Пласидо Доминго. Мои первые сорок лет
Шрифт:
СОВЕТ РЕЖИССЕРАМ
Работая с Поннелем и Дзеффирелли, я понял одну вещь: их преимущество перед другими режиссерами состоит в том, что они сами являются сценографами своих постановок. В их постановках такое единство действия и «среды», которого трудно, а может быть, и невозможно достичь, когда над постановкой работает один человек, а над декорациями — другой. Фаджиони теперь тоже все чаще выступает как сценограф своих постановок. И я думаю, что именно поэтому ему удается все более совершенно и полно воплощать свои идеи.
Мне кажется, постановщикам следует избегать также слишком интеллектуализированных, слишком абстрактных решений спектаклей. Слушатели не должны поминутно заглядывать в программки, чтобы разобраться в происходящем на сцене. По-моему, любая интерпретация должна прояснять действие, а не усложнять
ИСПАНСКАЯ МУЗЫКА В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ; ПОЧЕМУ Я ИСПОЛНЯЮ ПОПУЛЯРНУЮ МУЗЫКУ
Я много думаю об испаноязычном населении Соединенных Штатов, у меня есть проекты, связанные с этими людьми. Мне кажется, их культурное наследие никем просто не принимается в расчет, о нем забыли самым постыдным образом. Испаноязычная популяция в США сейчас насчитывает около девятнадцати миллионов человек. Многие из этих людей справедливо чувствуют себя обиженными, ведь в стране, где они живут, бог весть что выдается за их культурное наследие: бесконечные телевизионные сериалы, преимущественно для домохозяек, грубые ритмы музыки Карибского бассейна — вот и все, пожалуй. Вряд ли это адекватно отражает такую богатую многонациональную культуру. Конечно, кого-то устраивают эти малоинтересные передачи, но я уверен, что многие оценили бы и полюбили совсем другое, будь им предоставлена такая возможность. Если мне приходится весь день иметь дело с английским языком, то отдохнуть, расслабиться я мечтаю, говоря на родном языке или слушая родную испанскую речь. И коли единственное развлечение, доступное испаноязычному населению США,— это передачи, о которых я говорил выше, то, разумеется, все будут, за неимением лучшего, смотреть и слушать эти передачи. Как-то исправить сложившуюся ситуацию пытается Рене Ансельмо, директор Испанской национальной международной телесети.
В настоящее время я провожу в США примерно треть своего времени, и мне бы хотелось оказать реальную музыкальную помощь испаноязычному населению Соединенных Штатов. Во-первых, существует сарсуэла. Я уже планирую поставить несколько сарсуэл в Лос-Анджелесе во время Олимпийских игр 1984 года — надеюсь, они привлекут внимание к испаноязычной культуре. Но, кроме сарсуэлы, жанра, который родился в Испании, я постараюсь заинтересовать испаноязычных американцев музыкой их собственных стран — здесь, безусловно, можно отыскать настоящие сокровища. Конечно, эта музыка требует соответствующего исполнения. Еще в молодости я был очарован Хорхе Негрете, лучшим исполнителем мексиканской песни, и Карлосом Гарделем, который занимал аналогичное положение в аргентинской музыке. Песни, которые они пели, любили не только в их странах, но и по всей Латинской Америке.
Примерно в то время, когда я начинал свой творческий путь в Мехико, Хорхе Негрете и Педро Инфанте, другой знаменитый мексиканский певец, ушли из жизни. Считалось, что я должен стать их последователем и сниматься в популярных мексиканских фильмах — петь там мексиканские песни, как это делали Негрете и Инфанте. Однако именно тогда начался мой роман с оперой, и пути назад не было. Конечно, если бы мне не удалась карьера оперного певца, скорее всего, я стал бы последователем Негрете, Инфанте, Гарделя. Я очень люблю мексиканскую и аргентинскую музыку, поэтому в последние годы записал пластинки с мексиканскими и аргентинскими песнями.
Я также напел несколько американских песен с Джоном Денвером. Вот как родилась эта запись. Мильтон Окун, независимый продюсер грамзаписи, и его жена, Розмари, случайно увидели меня в телевизионном шоу под руководством Джонни Карсона. В тот вечер я пел по-испански отрывок из мюзикла «Моя прекрасная леди». Они тут же начали уговаривать меня записать пластинку популярных песен. Должен сказать, они проявили редкую настойчивость. Как обычно, я был страшно занят, но Мильтон и Розмари оказались настолько упорны, что в конце концов пришлось всерьез задуматься над их предложением. Когда мы наконец решили определить репертуар, появилась идея записать «Песню Анни», которую сначала с большим успехом исполнял Джон Денвер, а потом Джеймс Гэлвей. Обдумывали, не записать ли песню в исполнении всех троих — меня, Денвера и Гэлвея. Этому плану не суждено было осуществиться. Но Денвер, большой друг семьи Окун, пришел в студию и спел мне свою песню «Может быть, любовь», которую он тогда собирался записать на пластинку. Песня мне сразу очень понравилась, и мы тут же начали петь вместе, варьируя подголоски. Мильтон поразился огромным возможностям дуэта Денвер — Доминго. Наш проект
осуществился, и пластинка под названием «Может быть, любовь» была продана за полтора года в количестве одного миллиона пятисот тысяч экземпляров.Мильтон выступил продюсером в этой авантюре, но впоследствии он стал моим близким другом. Мне очень пригодились его советы в той области творчества, где у меня не было никакого опыта. Благодаря Мильтону я заключил контракт с фирмой «Си-Би-Эс Кроссовер» на участие в ее серии «Шедевры».
Успех моих записей латиноамериканской и североамериканской популярной музыки радует меня по двум причинам: первая — достаточно эгоистичная, вторая — гораздо более альтруистична. С одной стороны, я могу петь для тех, кто не любит оперу, появляется возможность завоевать и их любовь — значит, моя популярность становится шире. С другой стороны, при помощи этих записей я привлекаю интерес к опере. В частности, я получал письма из Англии — мои корреспонденты писали, что еще полгода назад они не слышали даже имени Пласидо Доминго и не имели понятия об опере. Наша пластинка возбудила их любопытство, они пошли в «Ковент-Гарден» послушать меня в «Сказках Гофмана», и опера так понравилась им, что они стали регулярно посещать оперный театр, слушать другие оперы с другими певцами. «Благодаря Вам мы всей душой полюбили оперу»,— писали они. И таких писем было много, значит, эксперимент оказался успешным во многих отношениях.
МУЗЫКА В ИСПАНИИ И В МЕКСИКЕ
В самой Испании бытует ошибочное мнение, что испанцы немузыкальны или что, во всяком случае, Испания может обойтись без музыки. Музыкальность испанцев долгое время недооценивалась. Я испытал это на себе летом 1982 года, когда давал концерт под открытым небом в Мадридском университете. Попасть на концерт было очень трудно, а многим из тех, кто на него все-таки пришел, негде было даже присесть. Мест хватило на двадцать тысяч человек, остальные стояли, для них не нашлось даже травки! Тем не менее на концерте присутствовало около двухсот пятидесяти тысяч человек! Многие простояли на ногах целых два часа, и тем не менее бурно выражали свой восторг. А ведь часть слушателей, скорее всего, впервые встретилась с серьезной музыкой. Для меня этот концерт был очень важен. Конечно, меня глубоко тронула реакция моих соотечественников, но, помимо того, успех концерта, думаю, убедил людей, обладающих властью, в необходимости изменить отношение к музыке и обеспечить Мадриду в частности и Испании в целом богатую, насыщенную музыкальную жизнь.
Давайте рассмотрим ситуацию с оперой в Мадриде. «Реал» был когда-то великолепным театром, но несколько лет назад его переделали в концертный зал. Зал этот сам по себе прекрасен, но перестройка помещения была ошибкой. Почти все столицы мира имеют большие оперные театры, но в Испании за последние десятилетия опера потеряла свой престиж. Минувшие двадцать лет оперные сезоны проходили в Театре сарсуэлы, и я, начиная с 1970 года, постоянно выступал там. Театр сарсуэлы сам по себе неплох, но он слишком мал и неважно оборудован для постановок крупных опер. До недавнего времени каждая опера игралась только два раза в сезон, и билеты стоили неимоверно дорого. Я убедил администрацию театра давать третий спектакль по доступным ценам. Результат превзошел все ожидания — чтобы попасть на спектакль, люди стояли за билетами по нескольку дней. Тогда мы добавили еще один, четвертый спектакль, а в 1982 году стали играть каждую оперу по пять раз — энтузиазма не убавилось. Люди записывались в очередь за двадцать дней до начала продажи билетов!
В Мадриде собираются построить новый концертный зал, а театр «Реал» снова вернуть опере. Конечно, еще одна переделка здания потребует времени, но я верю, что когда-нибудь вновь увижу прекрасный оперный театр «Реал». Думаю, это произойдет в конце восьмидесятых годов.
Барселона — город с богатыми оперными традициями. Многие великие итальянские оперы XIX века были поставлены в театре «Лисео» почти сразу после их премьеры на итальянской сцене. Я, однако, могу рассказать только о ситуации, которая существует там с середины шестидесятых годов, то есть о том, что я видел собственными глазами.
Когда я жил в Барселоне, у меня были самые тесные контакты с театром «Лисео». Его тогдашний директор Хуан Антонио Памиас, человек по-настоящему преданный сцене, тратил собственные деньги на организацию театра и жил только его интересами, то есть походил на классических импресарио прошлого столетия. Его карман был достаточно глубок, но не бездонен, поэтому репетиций всегда не хватало и оперы в бешеном темпе сменяли друг друга на афише. Памиас мог запланировать по двадцать — двадцать два спектакля на три месяца, причем репертуар включал такие названия, которые не часто можно встретить в афише крупного оперного театра. Через три дня после «Тристана» шел «Вильгельм Телль», а «Девушка с Запада» стояла на афише рядом с «Парсифалем». Хотите послушать «Трубадура»? Прекрасно — поставим его для вашего удовольствия; а вот вам новинка— «Богема» Леонкавалло. Кстати, а почему бы нам не исполнить «Роберта Девере»? Главной целью Памиаса было угодить богачам, которые могли себе позволить купить любое место, любую ложу в театре. Памиас хотел предоставить им разнообразный, постоянно меняющийся репертуар.