1Час Быка наступает, не пытайся уснуть.Все снотворные совы тебе не помогут.Это тени Памира ложатся на грудь,это млеет земля у порога.Бес зазнался, балует асфальтом солдат,твоему ли позору давать объясненье?Слиплись звезды и сойке, покинувшей сад,что сказать в утешенье?2Через месяц приснится Америка, в нейдвое в белых плащах и ребенок-воитель.Кто нам встречу зачтет и проснется, верней,чем сведет нас с ума белой ночи правитель?Я живу здесь за Вас и прощаю себелишний жест и питье на границе канала.Я живу здесь от Вас, и, отмерив семь бед,я готов на ответ для райка и для залы.3Враг врага моего, твой разумен ли хлеб?И во что ты играешь на этой лужайке?Ты загонишь козу в опорожненный хлеви раскрутишь свой сон на отцовской фуфайке.Ты есть жизнь среди жизни, которой бы жить…(В
Поднебесной, как в бане архангельской – глухо.)Если терпят тебя, то за свойство любитьза пределами зренья и знанья, и слуха.4Чем мы располагаем? Все – слова.Слова и сны, и между ними – эхо,и сольный смех, и тяжести, и ухоДержителя, что милости ковал.– Так что же я на чистых этих снах,Отца встречая, трепещу с ответом?..Что делаю на этом свете?– Этом?
Возвращение в лето
1Безжалостная ласточка закатакапризничает, рвется за оградуоравы облачной, зашедшей на постой.Не огорчай, прижми, крылом укрой.Я видел сны, прекрасные порой,но клятые марали суть полета,не ведая, что он не той породы,что мы привыкли видеть под горой.А за горой реактор жертву ждет,и царь-девица в пасть ему идет,чтобы спасти от глада поколеньядетей, не знавших правды и печали,которым звери пели и качалиих люльки в розах, не знававших тленья.2Влажно еще, госпожа, в приближенных лесах.(Переведи мне из хроник о кошке и мышке.)Влаги паучье скольженье уместно в слезах,на территории лета не хочется слышатьплеска и рева великих небесных коров.(Марфе для действия выдана роза ветров.)Полдень. На пастбища памяти роза шатроввышла сережки просить на краю ойкумены.Ополоумела, что ли? Дать ей шаровс елки берлинской, отмыть и казнить за измену.(Розам негоже шататься по злачным краямэто советует деве и деда Хайям.)Вечер блестящей грозы накормил пауков.Ярче следы госпожи на траве безответной.Вязы молчат, и до снятия их париковпереведи мне из хроник о переписке секретнойкошки корявой соседа, вкусившего лунный оскал,с мышью ворчливой, что грел на груди Ганнибал.3Отпуск из воска, там электричка молчит,и надрываются пчелы, виясь над малиной.Марки мусоля, на клумбе ребенок ворчит,праведный ястреб ласкает небесную глину.Я обретаю ее, если в поле закрою глазаи зависаю над липой, полной прохладного меда.Дышит слеза, отзывается в море гроза,шепот медянок с обочины Божьего следа.
Реалии
Леве Васильеву
Полынья. Не помню именисемени на дне поляны,опечаленного пламенивознесенные изъяныверескова рода-племени.Поводырь махорки матернойиз лукошка комья пряживыстроил на скверной скатерти,среди них котенок ляжетпульсом нежности и памяти.Ветер деда за гороюразбирает лист на кладбище.Нищете глаза закрою:не смотри на двор и пастбище —горе местного покроя.Дешевеет дождик. В инейсмех шипит на перекрестке.Ты перекрестись и выпейужас тихий из наперстка —грех Михнова перед Веней.
«У тумана весел нет…»
У тумана весел нет.Дверь на кончике проспектаЗапелената в жилет.Резким дворником пропета.У реки ступеней нет.Небо пляжа оголяетНераскрашенный рассвет.У вдовы собака лает.Я верну тебя гореМакедонского замеса.Гд е ягнята в серебреКолокольцев от Рамзеса.Гд е почтенная траваНа обедню точит пальцыУ раскованного рваЗасыпают погорельцы.Ты да я и тень в тетрадь.Тень фонтана подземелья…Местью иволги размятьПесен рисовые комья.
Проба-2
Град Сиверской терзает сучий хвостчванливой туче, жрущей Ломоносов.У тамошних матросов нет вопросов,они идут построчно на погост,как с корабля на бал без папиросы.Жена ушла в сельпо за абрикосом.Тимура телка, Пиррова вдова.Она была по своему права,когда шпыняла снегом эскимосов.Твой гопник на обоях ловит розу,где не растет народная трава,витает лебедь в трепете морозов.Такие, мой дружок, метаморфозыраспахивает устная молва,на чашку дуя и роняя слезы.
«Пройдя к подруге несуразной…»
Пройдя к подруге несуразнойНа кровный чайБлуждай по «списку безобразну»И примечайПращу прямого вдохновеньяРуки прямойНад издыхающим мгновеньемВины земнойВладея Меккой этикетаСебе ровняМестоимение поэтаПером храняНа ровной мгле самозабвеньяСкрепил
настройИного зренья и томленьеСтруны инойИ властен милостью страданьяТебя понятьНе затвердить его молчаньяНе разгадать
«Разыщи себя в камаринском стекле…»
Разыщи себя в камаринском стеклеПузырьком проточным стеклоправа…Велика для четверга оправаИ звезда щебечет на иглеЖесткой прачки зимнего помолаВынесшей неделю как струюТалой жизни. Для нее в раюЖжется место. Видимо посмелаКрепкая забрать себя на грудьНевозможным маятникам веры…Много ветра прежнего размераКрошится и валится на путьИ на брови… Я тебя не выдамНе проснусь. Не вытолкну платокНеразрывный. Ясен ястребокНа ковре отца видавшем виды
«Гуще свистящих в ветвях…»
«Говорю Вам, что…»
Гуще свистящих в ветвяхПерьев опрятных мазкиСыграны в сточных поляхГде паровозов свисткиТужатся в лужах. НеряхПеребери у тоски.Цель еще можно спастиВырастив снасти.Цель перебрось за високСвыше накормится топьРвотным дождем. ЗавитокТрона и грома на лобКонюха ляжет. ВысокТелом хозяина гробВыше хозяина – рябьВзгляды уверенных рыб.Конюх, делил ли сургуч?Выдох и поступь полкаСверят портфели. КивачНе напоил облакаМох у копыта колючКровь и олень не алкалКонюх, сорвется рекаИ голышом катыша…Не отрываясь на снегНе запинаясь на грехБык говорите пег?Груб говорите мех?Люден и красен векЧерен у края смехСкошен и влажен текст
Олеся Николаева
Стихотворения
Олеся Николаева – поэт, прозаик, эссеист, профессор Литературного института им. Горького. Автор более пятидесяти книг стихов, прозы и эссеистики. Лауреат многих литературных премий, в том числе – национальной премии «Поэт», премии им. Бориса Пастернака, и Патриаршей литературной премии. Стихи, проза и эссеистика переводились на многие языки мира, отдельные книги были переведены на французский, испанский, английский, китайский, греческий, румынский и болгарский языки. Живёт в Переделкине.
Антонов
Мне жаль Антонова! Нет-нет,он жив, а что пропал – едва ли:его на станции «Рассвет»и в «Толстопальцево» видали.А что изганник – да! На дверьему указано: на днище,ведь и казённое теперьего отобрано жилище.За что? На то был свой резон:он крепко пил! Какие бредни?:Доцент свалился на газон,хватая куст, как шанс последний…Какие лекции? При чёмжеланье, чтобы – без огласок,когда сам лектор вовлечёнв ристалища теней и масок?В гуденье рифм, в борьбу идей…Он видит в родине чужбину:там хам грядет, а там халдейзатаптывает жемчуг в глину.…А я ведь помню век такой,когда меж снобов и долдоновизящный, с легкою рукой,по институту шёл Антонов.И ворот свежий, и лицапростая лепка так опрятна,и вкрапленная хрипотцав негромкий голос – деликатна.Стихи писал. Молва плела:«мертворожденные», что кокон.Литературные делавсе побоку, всё мимо окон.Сколь многие поймут его!Во тьме, стирающей различья,так просто обрести родство:что птичья кость, что жила бычья!Идти туда, где гуще мгла,где все свои за плотной тенью,ждать отзвука, искать тепла,и петь хвалу самозабвенью!Так где искать его? А уворон не спросишь: «Где Антонов?»Иди, кричи свои «ау»среди бомжатников и схронов.Выходит, муравей в овсезаметней человека в силе?Притом – его любили все!Мы все Антонова любили!
Прощённое воскресенье
В России Хронос побеждён,к пространству пригвождён:с погодой слит, с рельефом свити звёздами блазнит.Здесь Ленин Сталина дерётза рыжие усы.Здесь Сталин Ленина ведёт.схвативши под уздцы.И птица Сирин здесь поётневиданной красы.И в недрах – Древний Змей живёт,и в кузнях – кузнецы.Башмачкин мокрый снег жует,Тряпичкин жжёт чубук.И Клячкин открывает рот,да вырубили звук.Все рядом: там – приказчик пьян.Ямщик попал в буран.Святая Ольга жжёт древлян,бьёт заяц в барабан.Бомбист таскает динамит,язык ломает фрик,чело Державина томитнапудренный парик.И стелятся туман и дым,и Врангель входит в Крым.Прощается славянка с ним,а я останусь с ним.Эпох сливаются слои,хоть в славе, хоть в крови,где все чужие – как свои,пускай и визави.Глядит зелёная звезда,Земля пред ней, что взвесь,и говорит, что навсегдамы вместе будем здесь!