Пламя и крест. Том 1

«Не так просто быть трактирщиком в Кобленце», – подумал Ловефелл, когда ему удалось преодолеть все препятствия и, наконец, оказаться в полном гостей зале. Люди в нём кишели, словно в муравейнике. Вышибала указал ему Брандта, который стоял на втором этаже и озабоченным хозяйским взглядом наблюдал за толпой.

– Здравствуйте, господин Брандт, – вежливо сказал Ловефелл, когда уже поднялся по лестнице.

– Здравствуйте, чем могу служить? – Трактирщик даже не посмотрел в сторону гостя.

– Лишь вежливым ответом на мой скромный вопрос.

Брандт поднял голову и внимательно посмотрел на Ловефелла.

– Не ошибаюсь ли я, что вы... – Он сделал паузу.

– Арнольд Ловефелл, к вашим услугам, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона.

– О, как приятно! – Воодушевился трактирщик, и, как Ловефелл мог заметить, эта радость была не совсем фальшивой. – Прошу, господин Ловефелл, в мой кабинет. Там нам будет и тише, и спокойнее.

Они протиснулись среди бочек и коробок, а потом Брандт толкнул дверцу, ведущую в маленькую комнатку, где единственной мебелью были стол и два стула, один из которых стоял, словно жеребёнок, ноги которого разошлись на скользком от дождя лугу.

– Садитесь, мастер Ловефелл, прошу вас. – Хозяин придвинул гостю лучший стул, а сам осторожно присел на повреждённый. – Чем я могу вам служить? Может, стаканчик вина?

– Вино в хорошей компании всегда по вкусу, – ответил инквизитор, а Брандт, услышав эти слова, начал лихорадочные поиски, которые завершились нахождением двух кубков и большой бутыли.

– Солёного огурчика? Ветчины? А может, чего-нибудь посытнее? Зразы с кашей? Я сейчас крикну, нам принесут...

Ловефелл покачал головой и перешёл к делу:

– В прошлом году у вас был договор с монастырём Братьев Меча на поставку пива, так ли это?

– Точно, мастер Ловефелл. Очень прошу, зовите меня Генрих. Генри, значит, если угодно.

– Конечно, Генри. Насколько мне известно, в разгрузке поставок тебе обычно помогал один мальчик...

– Ах, этот... – Брандт покачал головой. – Хороший парень. Потому что, видите ли, я лично занимался поставками, чтобы оказать монахам уважение. Парень был работящий, вот я и взял его в помощники.

– Можете ли вы мне что-нибудь о нём рассказать? Кто он такой, из какой семьи?

Брандт ущипнул нижнюю губу.

– Мастер Ловефелл, честно говоря, никому другому я бы этого не сказал, но вам, конечно, расскажу, что знаю.

– Это очень любезно с твоей стороны, – ответил инквизитор. – Я весь внимание.

Трактирщик отпил два глотка вина.

– Скажу прямо: мать этого малыша была ведьмой. Четыре года назад она была арестована и осуждена.

Вот оно как, подумал Ловефелл с удовлетворением, что достиг, наконец, финала дела. Мордимер ведьмин сын. Этого он и в самом деле мог ожидать. Инквизиториуму происхождение его подопечного ничем не мешало. Наоборот: он был рад, что парень унаследовал силу, ибо такие неразвитые, спонтанные способности сулили ему гораздо лучшую будущность.

– Её сожгли?

– Да, сожгли. На Цветочном Рынке. Зрелище было – заглядение.

– Ты там был?

– Был, мастер Ловефелл, там полгорода было. Ибо его мать была известна, ох, известна. Чудная женщина, не один на неё точил зубы... Называли её Прекрасной Катериной.

– Помнишь, как она выглядела?

– Помню, мастер Ловефелл, помню. У неё были волосы настолько чёрные, что аж блестели, словно намасленные крылья ворона. И такие длинные, говорили, что могли окутать её, как плащом. И при этом белейшая кожа... Никогда не позволяла, чтобы её коснулись лучи солнца. Даже в не слишком ясный день служанка всегда носила над ней зонт.

– Ты прекрасно всё запомнил, – усмехнулся Ловефелл.

– Ну что ж, – вздохнул Генри. – И я был в неё влюблён, что тут скрывать. Но эта дама была не для таких, как я. Одаривала отношениями лишь тех, кто имел тугую мошну. А впрочем, даже и этого не хватало. Мало ли богатых купцов к ней подкатывали? Однако она выбирала не только богатых, но и значительных. И даже из них, опять-таки, не так много было тех, кто мог похвастаться, что помешал своим ковшом в её котелке.

– Ведьма-куртизанка, – улыбнулся Ловефелл. – Она, должно быть, была исключительной женщиной.

– И что ей дала эта исключительность? Лишь горстка пепла осталась. – Трактирщик пожал плечами. – Да и красоту потеряла, как наши её схватили. Даже на костёр её везли в капюшоне, потому что, думаю, лицо её было жестоко изуродовано.

– Её везли в капюшоне? – Изумился Ловефелл.

– А кроме того, что, если она кого-нибудь сглазит? – Буркнул Брандт. – Вы сами знаете, мастер Ловефелл, как ужасны могут быть ведьмы, если их довести до крайности.

– Ты прав, Генри, – покивал головой инквизитор. – Скажи мне, слышал ли ты, что потом случилось с её сыном?

– Исчез, мастер Ловефелл. О том, что этот малыш – ведьмин бастард, никто не знал, кроме одного старого монаха, а я как-то случайно услышал, как именно этот монах говорил об этом с аббатом. Ой, взбесился отец Ансельм, как Бог знает кто... Я думал, ему кровь в мозг ударит, так он орал.

Эта история объясняла, почему записей о приёме и уходе парня нельзя было найти в монастырской книге. Просто на всякий случай их вымарали.

– Ты один из нас, Генри, так что поговорим откровенно. – Инквизитор притворился, что не замечает, как при словах «ты один из нас» лицо трактирщика покрывается румянцем гордости. – Сам знаешь, как иногда бывает с ведьмами. Иногда это сумасшедшие, иногда обычные отравительницы, иногда знахарки. А что говорили о Прекрасной Катерине? Она действительно была ведьмой?

– Мастер Ловефелл, я знаю, как бывает, вам не нужно мне этого объяснять. Но насколько я слышал, если уж она не была ведьмой, то ведьм вообще не бывает.

Информация, конечно, требовала проверки источников, так как нельзя было верить слухам и тому, что болтали горожане по трактирам, тем не менее, тот факт, что Катерину считали грозной ведьмой, уже многое значил.

– Может, ты знаешь, кто её выдал?

– Говорили, что Соломон Гриен. – Ловефелл не мог не заметить, что Генри понизил голос, когда произносил это имя.

– Кто он такой?

– Сейчас? Покойник, мастер Ловефелл. Или, скорее, точнее будет сказать, почти покойник. Внутренности у него заживо гниют. Ужасная судьба, мастер Ловефелл, страшная. Так иногда начинает кричать, что его слышат аж на соседней улице.

– Почему же он сам не избавит себя от страданий?

– Грех ведь это смертный... – начал было Генри, но вспомнил, с кем имеет дело, поэтому лишь улыбнулся и закончил другим тоном: – Гриен не покончит с жизнью, потому что до сих пор надеется на выздоровление. Видите ли, мастер Ловефелл, эта болезнь иногда исчезает. На неделю, две, но зато потом возвращается с новой силой...