Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
Мама ходила в свой отдел детских пособий, она теперь там была главная и сидела в другом кабинете. Я училась в школе, причём староста Сухова, сильно прибавившая в весе, щекастая и ногастая, с мышиными глазками-щёлочками, больше не приставала ко мне, да и вообще ни к кому не приставала. Странной расцветки стали у Суховой дневник и общие тетради. Обложка дневника была серо-чёрно-фиолетовой расцветки «граффити»: разводы, черепки, неясные контуры веток.
– По интернету заказала. Два последних, - хвалилась Сухова.
Тетради тоже были все в каких-то зомби: готических белых лицах со светящимися глазами.
Осенью
Как-то, когда мы сидели в пиццерии торгового центра, я спросила у папы:
– Почему ты превращаешься в обычного человека?
– За лето плывуны подпитывали меня, отдавали мне все вновь прибывшие неиспользованные жизненные силы, - вздохнул папа. Вздыхал он по-прежнему тяжко, но не так безнадёжно, а больше по привычке.
– А ты питаешься чужими энергиями?
– В какой-то степени. По закону Ньютона. Проходила?
– Не знаю. Я плохо учусь.
– У вас с мамой летом было много переживаний. Вы сильно переживали, и это ухудшало моё положение. Мне приходилось вмешиваться, настолько сильной была ваша грусть, тоска, страдание - в зависимости от степени обиды. Это расходовало энергию, так необходимую мне...
– Папа! А почему ты не приезжал к нам на дачу?
– спросила я.
– Там пруд рядом со змеями, а на реке тоже рыбу удят.
– У вас на даче ночью холодно. Ты же знаешь: я не люблю холод. В городе ночью потеплее.
– Значит, ты теперь чувствуешь холод?
– Я поэтому и вернулся к вам квартиру, ночью совсем стало холодно.
– А так бы не вернулся?
– обиделась я.
– Ну что ты! Мне эта рыбалка теперь почти до фонаря. Просто беру в руки удочки, ставлю судачок и сижу... Ну там у меня ещё дела разные-разнообразные - папа шутил, играл словами.
– Какие сложности, сколько сил впустую. А можно было всего лишь не ходить в том апреле на рыбалку, - сказала мама, посасывая коктейль из трубочки.
– Сидел бы дома, помогал бы мне с ребёнком, и был бы жив, - заканчивала обычно мама торжествующе.
Глава одиннадцатая. Переселение
Глава одиннадцатая
Превращение
Ближе к Рождеству нагрянула тётя Надя. И сказала:
– С чего ты взяла, что он умирал?
– Да ты что, Надя?! Могила! Могила же! Ты сама навещала его могилу недавно!
– А может это всё мистификация?
– сказала тётя Надя.
– Как?
– А так. Умер другой человек. Фамилия и имя у него очень распространённые.
–
А отчество?– Да при чём тут отчество?
– всполошилась тётя Надя.
– Как-нибудь всё подстроил и пропал на десять лет. Теперь вернулся с деньгами.
– Тётя Надя! Нет!
– сказала я.
– Он же был как тряпичная кукла, а теперь ...
– Ты, Лора, помешалась на своём кружке. Мама мне показывала твоих кукол. Там есть такие страшные, старуха носастая например, от которых башня едет. Вот у тебя глюки и начались. Я его касалась, - орала тётя Надя, между глотками чая, тапки болтались на носке, ноги воняли котами.
– Ничего он не как тряпичная кукла.
– Где это ты его касалась?
– А в торгсине.
– Он что? Ходит в торгсин?
– мама даже присела от удивления на табуретку.
– И пиво пьёт!
– заявила тётя Надя.
– Вся эта смерть была масштабная мистификация!
– Наддьк, ну ты подумай. Карточка из поликлиники пропала же!
– Поэтому и пропала, чтобы скрыть, что он жив.
– Да нет же. Она пропала, потому что они мазь от невралгии ему выписывали вместо того, чтобы аспирин прописать. Неправильный диагноз - врач мог лишиться работы.
– Не врач, а терапевт. Не путай попу с пальцем, - сказала Катя и покосилась на меня.
– Не может такого быть.
– А кукла в человеческий рост с деньгами в кармане значит может быть?
– настаивала тётя Надя, тряся подбородками.
– Он говорил, там у них плывунах эксперимент.
– Он говорил. Ты сама подумай. Какие плывуны?!
– и тут Надя хлопнула себя по лбу.
– Девчонки! Как я сразу не догадалась. Это же просто близнецы. Поэтому его мать тебя на порог и не пускала, чтобы ты их тайны не узнала. Точно! В квартире живёт его двойник-близнец.
– Надя! Ты начиталась романов.
Тётя Надя значительно молчала, огорошенная собственной догадкой. Она выжидательно смотрела на маму, всем своим видом как бы говоря: «Это кто ещё тут из нас начитался романов, надо выяснить».
– Хорошо он скрывался, - сказала мама.
– А как быть с местью за нас? С этими падениями, болезнями Стаса, с ожогами у Лоры в лагере, и увольнениями у меня на работе?
– Да не было никакой мести. Всех плохих бог рано или поздно карает. За всё. Ты разве не знала?
– Да знала, но как-то по жизни редко видела. Все плохие живут припеваючи. А все хорошие прозябают.
– Тётя Надя, - сказала я.
– Нет! Папа никакой не близнец и он оттуда. Он мягкий был и иногда вообще душа его вылетала из их прогрессивной плывунской оболочки.
– Я устала от вас. Давайте чай пить, - сказала тётя Надя.
– Где ваш второй-то?
– Кто? Близнец?
– испугалась мама.
– Да нет, отчим.
– В комнате.
– А тот где?
– В моей комнате, - сказала я.
– В общем, мужики по комнатам, а мы по конфетке, - улыбнулась тётя Надя.
Но мне было не до смеха. Смятение вкралось в мою душу. Значит, папа - не потусторонний, а обычный? Пропал, теперь осознал и появился... Но почему тогда отчим всё чахнет и чахнет? И даже уже в компьютере своём ничего больше не смотрит и совсем не гремит ключами от сейфа?..
Линолеум стал отходить сам собой аккурат под 23 февраля. Даже не так. Сначала начали отходит плинтуса, а потом уж заворачиваться линолеум.