Плохие парни по ваши души. Книга 2

— Если это так, — раздается голос Росса, — и Себастьян действительно мертв, разве это не хорошо? Он чертов псих и заслуживает смерти.

Я содрогаюсь от воспоминаний о том вечере в номере мотеля, когда видела Себастьяна в первый и последний раз. Я вздрагиваю, потому что Росс произнес это с холодом и пренебрежением.

— Ты в своем уме? — процеживает Эйден, обращая на брата гневный взгляд. — Он отморозок, но Иветт его сестра. Имей совесть и думай о том, что говоришь. Если он действительно мертв... ты хоть представляешь, каково ей сейчас?

— Я имею право отзываться так о Себастьяне, — Росс выступает вперед, парируя Эйдену. — Меня мало заботят чувства твоей новой подружки.

Я хватаюсь за локоть Росса, удерживая его на месте. Не хочу, чтобы они устроили драку. Мистер Картер тоже чувствует, как резко сгущается воздух, и встает между своими сыновьями.

— Успокойтесь. Оба.

Возможно, Росс и Эйден продолжили бы препираться, но Иветт возвращается в гостиную, вынудив их замолчать своим присутствием. Она проходит на кухню, чтобы налить в стакан воды. Затем я замечаю в ее руке маленький мешочек с какими-то травами. Она высыпает содержимое пакетика в стакан и взбалтывает. Не проронив ни слова, Иветт залпом осушает его и с громким стуком ставит стакан на столешницу, поморщившись и низко опустив голову.

— Ив? — Эйден делает несколько осторожных шагов в ее направлении. — Что ты...

Она выставляет руку, чтобы он не подходил к ней.

— Мне нужно сосредоточиться.

Девушка не шевелится в течение нескольких минут, пока мы наблюдаем за ней и теряемся в догадках, пытаясь понять, что она приняла, и какой от этого должен быть эффект. Я вслушиваюсь в монотонное тиканье настенных часов, тонущее в неблагозвучности вдохов и выдохов всех здесь присутствующих.

Неожиданно Иветт вскидывает голову, раскрывая глаза так широко, насколько это возможно. Я приглушаю ладонью громкое: «Ах!», когда вижу, как они затягиваются белой, густой пеленой. Радужка и зрачки полностью исчезают. Жуткое зрелище, нужно сказать.

Эйден подбегает к ней и встряхивает за плечо, разворачивая девушку к себе лицом. Он зовет ее по имени, но она не отзывается и не похоже, что намеренно игнорирует его. Иветт не слышит и не видит Эйдена, погрузившись в нечто настолько глубоко, что теряет связь с реальностью.

Наконец, она приходит в себя, и ее глаза становятся прежними. У Иветт подкашиваются ноги, будто она разом теряет силы. Эйден успевает поймать ее прежде, чем девушка приложилась бы челюстью о пол. Вцепившись пальцами в его куртку, Ив выглядит потрясенной и чем-то смертельно напуганной.

— Он мертв, он мертв, он мертв... — она повторяет это снова и снова.

Эйден кладет руку на ее волосы и притягивает к своей груди. Иветт прижимается щекой к его рубашке и немигающим взглядом сверлит пространство перед собой.

— Что ты увидела? — натянутым голосом спрашивает мистер Картер, обращаясь к подруге своего сына.

— Тардес открыт, — резко оторвавшись от груди Эйдена, Иветт посылает ему лихорадочный и безумный взгляд. — Он выбрался... Он убил Себастьяна. Мы опоздали. Слишком поздно... Он выбрался. Теперь мы все в опасности. Он придет за каждым из нас. Он уничтожит всех до единого.

Гостиная погружается в небывалое, гробовое оцепенение.

ГЛАВА 18

АННА

Слуги Ешэ представляют собой девушек — взрослых и красивых в строгих, брючных костюмах. У них всех без исключения длинные, распущенные волосы, и ведут себя они спокойно и вежливо. Никакой пошлости, никакой похоти и прочего. Эти красотки больше похожи на мамочек, ухаживающих за Ешэ, как за родным сыном.

Когда бесподобная шатенка с ярко-зелеными глазами провожает нас с Миднайтом в правую часть подземного дома своего малолетнего хозяина, на меня накатывает изумление. Из колонок, встроенных в стены, звучит песня «Dirty Diana» группы Fame on Fire. Они сделали кавер на этот трек великолепного Майкла Джексона. Надеюсь, будь он жив, то оценил бы. На самом деле, я не ожидала, что здесь слушают такую музыку, потому что пока двери в длинный коридор были закрыты, тяжелых нот металлической музыки слышно не было. Звукоизоляция в этом доме невероятная.

Наконец, мы останавливаемся у дверей из темно-коричневого дерева. Я гадаю, кто будет здесь временно проживать: я, или Миднайт, который не перестает держаться за свою рану, хотя ему уже помогли, промыли ее, и наложили швы.

Девушка распахивает дверь перед нами, прежде приложив магнитную ключ-карту к электронному замку под золотой ручкой... Золотой, мать вашу!

— Прошу, — мягко произносит шатенка, отойдя в сторону, позволяя нам пройти вглубь большой комнаты с выкрашенными в серый цвет стенами, белоснежной мебелью и огромной кроватью, расположенной у рисунка на стене. Изображение моря радует глаз. Определенно.

В комнате пахнет жасмином и черным чаем.

Миднайт медленно идет следом за мной, и вдруг меня озаряет.

— Стоп! — говорю я громко, озадачивая провожающую. — А кто будет спать здесь?

Миднайт цокает языком. Женщина сумасшедшей красоты легко смеется.

— Вы оба, — отвечает она так, будто это само собой разумеющееся.

Девушка прикрывает за собой дверь прежде, чем я успеваю сказать, что это недоразумение, и меня с хитростным красавчиком из дождливого Лондона связывают только его злодейские цели. Но моя немая мольба оказаться услышанной так и остается не озвученной.

Миднайт ехидно посмеивается, оставляя багаж у кровати. Он плюхается на нее, раскинув руки.

— Похоже, нас считают парочкой.

Я фыркаю, разворачиваясь к нему исказившимся в брезгливой гримасе лицом.

— Не говори об этом с таким мальчишеством. Это. Совсем. Не. Смешно.

Я подхожу к нему и пытаюсь столкнуть с кровати.

— Я буду спать здесь. А ты можешь занять диван, — равнодушно вскидываю рукой в направлении софы из белой кожи.

— Прости, но на сегодня джентльменство отменяется. Кровать — моя. Я ранен, в конце концов. Прояви ко мне хоть каплю сочувствия.

Я пихаю его в плечо.

— Проваливай отсюда.

Борьба за невероятно мягкую, просторную кровать длится несколько минут, по истечении которых я одерживаю победу, сталкивая Миднайта на пол. Он падает с приглушенным звуком, постанывая от боли бормоча о том, что я самая безжалостная и бессердечная.

Поднимаясь с колен, блондин бросает на меня обиженный взгляд.

— Не вздумай приставать ко мне.

Я подтягиваю к себе ноги, сажусь по-турецки и закатываю глаза.

— Я скорее выколю себе глаза и лишусь конечностей, чем добровольно хоть пальцем до тебя дотронусь.

Миднайт морщится.

— Фу.

Он располагается на софе, заведя руку за голову, больше не предпринимая попыток донять меня своей дурацкой болтовней, и засыпает спустя час.

***

Я на носочках покидаю комнату, чтобы не разбудить Миднайта, и оглядываюсь по сторонам, оказываясь в длинном коридоре. Никого. Я следую по тому же маршруту, по которому мы пришли сюда, и безошибочно выхожу к огромному залу с колоннами-аквариумами. Здесь так же не оказывается ни одной души, но музыка по-прежнему заполняет пространство. Интересно, насколько большое это «убежище»? Неужели, все принадлежит тому мальчику? У него есть родители? Они наверняка должны быть и заправлять всем этим.