Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

–  Две недели был неподвижен Темир-Аксак на Дону, - торопился с повествованьем Лисица.
– И вдруг обратил знамёна на юг, пошёл из наших владений. Я на сменных, как угорелый, скакал в Москву к Владимиру Храброму. Привёз государеву хартийку. Там изложено...

Князь соображал: чрезвычайная весть! Разминулся с дядюшкиным посыльным, оказался неосведомлённым. Теперь не с вестоношей растабарывать, а скорее - к златоверхому терему, на хозяйский верх. Своими глазами узреть послание государя-брата! Оглянулся, кому поручить коня. Асай-оружничий тут как тут.

–  Был в твоём хвосте. А вдруг надо защитить!

Редкостный, золотой слуга! Призрак, воспитанный степью.

Не тяготит, не мозолит глаз, а всегда под рукой, как волшебная палочка-выручалочка.

Наверху деловито снующая в переходах челядь назвала место, где можно найти князя Серпуховского: та самая палата, в которой, будучи княжичем, тайно беседовал с отцом, пока старший брат пребывал в плену. Татунькин пустой стол сейчас был завален листами бумажными и пергаментными. Владимир Храбрый, близоруко читавший один из них, бросил лист на кучу других и обнял племянника:

–  Некстати запропастился, Юря! Тут такое...

И принялся пересказывать Васильево сообщение: Темир- Аксак со своими тьмами опускается по течению Дона к устью реки, к Азову. Гроза ушла от Руси. Произошло сие в тот самый день и час, когда московляне встречали владимирскую святыню.

–  Чудо!
– воскликнул Юрий.

–  Чудо имеет своё объяснение, - заметил Владимир Храбрый.

Оказывается, в тот день некий Темираксаков мурза именем Караголук перебежал на русскую службу и сообщил: великий задремал днём в своём шатре и увидел ужасный сон. С вершины высокой горы к нему шли люди в серебряных одеяниях с золотыми жезлами. Над ними в лучезарном сиянии явилась женщина неописуемого величия. Её окружали тьмы воинов, сверкающих, словно молнии. Все они устремились на «владыку вселенной». Он затрепетал и проснулся. По его зову пришли мудрейшие из вельмож, дабы растолковать сновидение. Лишь один с этим справился и, рискуя головой, изъяснил: «Величественная жена - Богоматерь, защитница христиан». «Итак, - молвил завоеватель, - на сей раз мы не одолеем их ». Он тут же велел повернуть необозримые полчища с непогожего севера к тёплому югу.

–  Теперь государев путь - из Коломны к Москве, а наш - к пиршественному столу, - широко улыбался Владимир Серпуховской.

Юрий, не любитель застолий, ощутил такое особое оживление всех своих чувств, что тотчас пообещал:

–  Переоблачусь мигом. Не опоздаю. Первый кубок - за чудо. Ежели мы оказались его достойны, стало быть, ещё не столь сильно впали в грех.

Едучи домой, небывало радостный, он огорчился одной-единственной мыслью: враг ушёл, Рязань в безопасности, значит, его одноименцу, князю Смоленскому, нет причин спасаться в Москве. А из этого следует: не жди здесь Анастасию!

Дома предстояло прежде всего обрадовать Кавергу: его владыка ушёл, время искать нового господина не в дальнем Самарканде, а много ближе, в ордынских Больших Сараях.

Асай Карачурин на дворе чистил коня.

–  Где твой друг?

–  След простыл.

Князь, раздосадованный таким ответом, хотел напуститься на слугу, тот поправился:

–  Как я сказал ему, Гюргибек, твою новость, он, по-русски говоря, - ноги в руки. Обнял и исчез.

–  Меня не обнял в благодарность за надёжное укрывание, - усмехнулся Юрий, вовсе не жаждущий обниматься с татарским стольником.

Однако Асай поднял указательный перст:

–  Каверга обещал: тебя обнимет, когда твоя милость приедет с большой нуждой к великому хану Орды.

–  Зачем мне в Орду? Пустые слова, - отмахнулся Юрий и тут же позабыл о существовании Каверги.

Лишь многие годы спустя ему предстояло признаться самому себе, что позабыл он напрасно.

9

Если глянуть на Волгу с птичьего полёта, вся она будто густо усеяна ореховой скорлупой. Это движется водой рать великого князя Московского в землю булгар волжско-камских. Большие лодьи с высокими нашивными бортами, среди них - паузки, кербаты, учаны, бафты, мишаны, струги. Всё полно людьми, конями, осадными махинами и оружием. На носу первой, заглавной лодьи, под великокняжеским стягом в боевом доспехе стоит Юрий Дмитрич, князь Звенигородский и Галицкий. Впервые он возглавляет столь великий поход. Когда государь-брат вызвал в тайную комнату златоверхого терема для наказа особой важности, не думалось, что придётся исполнять задачу, достойную лишь такого воина, как Владимир Храбрый. «Какая может быть рать, коли дядюшка не встаёт с одра, охваченный немочью?» - удивился Юрий. Василий ответил: «Он тебя ставит в своё место. Говорит, брали Торжок, соблюдали Москву...» Ничего не значащие слова! Прекрасно всем ведомо, что при взятии Торжка Юрий больше смотрел, чем действовал. Москву же не воины соблюли, а заступница, Богоматерь Владимирская. Однако брату-правителю не до тонкостей в истине. А истина в том, что надобно отомстить Орде за недавний налёт на Нижний, отошедший под власть Москвы. Дядья по материнской линии, Семён и Василий Суздальские, племянники свергнутого Бориса Нижегородского, длительно возбуждали враждующих меж собой ордынцев досадить московскому присвоителю чужих княжеств. И вот царевич Эйтяк с Семёном приступили к Нижнему, взять не смогли, вошли в город обманом, устроили резню, но, имея всего тысячу воинов, вынуждены были уйти восвояси. Братец Василий пришёл в неистовство. Мало того, что велел отыскать подружку Семёнову, нашедшую в мордовской земле приют, заключить в оковы, вернуть в Москву. Так вот теперь замыслил большой поход к Великим Булгарам, в богатое торговое царство, которое наследники Батыева издавна считают самым близким своему сердцу приобретением.

Ещё четырёх лет не прошло с тех пор, как Темир-Аксак стоял на Дону, а сколько перемен! Едва захватчик освободил пространство, Тохтамыш тут же вернулся на своё место в Больших Сараях. Однако Темираксаковы ставленники Эдигей и Тимур-Кутлуг сумели поднять мятеж. Тохтамыш со своими царицами, двумя сыновьями, двором и казной вынужден был спасаться в Киеве у Витовта. Новый ордынский правитель Тимур-Кутлуг с соправителем Эдигеем потребовали его немедленной выдачи. Великому литовцу пришлось призадуматься. Исконные враги Орды, участники Донского побоища, Андрей Полоцкий, Дмитрий Брянский, Дмитрий Боброк-Волынский собрались вокруг него, чтобы оказать поддержку. Витовт объявил себя сторонником Тохтамыша. Как говорил Василий, беседуя с братом, «у тестя запросы Темираксаковы». Водворив свергнутого на трон, он подомнёт под себя Орду, а далее объединёнными силами обрушится на самаркандского «владыку вселенной». Великий Хромец будет побеждён великим хитрецом. Вот придёт торжество Витовтова! Из Литвы полетели послы в Краков, Ригу и, конечно, в Москву. Ягайло и немцы бесконечно раздумывали, Василий Московский сразу решил: «Орда для нас - платёж дани, Литва - полнейшее подданство». Юрию же открыл, что перехватил договорную грамоту Тохтамыша с Витовтом: в случае своего воцарения ордынец отдаёт в собственность великому помощнику всё Московское княжество. Тайна была оставлена за семью печатями. Но вместо северорусских полков в Вильну отправилась Софья Витовтовна с ласковыми словами. Отцу оставалось нежно принять её и отпустить с ценными дарами. А московские полки двинулись по Оке, затем, соединившись с нижегородскими, - вверх по Волге. У Василия с Ордой свои счёты. Больших Сараев ему не надо, но Большие Булгары отдай не греши!

Произведённый в полководцы Юрий с законными опасениями двигался вперёд. Казалось, медленно шли насады по Оке. Шли - не шли. А ведь уже приближается место, где в устье реки Цевили зеленеет немалый остров Исады. Отсюда - начало боевых действий. У князя на душе кошки скребли.

Взбрело же в голову тётушкину супругу Боброку отъехать вместе с женой в Литву! Вот был бы подходящий глава похода! И дядюшка Храбрый вдруг занедужил, подвёл племянника под монастырь! Сам братец-Васенька не воин, но задира. Братними руками ткёт себе славу! Трудись, воюй, побеждай! А кого из бояр отрядил в помощники? Молодняк: Федя Голтяй-Кошкин с братом Мишей, младшие сыновья старика Фёдора Андреича. Ещё нижегородские наместники Григорий Владимирич да Иван Лихорь город сдали, а брать города сумеют ли? Ещё государев друг по Коломне Иван Бренок, не родич ли того Михаила Бренка, что надел на Куликовом поле великокняжью одежду да первым и погиб? Хвала Богу, один затесался опытный воин, Владимир Данилович Красный-Снабдя, куликовский герой, отпущенный по настоянию матуньки, да стар уже, под стать князю Серпуховскому. Ещё дядюшка своего воеводу отпустил, Акинфа Фёдоровича Шубу, тоже белым-бел, как зима. Ну, увязался Иван Всеволож, этот молодой дипломатик. Воин ли он? Бывший дядька Борис Галицкий не поехал, отговорился надобностью побывать у родных в Звенигороде. Послал своего служебника, молчуна Ивашку Светёныша. Есть, хотя странный, да верный слуга у Юрия.

В носу лодьи рядом с князем стояли Сиабдя и Всеволож. Последний рассказывал об осаде Царьграда неверными.

–  Турки со всех сторон окружили город и переняли пути по воде и по суху. Так стояли семь лет. Царь с патриархом пришли в великое оскудение. Наш государь был вынужден послать милостыню серебром - двести тысяч. Святейший отблагодарил великим поминком - чудной иконой с изображением Спаса, ангелов, апостолов и праведников. Все в белых ризах. Михаил Тверской тоже помог Царьграду. Получил икону Страшного суда.

–  По князю и поминок, - позлорадствовал Снабдя, не могший простить Михаилу отсутствия при Донском побоище.

Акинф Фёдорович Шуба, дядюшкин воевода, бывавший в земле булгар, подошёл и начал говорить, что они не имеют духа воинского по излишнему прилежанию к торговле и земледелию. Снабдя похвалил это прилежание и напомнил, что при голоде на востоке княжества булгары кормят нас хлебом. Иван Всеволож вставил жёсткое слово о ненависти их к христианской вере. Привёл случай с богатым купцом Авраамием, прибывшим в Великий Булгар торговать и не пожелавшим, как водится, поклониться Магомету. Его бесчеловечно умертвили.

Юрий, утомясь слушать, спустился в нижние помещения. Повечерял, ибо тьма уже приближалась. А после устроился на ночь в отведённой ему каморе, где Ивашка Светёныш загодя разостлал постель.

Лёжа на жёсткой судовой койке, князь мечтал погрузиться в сон. Однако немолчный скрип старых деревянных снастей напрочь отгонял его. Вместо собственных, принявших волшебные виды, переживаний в глазах стоял братец-государь с вынужденной улыбкой и внутренним гневом отпускавший новгородских послов. Не повезло ему с Господином Великим! Много обид накопил на изворотливых вольнолюбцев с Волхова: тайно переговариваются с Витовтом, самовольно торгуют с ливонскими немцами, на остережения из Москвы отвечают дерзко. Решил Василий отнять у них Двинскую землю. Двиняне, утесняемые корыстным новгородским правительством, обрадовались руке Москвы. Города Заволочья охотно открывали московлянам ворота, принимали наместников. Даже тамошние воеводы Господина Великого поддались Василию. Новгородцы в полном смятении бросились к великому князю. Как им теперь получать для покупателей из неметчины закамское серебро, сибирские меха, ловчих птиц и прочие выгодные товары? Василий не пожелал и слушать об уходе из Двинской земли. Юрий прекрасно помнил его высокомерное: «Не дождутся!» В отчаянье торгаши взялись за оружие. Восемь тысяч под началом посадника обратили в пепел Белозерск, затем разорили волости кубенские близ Вологды, осадили Устюг, сожгли посад, взяли из собора Пречистой чудотворную икону Богоматери и объявили её своей пленницей. Потом ограбили галичан, принудили к сдаче город Орлец.