Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов
Шрифт:
– Что случилось? – спрашивает рой.
– Придется рассказать Джеллиту про шпиона. Иначе он не откажется от плана.
– А если расскажем, он пойдет с тобой к библиотекарю? Не выдаст?
– Не знаю.
Рой перемещает хеморецепторы под кожу, пробует воздух на вкус. Сомнения Дафида имеют вкус жести.
– А если он отнесется к нему как к очередному инопланетянину? – спрашивает рой. – Даже тебе с ним неуютно, а ведь это мы.
Дафид начинает отвечать. Рой даже чувствует, как язык Дафида произносит слова, а потом подводит его. Он наблюдает
– Нельзя ему рассказывать, – говорит Дафид. – Надо и нельзя.
Есть и другие проблемы; он бы вспомнил о них, если бы дал себе время задуматься. Но сейчас все его чувства вращаются вокруг одной мысли: гибель брата сломает Джессин, и виноват будет Дафид. Это не рациональная мысль, и ее не изгнать рациональными доводами. Нужно время, а времени у них нет.
– Это цена? – спрашивает рой.
– Что?
– Если я обещаю, что Джеллит спасется, ты пойдешь к библиотекарю? Скажешь так: Джеллит обратился к тебе, потому что сам боялся, что другие узнают. Скажешь так: он выложит все, что знает, лишь бы его пощадили.
– Не пощадят.
– А если я обещаю, что пощадят, ты пойдешь? Этого тебе хватит?
Дафид отвечает через силу:
– Я понимаю, что так будет правильно. Понимаю – но это настолько тяжело.
– Всех спасти невозможно, – говорит рой. – Так бывает всегда. Но мы можем спасти тех, кого можно спасти. Сделать все, что в наших силах.
Он молчит. Все еще… Рой чувствует смятение его разума и тела, словно он сидит у огня. Грусть кислотой жжет ему душу. Сердце Илси болит за него. Даже Эмир немножко любит его сейчас.
– Хорошо, – говорит он, и рой захлестнут облегчением. Облегчением, предвкушением и горем. Дафид целует ей руку. Жест не сексуальный, но очень личный.
– Ты бы стала меня обманывать?
– А тебе хочется, чтобы я обманула?
– Нет, я имею в виду… Этот шпион, он не вмешивался, когда на Анджиине погибали миллионы. Сейчас речь идет о том, чтобы скормить карриксам еще дюжину. Солгать мне, чтобы добиться этого… было бы не худшим, что ему случалось делать, да? Ты могла бы мне солгать, чтобы убедить меня?
У Илси Янин разрывается сердце. Эмир чувствует, что начинает относиться к Дафиду еще теплее. Рой задумывается над тем, верно ли он воспринимает бури в своей душе. Дафид Алькор – из тех, кого легко недооценить. Отчасти поэтому рой его и любит. «О, ты его уже любишь?» – с едким презрением отзывается Эмир. «Да, мы его любим», – с грустью отвечает обоим Илси. Дафид смотрит им в глаза.
– Ты бы солгала мне?
Если рой ответит «нет», он распознает фальшь.
– Да, – отвечает рой, – но я не лгу.
«Должен же быть предел, – думал Дафид. – Если вселенная будет все время меняться, показывать свои неожиданные, немыслимые черты, рано или поздно я привыкну. Рано или поздно я наберусь сил и сделаю то, что требуется».
За окном угрожающе надвигался восход. Выдался один из тех редких
дней, когда их график совпадал с астрономическими реалиями планеты карриксов. Скоро библиотекарь примется за дела в своем кабинете. Идти недалеко. Он уже столько раз проделывал этот путь. Только обстоятельства делали его изнурительно долгим. Только ожидавший в конце пути разговор.Сеть, окружавшая планету-тюрьму, отразила первые лучи. Высотные облака посветлели, из серых становясь розовыми, золотыми, ослепительно-белыми. По небу двигалось что-то темное. Будь у них телескоп, он бы разглядел, что это такое. Корабль, животное или некое инопланетное изделие, не укладывающееся в его представления о возможном.
«Есть люди, которые задумали убить карриксов. Убить тебя. Джеллит попросил, чтобы я предупредил тебя о замышляемом убийстве. Джеллит велел обратиться к тебе за помощью».
Открылась дверь в коридор. Из спальни. Из нее вышел Кампар. Он был в тех же штанах, которые с первого дня выдавали карриксы, но вместо рубашки накинул на плечи полотенце.
– Доброе утро, молодой господин Алькор, – заговорил он. – Уж не испытал ли ты побуждение заварить ту ужасную мочу, что сходит нынче за чай?
– Что? О нет, извини.
– Ноша наша тяжкая! – легкомысленно бросил Кампар, наполняя кастрюльку водой. – Старший научный сотрудник, то есть я, сам кипятит себе воду. Что за унижение!
Вспышка ярости зародилась у Дафида в животе, взметнулась вверх, стиснув грудь и шею, заставив челюсти крепко сомкнуться. И так же быстро угасла.
Кампар в кухне вопросительно хмыкнул. И, выждав немного, спросил:
– Что-то не так?
– Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что меня могут убить, а я даже не узнаю, за что. А у тебя все шуточки на уме.
Кампар поставил чашку на прилавок, взял другую и показал Дафиду: «Хочешь?» Тот кивнул.
– Это чтобы не рыдать, свернувшись в комочек на полу. Если, конечно, я не рыдаю, свернувшись в комочек. По-моему, все об этом помнят. Если я не смогу смеяться, то вообще ничего не смогу, – сказал Кампар. – Но если хочешь, пока помолчу…
– Твои вечные шуточки раздражают меня, даже бесят, и я совсем не хочу, чтобы ты замолчал.
– Замысловато сказано.
– Я не хочу терять никого из вас, – сказал Дафид. Он не собирался выражать чувства словами, пока не начал. – Тебя, Рикара, Джессин, Синнию. Даже Тоннера. Не хочу терять то, что еще не потеряно.
Вода в кастрюльке забулькала. Кампар достал из шкафчика жестянку с вяленым листом и стал открывать. Та звякнула.
– Но в том-то и состоит шутка, – сказал он, уже не шутя. – Первое, что отняли у нас тюремщики, – это свободу выбора.
«Вот только у меня выбор еще есть, – подумал Дафид. Ответ тут же явился сам собой, и плечи согнулись под его тяжестью. – Хотя, вообще-то, его нет».
Хлопнула еще одна дверь. По коридору простучали шаги. В большую комнату ворвался Тоннер Фрейс: волосы – как седой нимб, наперекор гравитации.
– Стило! – вскричал он. Кажется, он выскочил, в чем спал. Глаза воспаленные, в красных прожилках. Он нетерпеливо пощелкал пальцами. – Чем писать!
Дафид взял с центрифуги металлический стилус и заодно – палочку липких чернил в восковой обертке. Тоннер уже склонялся над обеденным столиком, расшвыривая листы бумаги. Когда подошел Дафид, он выхватил перо и чернила и принялся вычерчивать на чистом листе что-то похожее на схему молекулы. Кампар перехватил взгляд Дафида, пожал плечами и высыпал в кипяток полжестянки пахших мятой листьев.