Плащ Рахманинова

Даль был на десять лет старше Рахманинова и недавно получил статус доктора. Однако, переехав в Москву в 1899 году, он сразу же привлек обширную клиентуру и поселился в доме № 14 в Спиридоньевском переулке, в фешенебельном районе возле Патриарших прудов. Одну из комнат он отвел для музыки: хранил здесь свою коллекцию струйных инструментов и платил по несколько рублей музыкантам из консерватории, чтобы те играли на его тускло освещенных вечерних сборищах. Поговаривали, что своим новым методом «внушения» он может вылечить любой недуг музыканта: синдром щелкающего пальца, скованность в плечах и суставах, боязнь сцены. Можно сказать, что он через гипноз продвигал свой собственный вариант техники Александера еще до того, как она появилась в России [84] .

84

Техника Александера была изобретена Фредериком Матиасом Александером (1869–1955) в Австралии в те же годы, но в России о ней никто не знал.

Рахманинов не возражал против лечения, да и Софья заверила его, что Даль ему понравится. Доктор Грауэрман все уши прожужжал им о достоинствах Даля: о том, что тот учился у Шарко в Сальпетриере — где познакомился с Фрейдом — и в Медицинской школе Нанси, во Франции, у Амбруаза Огюста Лье-бо, основателя школы гипнотического внушения. О том, что читал Владимира Михайловича Бехтерева (1857–1927), известного в России своим «открытием» техник внушения. Все эти отзывы сулили надежду, однако главный вопрос — в том, почему лечение оказалось таким эффективным.

Бехтерев провел множество экспериментов, в которых подвергал пациентов гипнозу, основной форме своей психотерапии. Гипноз, а точнее, гипнотическое внушение, был его специализацией, с его помощью он лечил все патологии. Гипноз даже вдохновил его на создание медицинской модели отношений между людьми одного пола в царской России. По его теории, мужчины из «вырождающегося» высшего общества стали уступать повышенным физиологическим рефлексам и стрессу, оказываемому средой. Невырождающиеся мужчины (такими во времена Рахманинова считались гетеросексуалы) могли сопротивляться пагубному веянию благодаря более крепким нервам и мышечной ткани. Все свелось к состоянию нервной физиологии у разных типов эволюционирующих мужчин (женщин в связи с сексуальным вырождением не рассматривали, их нервы изначально были слабыми). Включая эти теории извращенных сексуальных импульсов в свою методику лечения, Бехтерев основывался на самых передовых европейских идеях касательно вырождения и истерии.

По словам доктора Грауэрмана, Даль не слишком отстал от Бехтерева, хотя и был не так известен. Он получил самое продвинутое медицинское образование в Париже, и его исследования новой терапии уже выходили в журнале Revue de l'hypnotisme experimental et therapeutique. В клинике, которая находилась y него дома в Спиридоньевском переулке, он не прописывал лекарств, обходясь одним лишь гипнотическим внушением. Он утверждал, что тело Рахманинова никак не изменится, только его сознание. Депрессия, творческий кризис — все пройдет.

Когда Даль вернулся из Франции в Россию, около 1889 года, в Москве у него не было конкуренции, и он быстро наладил процветающую практику, основанную на новых техниках. В московском свете ходили слухи, что он знаком с самыми современными теориями психиатрии, благодаря чему заработал целое состояние, гипнотизируя влиятельных людей. Из-за любви к камерной музыке и струнным инструментам ему особенно интересно было лечить профессиональных музыкантов.

Забегая вперед, скажу, что в революционные годы (1905–1917), уже после лечения Рахманинова, Даль остался в Москве, а потом, в начале 1920-х, по неизвестной причине переехал в Ленинград, где продолжил практиковать гипноз. В 1925 году, в возрасте шестидесяти пяти, он эмигрировал в недавно отошедший к Франции Бейрут, где жил тихой жизнью и скончался в 1939-м, вскоре после нападения немцев на Польшу, почти достигнув восьмидесяти. Четыре десятилетия спустя, летом 1983-го, во время гражданской войны в Ливане, его дом сгорел, и семейный архив, включающий медицинские заметки Даля, пропал [85] .

85

Ни в России, ни в Бейруте его записей так и не нашли, в том числе ничего, что касалось бы Рахманинова, поэтому нижеследующее описание сеансов гипноза полностью вымышлено. Удивительно, но единственное, что сохранилось от его архива, это гневное письмо Гитлеру. Даль отправил его в конце 1930-х, за несколько лет до смерти фюрера, и просил нацистского лидера «опомниться». Получил ли Гитлер письмо, неизвестно. Причина, по которой Даль покинул Россию, скорее всего, была никак не связана со смертью Ленина в 1924 году, и последовавшей за ней политической нестабильностью. Даль уже пережил крайнюю нестабильность Гражданской войны (1918–1921). Бежать его вынудило давление на психиатрию и попытки сформировать принципы «марксистской психологии», начавшиеся в 1923 году и сделавшие практику гипноза невозможной. Два года спустя он, как и его бывший пациент Рахманинов, уехал из России.

«Внушение» в 1880-х было модным словом в континентальных психологических кругах, особенно во Франции и России, а оттуда просочилось в массовое сознание. 1880-е, время отрочества Рахманинова, когда формировалась его личность, в более широком плане было десятилетием психологии, и внушение через гипноз считалось вернейшим способом оказать влияние на другого человека. Как утверждали доктора, внушение могло беспрепятственно проникнуть в психику пациента, в то время как сам он этого даже не осознавал. Это открывало широкий спектр возможностей, особенно в отношении творческого воображения, казавшегося бесконечным.

Такие мастера внушения, как Шарко, Льебо, Бернхейм и Бехтерев, учили своих студентов, что самые загадочные болезни, ментальные и физические, можно вылечить с помощью этих техник. Истерия, ипохондрия, паника, тревога, бессонница, еще не классифицированные патологии в целом — все это поддавалось лечению внушением, и к переживающим творческий кризис художникам применялась гипнотерапия. Для фермера или моряка такая терапия была бы бесполезна, но на образованных дворян, страдающих от творческого застоя, как описали Далю проблему Рахманинова Сатины, лечение гипнозом прекрасно действовало.

Поэтому после восторженных отзывов Грауэрмана они тотчас записались к нему на прием. Договорились платить за ежедневные сеансы, а в случае чего Зилоти или бабушка Бутакова добавят нужную сумму [86] .

12 января 1900 года. «Один, два, три, четыре, пять», — считает доктор Даль, и так до десяти. Один, два, три, четыре. Пациент сидит в глубоком бордовом кресле. Он в абсолютном сознании, просит позволения пройтись по темной, уставленной книгами комнате. Сюда едва проникает свежий воздух. Доктор сидит в кресле рядом с кушеткой. Он указывает пальцем — говорит он мало.

86

Бертенсон утверждает (р. 99), не приводя никаких доказательств, что Даль лечил Рахманинова бесплатно. Возможно, это и правда, учитывая, что Рахманинов уже был известным композитором, но за него могли платить и Сатины.

Пациент обходит комнату, садиться, тяжело вздыхает.

«Один, два, три, четыре, пять».

«Один, два, три, четыре, пять».

«Один, два, три, четыре, пять».

14 января 1900 года. Записи доктора: «Пациент — Сергей Васильевич Рахманинов. Двадцать шесть лет, очень высокий, худой, изможденный, большие руки, замкнутый, мрачный, дворянин, не богат, не титулован, родственники его обожают. Говорит, что потерял вдохновение, стал тенью. Не может писать музыку. Сон то тревожный и прерывистый, то, наоборот, беспробудный. Двигается странно, говорит мало. Опять одет в тот же черный пиджак. Предполагаемое лечение: ежедневное гипнотическое внушение. Необходимо погружать пациента в сои и разговаривать с ним. Направлен своими родственниками Сатиными через Грауэрмана. Оплачивает лечение другой родственник, не кто иной, как верный Зилоти, который учил его игре на фортепиано. Стоимость услуг: четверть обычной».

16 января 1900 года. «Пациент предположительно спит, произносит мало. “Один, два, три, четыре, пять”. Я поймал его в сумеречной зоне, напеваю мелодию его “Элегического трио”, посвященного памяти Чайковского. У него шевелятся веки. “Ты будешь писать музыку ради него, ради великого человека, которому ты был так дорог”».

19 января 1900 года. Посредством гипноза я погрузил его в глубокий сон. Рахманинову что-то снится. Он стонет. Я вхожу в сон, и Рахманинов говорит со мной во сне. «Две вампирши ловят ягненка на лугу. Ягненок нежен и прекрасен, он дрожит, ужас написан у него на лице. Старшая вампирша бросается на ягненка и вонзает в него свои когти». Я шепчу фамилию Скалон: «Скалон, Скалон, Скалон», — словно посылая предупреждение ягненку. Пациент вспоминает мучительные отношения с тремя сестрами несколько лет назад: две старшие — вампирши, а третья, младшая, — ягненок, которого он так любил. Внезапно загипнотизированный пациент вскрикивает, будто в него вонзили нож; его стоны стихают, и он снова засыпает.

21 января 1900 года. Я приношу скрипку и касаюсь струн. Погружаю пациента в сон, затем шепчу: «Оркестр настраивается, появляется большой черный рояль». Снова извлекаю звуки из скрипки. Настраивается флейта, гобой, скрипки. Концерт вот-вот начнется. Пациент дергается в полусне. Я продолжаю играть на скрипке. «Ты напишешь свой великий концерт. Будешь сочинять по восемь часов в день. Ты это сделаешь…»

25 января 1900 года. Пациент в полусне, ему что-то снится. Время идет, тикают часы. Тик-так, тик-так. Произносит одно слово: «Алеко». Я монотонно повторяю: «Ты сильнее, чем Алеко, ты сильнее». Пациент рыдает. О, как он рыдает! Начинает извергать из себя яд — свои секреты.