Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?

– Ты с Дэном больше не дружишь?

– Нет.

– И на футбол не ходишь?

Бог мой! Какой футбол? Я забыл о футболе! Точняк. Все поцы в конце августа там, и Лёха с Владом, а меня-то нет. Мне не до футбола, когда ходячие куклы ходят по городу, а потом ещё пересдача по английскому.

– Нет. На футбол я не ходил, - я сказал это как можно грубее. Мне надоел допрос. Но девчонки, они же душу вынимают, особенно Катюша. Они коварны и расчётливы. Вот и Катюша:

– Знай: я на твоей стороне.

– В смысле?

– Ну, в смысле, что про тебя рассказывают небылицы, а я ничему не верю, я за тебя...

Ясно. Где-то сплетничали обо мне, а Катюше это неприятно.

– Спасибо, - что ещё ей сказать, я не знал.

– Ну ладно. Я на обед.
– Катюша посмотрела на меня неприязненно, и я тут же ответил:

– И я.

– я вдруг понял, до меня дошло, что с Дэном я не буду встречаться и в столовой, он же в девятом, и я был этому очень рад. Хватит мне неприятностей на первый день. Их выше крыши.

Мы почапали (так выразилась Катюша) в столовую, и Катюша взяла меня за руку. Мы шли за руку! Я об этом столько лет мечтал. Но сейчас был не рад. С чего это? С какого? Потом за обедом пришла мне на ум фраза, что женщины любят жалеть. Где-то я её слышал или читал. Я вспомнил фильм. Там у тётки был клёвый мужик, а она осталась с мужем-алкашом, который её бил - пожалела придурка, а реального пацана прогнала... Правда реальный был киллером, но не в этом суть, суть в том, что жалкий с точки зрения мужчины вызывает симпатию у женщины. То, что Катюша со мной, вернуло мне уверенности. И тут же, в столовке, возвратило авторитет в классе. А то после математики на меня никто не смотрел, все отводили глаза, как от преступника. Тут же рядом со мной и Катюшей появились ещё подносы - поцы не хотели мириться с тем, что красотка (за лето Катюша стала настоящей красоткой) уплывает от них. Пообедали мы мило. Я прикупил себе и Катюше ром-бабу. И мы ещё долго их жевали, запивая компотом из перезревшего винограда. Компот был тёмно-красный, компот в нашей столовке по осени очень вкусный. Насыщенный цвет - так сказала Катюша. Спустя год я узнал, что чем меньше женщину мы любим, тем легче ей нравимся. Но тогда я этого не знал, «Онегина» ж в девятом классе проходят, но за год вывел это эмпирическим, как сказали на «физике», то есть, опытным путём.

Глава пятая. Тифа

Глава 5

Тифа

Я специально не уходил из школы, я знал, что Катюша ждёт меня во дворе. Она там специально щебечет с девчонками. Первого сентября они все нафуфыренные, накрашенные, Катюша ещё ничего, в образе, а некоторые... мда... Да ладно уж. Пусть как хотят. Я сидел в раздевалке и болтал с уборщицей. Она рассказывала мне, сколько за прошлый год в школе всего было украдено. Особенно крали обувь. Я никогда таким не занимался. И потом: ну хорошо, взял ты чужую обувь, ходить-то в ней где? В школе нельзя светиться, в городе тоже могут застукать, узнают обудку и звездец. Уборщица у нас в школе удивительная. Зовут её Ибрагимовна, имени не знаю. Она маленькая, коренастая, но не жирная, в лице что- армянское или грузинское, седая и с заколкой на затылке. Не совсем она из нашей местности, и говорит со странным акцентом. Вокруг неё всегда девчонки вьются, она болтает с ними как девочка. Видно, что ей в кайф с детьми. В отличие от учителей, которым, даже если они не показывают виду, мы всю жизнь испортили, искалечили судьбу.

В общем, я болтал, болтал с Ибрагимовной, но Катюша оказалась настойчивой. Она тоже всё болтала и болтала с девчонками. Болтушки разошлись, и она осталась одна во дворе - я всё из окна вижу. Катюша села на оградку клумбы, стала читать в телефоне. Я попрощался с Ибрагимовной и вышел. Катюша тут же встрепенулась, и пошла ко мне.

– Ты домой?

– Да.

– Ты далеко живёшь?

Ой, ё! Она, наверное, думала, что я спрошу: «А ты?» и пойду её провожать.

– Да. То есть нет. Живу, - я махнул неопределённо в сторону улиц.

– А-аа, - сказала она.

И мы пошли. Раньше бы я сказал: «Катя! Чего тебе надобно?» Но мне было жалко её.

– Ты не обращай внимания на Тифу!

– Я и не обращаю.

Мы шли и шли. Я никого и ничего не видел вокруг. Я думал: надо бы взять у неё рюкзак. Но не стал. И вдруг она мне говорит:

– Я тоже из «Тип-топа» уйду.

– Почему?

Катюша вдруг разрыдалась и сказала мне, перепрыгивая с пятого на десятое, что в лагере замутила с Дэном, а он её бросил. Это было странно. Я Дэна знаю. Он падла, но не стал бы Катюшу бросать. Просто назло мне не стал бы. Я так и сказал. Катюша всхлипывать опять стала и опять объяснять, пересказывать случаи, как он ей то сказал, а потом то, а на последней дискотеке послал прямым текстом, сказал, что достала. И тут до меня дошло. Дэн хочет выжить её. Он же вместо меня теперь. Она напоминает ему обо мне, о том, что кто-то лучше его.

– Ну а как Дэн танцует, двигаться стал норм?

– У него прямо прорыв. Все удивляются.что делают с человеком успехи. Мама однажды сказала, что, если у человека всё задуманное получается, он двигается вперёд. А если человеку ставят палки в колёса, он рано или поздно разочаруется в себе и станет неудачником. Неудачник - это про меня. Меня вдруг тогда на улице посетила мысль. А почему, собственно, я должен быть успешным? Чем я лучше других? Я знаю ребят с футбола, которые реал кроме каши дома ничего не видят, их родители вкалывают на пищевом заводе, ковыряются в этом тухляке, который в августе везут с колхозных полей для овощных консервов. Томатная паста, баклажанная икра, и т.д. И это всё добрые люди, часто пьющие. А как тут не запить, когда они пашут в этих жутких огромных цехах, да ещё держатся за свою работу как за спасение... Многие люди у нас выживают, а не живут. Вот и я пойду работать на консервный завод, если из школы выгонят или экзамены не сдам, мама устроит. А Дэн начнёт двигаться вверх по лестнице успеха. Ну и пусть. По фиг. У каждого своя дорога. За лето понял: не надо думать, что ты весь такой из себя великий, рано или поздно щёлкнут тебя по носу. И ещё я подумал, что всё быстро меняется. Если бы не мой позор на танцах, Катюша бы сейчас со мной не шла по улице...

– Дэн тебя специально выживает. Не уходи, Кать. Он только этого и ждёт. Не уходи и всё.

– Я уже не солистка, - и опять слёзы текут.-Светлана Эдуардовна так изменилась, такая злая стала, меня называет «щегольковой невестой», и убрала из солисток, и из первой линии тоже.

– Но ты извини, Катюш, ты же вы... (чуть не сказал вымахала, но осёкся) ты же выросла всё-таки за лето. Все старшаки во второй линии.
– я хотел успокоить Катюшу в надежде, что она от меня отстанет. Потому что как правило все лезут к тебе, когда у них проблемы и начинают грузить, грузить чуть ли не первого встречного, пока собеседник не загрузится под завязку. Дэн тоже такой был. Все проблемы на меня вываливал.

– А Светлана Эдуардовна? Что с неё взять. Женщины в положении нервные, я в интернете читал. А моя мама, прикинь, извёстку со стен отдирала и ела, -- и я попытался рассмеяться. Получилось, видно, не ахти, потому что Катюша вылупила на меня свои глазки размером с блюдце и спросила:

– В каком Светлана Эдуардовна положении?

– Ну... беременная, - испугался я.
– А что незаметно?

– Да она никакая не беременная. Ты поменьше сплетни собирай. Если она на нескольких занятиях не была, это ещё не значит, что...

Я не слушал Катюшу. Я всё понял, наконец, до конца. Дошло до меня. Светочка потеряла ребёнка, ну, пусть не ребёнка, а его зародыш, и вот срывает свою злобу на тех, кто напоминает ей обо мне. Дэн, видно, подмазался, может он и знает о её горе; я предположил, что потеря зародыша для женщины - большое горе, да и для Серого тоже - я хорошо помню, как он обошёлся со мной на занятии...

– Тём! А ты не хочешь вернуться?
– заело Катюшу, что ли?

Я пришёл в себя от «новости». В начале лета я бы обрадовался, что меня кто-то зовёт обратно, пусть не Светочка с Серым, пусть просто Катюша. А теперь, зная, что произошло у мамы со Светочкой и чем это для Светочки закончилось, о танцах следовало забыть навсегда. Меня пронзила ещё мысль: Серый! Он не остановится, он меня готов был уничтожить на том последнем занятии, а тогда ещё было неясно, потеряет Светочка ребёнка или нет. А теперь он не простит мне никогда свою трагедию, убить не убьёт, но рога пообламает, может и инвалидом сделает. Вполне себе реально. Серый да ещё разъярённый - это не Эрна. «Надо обязательно научиться быстро бегать, -- решил я.
– Это может очень пригодится»...

– Тём! Да что с тобой! Чего ты испугался так?

– Я? Я... не... ничего не испугался, - я просто напялил на себя улыбку, натянул как киллер маску.
– Я бы с удовольствием, Катюш, вернулся на танцы, но я уже в другой секции.

– - В беговой, что ли?
– презрительно уточнила Катюша.

– - Слово дал Босхану Кануровичу, понимаешь?

Мда... Внутренний «я» наверное ухахатывался со смеху: Щеголь и слово дал, ну ты, Щеголь совсем заврался...

– Что ты бегун, впервые слышу. Говорили, ты летом работал, - Катюша решила сменить тему, поняла, что с танцами я завязал.