Плохие парни по ваши души. Книга 2

— Однажды мы встретимся, Анна, и я услышу твой голос.

Я бы хотел оставаться рядом с ней как можно дольше.

— Я буду ждать этого.

Я вернусь сюда вновь, чтобы увидеться с ней. Тогда, когда тоска по девушке, ворвавшейся в мою жизнь неудержимым вихрем, обернется адской болью в сердце.

Моя проблема в том, что я не умею отпускать людей, когда это необходимо сделать. И какой бы жестокой ни была реальность, какие бы муки ни терзали разум и тело, ничто не сломит мою веру.

Так произошло с моей семьей. Я бы искал их целую вечность, потому что надежда на встречу с ними дарила теплоту и не давала мне чувствовать себя одиноким.

Так случилось с Анной Гарнер, совершившей самый глупый, бессмысленный, дурацкий поступок за всю историю человечества.

Я потерял и ее.

Этот огромный мир вдруг стал несоизмеримым, пустым и холодным.

***

Прошло шесть месяцев с тех пор, как Анна впустила в себя Тьму, пыталась убить меня и пожертвовала собой, чтобы навсегда захлопнуть ящик пандоры.

Сто восемьдесят шесть безумно долгих дней, которые я провел в попытках смириться с тем, что необходимо обрести новую цель для дальнейшего существования. Но невероятно сложно найти что-то, ради чего захочется вставать по утрам.

Сегодня сто восемьдесят седьмой день.

Спустя полгода я возвращаюсь в Дайморт-Бич, который избегал с момента смерти Анны.

Я до сих пор отчетливо помню, как очнулся на холодном полу в гостиной ее дома, в луже собственной крови и с чувством, что из меня вырезали все внутренности. Конечно же, меня бы не убили обычные ножевые ранения, но вряд ли Анна знала об этом.

Злюсь ли я на то, что она пыталась прикончить меня?

Я знаю, что Анна не сделала бы ничего подобного по собственной воле. Безусловно, она мечтала побить меня, а я испытывал истинное наслаждение, дразня девушку.

Я злюсь, потому что эта глупышка ни о чем не рассказала мне. Я злюсь, потому что начал испытывать к ней трепетные чувства, и я хотел спасти ее. Для себя. Для нее. Для нас.

Я злюсь, потому что она лишила меня этой возможности — сделать ее еще одним смыслом моей жизни.

Я потерял все за одну ночь.

Анна Гарнер, с тебя полагается.

Она похоронена рядом со своей матерью, и я впервые навещаю ее.

— Какое отвратительное кладбище, — остановившись у надгробия с именем, отзывающимся во мне щемящей болью, говорю я. — Как ты посмела умереть и оказаться здесь?

В горле застревает огромный ком, когда мои глаза бегут по буквам, выгравированным на куске мрамора. Я присаживаюсь на корточки, безмолвно приветствуя Анну.

— Да будет тебе известно, я собирался приобрести небольшой островок в Карибском бассейне и провести на нем остаток своей вечности, нежась на ослепительно-желтом солнце и занимаясь дайвингом трижды в неделю... — я опускаю глаза. — Но совершенно случайно вспомнил о существовании этого мрачного городка, и о тебе. Не успел опомниться, как оказался здесь... О тебе я подумал в самую последнюю очередь, клянусь! И я совершенно, абсолютно, совсем не скучаю по тебе, ведьмочка. Я...

Сжав пальцами переносицу, пытаюсь перевести дух, не позволить себе превратиться в размазню и лить слезы на могиле девушки, в которую стремительно влюблялся.

— Это, правда, не ночной кошмар? — тихо спрашиваю я.

Веки обрушиваются на глаза, и все меркнет. Ясное, голубое, необъятное небо, полуденное солнце, греющее своими лучами мертвецов, зелень и надгробия. Но в темноте появляется до боли знакомый силуэт, и я сожалею, что не могу вырвать сердце из своей груди.

— Ты довольна тем, что видишь, Анна? Я сокрушен.

С моих губ слетает горькая усмешка.

— Ты победила. Слышишь? — распахиваю глаза, вонзаясь гневным взглядом в ее имя. — Твоя взяла, Анна! Ты разбила мне сердце. Я умолял тебя не делать этого, но ты разбила. Мое. Сердце.

Мне необходимо остановиться. Прямо сейчас.

— И я всегда буду ненавидеть тебя за то, что ты ушла.

Даже не замечаю того, как глаза застилает пелена, и я провожу по ним кулаком, размазывая влагу.

— Наконец-то, я сказал то, что хотел, и ты ни разу не перебила меня, — сообщаю с фальшивой бесстрастностью и отворачиваюсь от надгробия, чтобы скрыть слезу, которую не успел предотвратить.

Я чувствую стыд и смятение, как будто она здесь, наблюдает за мной, и вот-вот прозвучит ее ироничный комментарий в сопровождении громкого смеха.

Прежде, чем развернуться и уйти, я бросаю в сторону могилы последний, печальный взгляд.

— Прощай, ведьмочка.

Больше не оглядываясь, спешу покинуть кладбище и Дайморт-Бич. Хотелось бы оставить здесь всю ту горькую тоску, что лишает спокойного сна, но знаю, что это выше моих сил.

Пока что я не готов отпустить ее.

Не сейчас.

ДЖЕЙН

Я просыпаюсь от жуткой головной боли и адской сухости во рту. После пробуждения моими первыми мыслями являются: «Как же хреново» и «Хочу пить. Где вода?». Похмелье — страшная вещь, и им определенно не стоит злоупотреблять. Конечно, алкоголь расслабляет, он даже полезен... иногда. Необходимо выбираться куда-нибудь в компании лучшей подруги, тем более, когда вы не виделись несколько месяцев.

Синтия согласилась выкроить в своем супер-забитом графике занятости пару недель на поездку в Чикаго, чтобы повидаться со мной. Недавно она начала встречаться кое с кем, и вот то, что мне о нем известно: его зовут Джастин, двадцать четыре года, блондин с серыми глазами, работает барменом в пабе, у него есть татуировка в виде головы тигра на левой лопатке, пирсинг брови. И, само собой разумеется, он: «Самый сексуальный, горячий, милый и добрый парень, которого я когда-либо видела, Джейн!» — говорила Синтия в перевозбужденном состоянии, но заглядывалась на каждого второго парня во время нашей первой и ознакомительной прогулки по Лейквью.

Уже изрядно набравшись, мы по ошибке забрели в гей клуб, и Синтия чуть не влюбилась в одного из них. Перед тем, как провалиться в беспамятство, я помню, как она рыдала, а мне пришлось буквально отрывать ее от несчастного парня, бойфренд которого обещал повыдирать Синтии волосы, не забыв при этом отметить их плачевное состояние, если она еще хоть раз будет распускать руки, лапая за задницу чужих парней.

Разругавшись со всеми геями в клубе, мы покинули его и продолжили веселье... но я уже не помню, где и с кем.

Придя в себя, я с облегчением обвожу расплывчатым взглядом знакомый интерьер и радуюсь, что мы не оказались на другом конце города с незнакомыми людьми. Случайно запинаюсь о Синтию, похрапывающую на полу у моей кровати. Что она там делает? Прошипев ругательства, я ползу на кухню, чтобы залить в себя всю жидкость, не имеющую градуса, которую найду.

Утолив, наконец, нестерпимую жажду, я плюхаюсь на стул, сложив локти на краю обеденного стола из стекла, и с вымученным вздохом поворачиваю голову к панорамному окну, за которым простирается невероятный, потрясающий вид на озеро и бесконечную линию берега вдоль Мичиган-авеню.