Пляски теней
Шрифт:
– Нет. У меня все хорошо. Не плачь! Все хорошо!
Но матушка не унимается, слезы так и льются из ее потухших глаз, задерживаясь в углублениях морщин и капая на ворот ее фланелевой блузки, пахнущей ладаном и еще чем-то сладко-церковным.
Не возымели действия и разговоры с соседями. После памятной беседы в батюшкином доме Родионовы как-то отстранились. Владимир Петрович стал холодно любезен, ни тебе былой сердечности, ни тебе былой теплоты. Жена его, Родмила Николаевна, еще какое-то время выслушивала матушкины сетования на жизнь. Но подробные рассказы о тайных пристрастиях невестки – колдовских обрядах,
– И чего ей не жилось, – пыталась разжалобить Родмилу Николаевну матушка Нина. – На всем готовом как сыр в масле каталась! И достаток в доме, и покой! Чего не хватало? Целыми днями на диване валялась, до обеда дрыхла, лентяйка! Ни забот тебе, ни трудов!
– Маша на диване? – недоуменно поднимала брови соседка. – Да она пахала на вас как сивый мерин!
– Показное все это, – отмахивалась матушка. – Видимость одна! Самого главное глазами не увидишь. Машка не только бездельница была, но и алкоголичка. Тайная. Пила она у нас, и батюшку пыталась споить…
– Кто, Маша? – округляла глаза Родмила Николаевна.
– А кто ж еще? Она, родимая. Тайный порок. Скрытый… Вчера мы с батюшкой из ее сарая два мешка пустых бутылок вытащили… По вечерам, видать, квасила, потихоньку… Игорька в постель, сама – за горлышко!
– Да это она специально бутылки что покрупнее оставляла для домашнего вина. И нас им угощала. Отличное, надо сказать, вино у Маши получалось. Владимир Петрович ей для этого яблоки в саду собирал. Тоже мне, алкоголичку нашли! Этак вы всех нас в алкоголики запишите!
– Не ведаете, кого защищаете! – начинала вскипать попадья. – Воровку! Пока нас дома не было, вывезла все добро. У мальчика Коленьки в доме лишь голые стены остались!
– Какое добро? Нищей уехала, нам ли не знать!
– Нищей? Да она ограбить нас пыталась! Пока мы в городе были, через окно пробралась в дом и вынесла все!
– Да слышала я эту историю. Заехала за вещами Игорька и оказалась перед закрытыми дверьми своего же дома. Уж не знаю, кто там из вас, Николай ваш или вы сами, замки в ее доме поменяли.
– Батюшка поменял, и правильно сделал!
– Конечно, правильно. Внука своего заставил в окно за учебниками да школьными рубашками лезть. Голые стены оставила… Ага! Были мы тут у нее на городской квартире: ломаный диван да пара табуреток на кухне! Нечего сказать, нажила за двадцать пять лет брака.
– Ну, знаете ли! – наконец взорвалась матушка Нина. – У этой блудницы в гостях были? В городе? У них? И это несмотря на наше с батюшкой требование прекратить всякое общение с ними?
– Уж, простите, что вас спросить не удосужились! – едко ответила Родмила Петровна.
– Ну, знаете ли… Это уму непостижимо!
– Вы чего, матушка, горячитесь попусту? На днях Маша сама сюда заедет, на мой день рождения приглашена, сами ей все и скажете, а меня увольте слушать этот бред.
– Как? Сюда, в ваш дом?! Да как вы посмели?
– Как посмели? – дернулась Родмила Николаевна. – Я еще не то сейчас посмею! Вы бы, матушка, меня из себя не выводили, а то я больно на руку горяча. И знаете… вот тебе бог, как говорится, а вот и порог, – сказала она, в сердцах распахнув перед оторопевшей попадьей дверь.
На этом разговор был закончен. Матушка Нина, опасливо поглядывая на разгневанную соседку, поспешила к распахнутой двери.
– Бог милостив к грешникам, – процедила она,
выходя во двор, – но не всякий грешник прощен будет.Отойдя за околицу, матушка остановилась и, обернувшись на соседский дом, медленно перекрестила его.
Вечером того же дня к Владимиру Петровичу подошел батюшка.
– Вечер добрый! – сказал он.
– Добрый, коли не шутите…
На какое-то время повисло напряженное молчание. Отец Петр неловко переминался с ноги на ногу, Владимир Петрович смотрел в сторону уходящей за горизонт дороги.
– Матушка расстроена, после разговора с Родмилой Николаевной все никак не может успокоиться, – батюшка поежился, словно от холода.
– Что ж, дело такое женское – слезы лить…
Опять пауза.
– Вы понимаете, что творите? – наконец скорбно спросил отец Петр.
– Ничего предосудительного.
– Не устраивайте себе проблем. Иначе мне придется предпринять определенные меры: я буду вынужден обезопасить себя, свой покой и свое имущество.
– Как вам будет угодно, – сухо ответил Владимир Петрович, повернулся к батюшке спиной и пошел прочь.
Батюшка задумчиво смотрел вслед удаляющемуся старику. Терпение никогда не входило в число достоинств отца Петра, и, судя по багровым пятнам, появившимся на его невысоком лбе и щеках, теперь оно было окончательно исчерпано.
Попытка обуздать своевольных соседей ни к чему не привела. Ни матушкина мудрость, ни священнический авторитет не заставили упрямцев отступить от своего. Впереди маячила война, затяжная и беспощадная. Но только такой и может быть война со злом, с пороками и грехами человеческими.
Репрессии последовали довольно скоро. На дворе стоял конец октября, по ночам подмораживало, старые печки в избе Родионовых уже не грели. Ждать холодов в старом деревянном доме не имело смысла. Питерские дачники собрали коробки с осенним урожаем, привычно погрузили их в прицеп своей «шестерки», закрыли ставни, заперли на тяжелый железный замок входную дверь и уехали. Казалось, деревенские склоки остались позади, к весне все забудется и через полгода, лишь только апрельское солнце растопит потемневшие сугробы, можно будет возвращаться обратно, в свой деревенский дом, туда, где так сладко пахнут старые комоды и тяжелые дубовые буфеты, где привычно скрипят половицы и печка гудит как большая труба в оркестре.
Но, лишь машина Родионовых скрылась за поворотом, на поповой горке начались строительные работы. За несколько дней между двумя участками был возведен двухметровый железный забор, надежно ограждающий территорию оскорбленного священника. Все бы ничего, но в пылу раздраженного самолюбия отец Петр отхватил часть участка Родионовых и внушительный кусок бывшей деревенской дороги, полностью лишив тем самым своих давнишних соседей подъезда к дому. И здесь сработал уже не раз опробованный метод. Владимир Петрович пару лет назад, не глядя, подписывал какие-то земельные документы, невзначай во время вечерних чаепитий подсунутые ему предусмотрительным священником. Земельный участок вместе с дорогой был оформлен на отца Петра чин по чину, с соблюдением всех бумажных формальностей, благо, среди любителей батюшкиного деревенского прихода, с пышными трапезами и вечерней банькой на берегу озера, были люди весьма представительные: земельные чиновники и пронырливые юристы.