Плохие парни по ваши души. Книга 2

Когда автомобиль неожиданно тормозит, и глохнет музыка, у меня отчего-то перехватывает дыхание. Сердце пропускает пару ударов, и сквозь поры просачивается будоражащее ощущение, сложно поддающееся четкому объяснению. Но я определенно точно уверена, что мне не нравится это чувство... нет, скорее предчувствие. Неясное и томительное.

Я сжимаю руки в кулаки и вылезаю из внедорожника. Не знаю, что я надеялась увидеть перед собой — один из ранее замеченных мною храмов, или монастырь, — но точно не разваливающуюся, деревянную хижину, которая может разлететься прахом от малейшего дуновения ветерка в любую секунду. Мне так и хочется сказать: «Какого хрена? Это совсем не смешно», но я спазматически глотаю негодование и смотрю на нашего проводника, который лениво покидает салон машины и идет к этой самой хижине. Он останавливается, не слыша шума наших шагов, и что-то говорит на китайском. Парень действительно думает, что мы понимаем его? Ага. Я же полиглот под прикрытием.

— Пойдем, — Миднайт подталкивает меня вперед.

Мы находимся черт знает где, черт знает как далеко от дома, поэтому... будет правильнее держаться ближе к нему, так? Исключительно в целях собственной безопасности. И хотя ко мне вернулись мои силы — я, наконец, чувствую, как по венам помимо крови вновь течет магия, — лишняя страховка в виде смазливого лица лондонского дэнди не помешает.

Азиат в кожаной куртке, черных, рваных джинсах и армейских ботинках на толстой подошве с ноги открывает дверь в хижину, и я поражаюсь тому, что та не слетает с петель. Мы заходим внутрь, где царит мрак, и воздух становится вязким от пыли, проникающей в легкие с вдохами. Я захожусь клокочущим кашлем и смаргиваю мгновенно скопившуюся на глазах влагу.

Каждый шаг проводника отдается громким, натянутым скрипом половых досок. Парень останавливается у голой стены и касается ее ладонью... а затем появляется узкая полоска света. Она растягивается по горизонтали и вертикали, образуя прямоугольник высотой где-то в восемь футов.

Это дверь.

Татуированный парень сдвигает в сторону часть стены, и небольшую хижину заполняет яркий, бледно-желтый свет, вырывающийся из лифтовой кабины.

Это даже не хочется как-либо комментировать, потому что... потому что, черт возьми, я уже устала чему-либо удивляться. Серьезно. С меня хватит. Отныне я буду воспринимать любую дикость, как должное.

Китаец заходит внутрь и поворачивается к нам лицом. Он кратко кивает подбородком, и мы плетемся к нему. Лифт опускается около тридцати секунд, и я могу предположить, что в конечном итоге мы оказываемся на глубине примерно в сто футов.

— За мной, — на паршивом английском произносит проводник, обернувшись к нам через плечо.

Двери лифта расходятся в стороны, и я вижу впереди недлинный, широкие коридор с бетонными стенами, потолком и полом, в конце которого находится серая железная дверь с кодовой панелью.

С каких пор тибетские шаманы живут в подобных условиях?

Мы попадаем в довольно просторное помещение, обставленное уютной, кожаной мебелью в тон темно-коричневым стенам, отделанным гладким камнем. Высокий, навесной потолок подпирают шесть колонн-аквариумов квадратной формы, внутри которых плавают маленькие акулы. Со стороны водопада под стеклом, растянувшегося во всю восточную стену и оснащенного красноватой подсветкой, льются звуки старого блюза. «Me And The Devil Blues» в исполнении легендарного Роберта Джонсона.

Наш проводник проходит вперед, но одним жестом руки останавливает нас и мотает головой, имея в виду, чтобы мы не двигались со своих мест. Вскоре он скрывается за углом, и я громко выдыхаю, потому что присутствие того парня жутко напрягало.

— Это когда-нибудь закончится? — я начинаю массировать затекшую шею.

— Все только начинается, — с ухмылкой отвечает Миднайт, делая оборот вокруг своей оси.

— Ты что-нибудь знаешь о Ешэ? — спрашиваю я, неосознанно повторяя за ним и осматриваясь вокруг.

— Ничего.

Как раз, когда Миднайт озвучивает свой ответ, я слышу приближающиеся шаги.

А теперь попытайтесь представить смесь удивления, недоумения и абсолютной неожиданности на моем лице, когда жилистый парень с татуировками, приведший нас сюда, возвращается в компании ребенка. На вид мальчик не старше двенадцати-тринадцати лет. Он очень худой, невысокий, одетый в свободную, простую одежду — джинсы и клетчатую рубашку. Его кожа невероятно бледная, как у альбиноса. Маленькое, миловидное лицо, аккуратный нос и неестественно большие, светло-серые глаза, обрамленные длинными и густыми ресницами.

— Анна, Миднайт, — мальчик обращается к нам на безупречном английском и делает поклон. — Рад встрече с вами, — выпрямившись, он посылает нам радушную улыбку. — Я Ешэ.

ДЖЕЙН

Не знаю, почему я делаю это. Возможно, я хочу разобраться в себе. Понять, что я чувствую к этому человеку. Ночью я не могла заснуть: все думала, насколько сильно люблю Росса. Люблю ли по-настоящему? И все это было чем-то странным и непонятным, пока моя память отсутствовала. А теперь, когда я знаю и чувствую всю ту огромную любовь и влюбленность к Эйдену, меня очень смущают те ощущения, которые поселились в душе по отношению к Россу.

Из-за того, что я была на эмоциях, наша последняя встреча с обоими Картерами была наполнена нахлынувшей болью. Я просто была слишком растеряна и встревожена, чтобы прийти к истине. Я действительно люблю Росса? Вот мой главный вопрос. Что между мной и им: увлеченность, одержимость, искренняя симпатия? Или что-то более глубокое. Именно поэтому я останавливаю машину у дома Картеров и выхожу из авто, уговаривая себе скорее подойти к двери, взойти на крыльцо и постучаться.

В переписке я узнала, что Росс дома, но я забыла спросить, Эйден вместе с ним, или нет.

Каждый раз, когда я думаю о младшем Картере, у меня внутри творится что-то безумное. Органы завязываются в узел, сердце стучит, словно бешеное, кожа покрывается мурашками. Я ужасно скучаю по прикосновениям Эйдена. И если увижу его сегодня, не знаю, как поведу себя. Сейчас я помню, как сама же отталкивала его, когда Эйден пытался вернуть отношения, но моих воспоминаний не было. А сейчас, думая об этом, мне становится больно.

Возможно, я просто маскирую другие свои мысли — более мрачные и темные — озабоченностью собственных отношений с Картерами. Пока я ехала сюда, то сжимала пальцами руль так, что белели костяшки. Отгоняла от себя будоражащие сознание кадры в голове о месте, где заключила сделку с кошмаром. С созданием тьмы.

Лучше размышлять о боли в сердце, чем о подземной жути.

Дверь открывается быстро. На пороге стоит Росс, вытирая мокрые волосы. По всей видимости, парень только что вышел из душа. Его бедра обернуты белым, махровым полотенцем. Увидев меня, он широко улыбается и тянется, чтобы поцеловать меня, берет за руку и заводит в дом, закрывая дверь.

Не отводя голову, Росс кладет одну ладонь мне на щеку и большим пальцем очерчивает узоры на моей коже, глядя в мои глаза, опускаясь взором вниз. Наши губы очень близко, и Росс крадет у меня еще один поцелуй, а потом, наконец, отстраняется.