из-за избытка внимания, полученного в детстве. Как бы то ни было, иной раз сдержать ироничное замечание цесаревич не мог, о чем впоследствии раскаивался.

— Надеюсь, Вы не стали вызывать графа на дуэль? — хоть и был задан этот вопрос цесаревичу, взгляд Марии Александровны был направлен на стоящего подле мраморного камина Императора: напоминание о днях минувших изогнуло его губы в едва заметной улыбке.

— Будьте покойны, Мари, мое безрассудство Николаю не передалось, — уверил супругу государь.

— Зато упрямства с лихвой досталось, — шутливо укорила его Императрица, на щеках которой даже слабо проявился румянец.

— Позвольте, — в том же тоне не согласился с ней Александр, — здесь и Ваша заслуга имеется. А иной раз и мой покойный батюшка являет себя: даже мне порой страшно становится, — посмеиваясь, Император взглянул на сына, припоминая тому сегодняшний эпизод в кабинете.

— Что же Вы тогда, Ваше Величество, с Императором спорить изволите? — не преминул ухватиться за последнюю фразу цесаревич, также продолжая разговор о недавнем инциденте. Хоть и задан сей вопрос был непринужденно, с оттенком иронии, взгляд Наследника Престола говорил о том, что он абсолютно серьезен и не желает ничего забывать. Государь нахмурился: вновь поднимать эту тему при супруге он не желал, а сын, похоже, намеренно все вел именно к тому.

— Вот когда займешь мое место, тогда и вернемся к этому вопросу, — попытка разрешить все очередной полушутливой фразой не дала ожидаемых результатов.

— Скольких еще безвинно к тому моменту Третье Отделение сгноит в застенках Петропавловской крепости?

Мария Александровна совершенно не понимала, куда зашла беседа между отцом и сыном, но явственно ощущала нарастающее в гостиной напряжение. Николай редко вступал в споры, будучи не склонным к конфликтам, особливо с Императором. И если он начинал перечить отцу, причина на то действительно имелась.

— О каких без вины приговоренных Вы говорите?

— Мари, Вам не стоит волноваться попусту: в нашем сыне говорит Ваше слишком доброе сердце, — успокаивающе коснулся плеча супруги государь, бросая предостерегающий взгляд на сына.

Увы, тот не внял молчаливой просьбе.

— О тех же, которым не было воздано по заслугам. О девушке, которой мы обязаны своей жизнью.

— Говорите прямо, Николай, — потребовала Императрица: смотрящие прежде с нежностью глаза приобрели твердость взгляда. Из позы её ушла прежняя расслабленность, и сейчас от хрупкой фигурки веяло настоящей силой и непреклонностью. Хоть и продолжала Мария Александровна сидеть на кушетке, цесаревичу казалось, что она смотрит на него сверху вниз.

— Причиной моей задержки стала аудиенция у Его Величества, которой была удостоена княжна Голицына. Император отдал распоряжение о ссылке всей её семьи за границу, однако Екатерина Алексеевна осталась в России, дабы увидеться со своим батюшкой.

— Вы не дозволили девушке навестить отца? — переведя взгляд на государя, Императрица поджала губы. — Александр, Вы всегда корили покойного Николая Павловича и обижались на него за его жесткость, и теперь сами же поступаете, как он?

— Князь Голицын организовал покушение на нашего сына, Мари. Он посмел посягнуть на жизнь Наследника Российского Престола, и Вы хотите, чтобы я дозволил ему свидание с кем-либо из родных?

— Однако если бы не вмешательство Екатерины Алексеевны, выстрел был бы точным, — напомнил о заслугах девушки цесаревич, всё так же не сводя глаз с Императора.

В Золотой гостиной повисло молчание, не нарушаемое даже мерным ходом напольных часов, намедни остановившихся. Даже из нескольких обрывистых фраз, брошенных в качестве контраргументов, Её Величество смогла сложить нечеткую, но вполне понятную картину. И оная ей совершенно не нравилась. Потому что милосердное и отзывчивое сердце Марии Александровны требовало защиты для той, что стала невольным ангелом-хранителем её сыну, но как Императрица она не могла не принять во внимание родство княжны с человеком, желавшем смерти цесаревичу. И какое бы решение ни стало окончательным, оно не окажется единственно верным.