По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Прошу прощения у читателя за длинные выписки из документов, но ведь нужны серьезные основания для выводов. Все сведения здесь научно достоверны, никем пока не опровергнуты и остаются в силе так же, как продолжает оставаться в силе решение о строительстве заводов.
Аквалангисты. Первые погружения.
Шашлык. Байкал — лаборатория чудес.
Открытие Бенедикта Дыбовского.
Богатое озеро. Неужели ему конец?
В
Мои новые знакомые едут на Тихий океан. Руководитель экспедиции биофизик Николай Михайлович — человек средних лет, весь ушедший в какие-то свои таинственные раздумья. Ребята относятся к нему с преувеличенным, почти детским почтением и восхищенно шепчут мне: «Готова!»
Ихтиолог Николай — юный, невозмутимо-спокойный и такой огромный, что ему в комнате тесно. И двое аквалангистов, молодых физиков: Олег — чернявый, непомерно широкий, толстые ноги ставит крепко и в стороны, как цирковой борец; Борис повыше и постройнее, но у него, как и у Олега, крупная фигура водолаза, выпуклая грудь.
В Байкал еще ни разу не опускались аквалангисты, эти ребята — первооткрыватели. Ученые лимнологического института перехватили их в Иркутске и попросили собрать озерную биомассу на разных глубинах. И вот — первое погружение. Я, конечно, увязался за ними. На берегу Борис и Олег долго натягивали на себя резину и какую-то шлею, пристегивали акваланги и пояса с грузилами. Мы отплыли в море, замерили глубину, и ребята ушли под воду.
— Там холодно и темно, — сообщил Олег, поднявшись наверх с камнями, покрытыми водорослями.
Они достали много пресноводных, лишь на Байкале встречающихся губок — зеленых, мягких, похожих на сгнившие сосиски, израсходовали весь воздух, намерзлись и весь вечер проторчали в мастерской, пытаясь накачать акваланги институтским компрессором. Гайки не подходили, они выточили самодельный переходной штуцер и все-таки нагнали давление до ста тридцати атмосфер. Дотемна они зачищали и клеили костюмы.
— Чтоб я приехал на Байкал да не сделал дела?! — самоуверенно басил Олег.
— Не хвастайся пока. Вероятно, в акваланг масло попало.
— Ничего!
Определенно Олег намерен был рисковать: под водой легкие работают очень интенсивно, а нечистый воздух здешнего компрессора содержал частицы масла, — фильтра-то не было. Масло может попасть в такие бронхи, которые обычно плотно закрыты, и вызвать тяжелое заболевание.
Утром начали задувать с ангарского истока. Пока ребята готовили костюмы, я сидел у директора института Григория Ивановича Галазия. Он говорил мне о Байкале, о том, что заводы отравят, опоганят море, и было как-то смутно на душе. А после обеда мы вышли на берег. Олег удивленно посмотрел на меня:
— Ты что задумался? Брось! Гляди, какой Байкал!
Байкал сердился, его сизые волны были в белых кудельках. Как это можно с легким сердцем лезть туда?
Мы с Борисом сели в лодку и отбуксировали Олега на глубину.
— Ты только недолго, — предупредил Борис.
— Поучи еще меня! — донеслось из-под маски.
Олег схватил
ведро и исчез в волнах.— Плохо, что в случае чего акваланг не сбросишь, — сказал мне Борис. — Лямки прилипают к резине, будто кто их клеем смазал… Что это он долго?
Веревку в моих руках дернуло, и я стал ее выбирать. В ведре были великолепные образцы водорослей. Снова опустил ведро, но тут мы попали под ветер, лодка запарусила, и нас понесло в море. Вынырнул Олег, белки его глаз были покрыты красными прожилками.
— Ты чего не тащишь? — крикнул он.
— Не чуял. Волна бьет.
— Вылазь! — сказал Борис. — У тебя же давление совсем упало.
— Еще разок!
Он нырнул, Борис покачал головой и заметил:
— Все от него могу терпеть, только не легкомыслия под водой. Ну и наломаю я ему хребет!.. Что же он не идет?
Я смотрел в воду. Белые круглые пузыри нарождались в темной пучине, выкатывались на поверхность, мягко булькали, шипели, испуская легкий парок.
— Если воздух кончится, он, конечно, вынырнет. Мы ведь с ним поднимались и с сорока метров. И на одном акваланге поднимались. И другие случаи были… Где же он, трепач?
Но вот Олег выскочил наконец, зацепился рукой за борт лодки. Широко раскрытыми красными глазами он весело смотрел на нас и тяжело дышал. Потом выбросил в лодку рыбку с удивительными золотыми плавниками, снял маску и сказал будничным голосом:
— Весь воздух. А поглядите, какой звереныш! Просто желтая радуга на крылышках. Бывают же чудеса!
Борис снял с него акваланг, помог взобраться в лодку.
— Снимай, снимай костюм! Сейчас я тебе свой свитер дам.
— Да потерплю до берега!.. А впрочем, давай. Понимаете, там скала обрывная. Сначала идет некруто, а потом — ух в черноту! Мрак! Бархат! Глубоко залез… Да выгребайте вы как следует, смотрите, куда нас тащит!..
А на следующее утро Олег встал раньше всех и сумел где-то добыть добрый кусок баранины. Он любовно разрезал ее на куски, сложил в кастрюлю, залил уксусом.
Ветра на море не было. На той стороне виднелись ослепительно белые вершины Хамар-Дабана: ночью на гольцы пал снег.
Мы долго поднимались в горы. На остановках я рассказывал ребятам о лесе, а они мне об океане. Но вот мы полезли на последнюю кручу. Байкал все рос под нами, выпучивался, синел под солнцем и вскоре стал таким густо-синим, что казалось, можно было заправлять из него авторучки.
— Тут змеи есть? — спросил Борис, когда мы вступили под сень перевального кедрача.
— Конечно, — сказал я. — Они свиваются клубками и лежат под корягами, а к полудню согреваются и расползаются в разные стороны. Как наступишь, она тебя — цоп!
— Ну и что делать?
Не бойся, — подхватил Олег, — я тебе зубами это место выгрызу, залью водкой — и все в порядке!
Пока я разводил костер и нажигал углей, Олег колдовал с мясом, чем-то присыпал его, что-то приговаривал, а Николай Михайлович, Борис и Николай сидели вокруг костра на страже, пускали слюнки и не смели ничего советовать.
И вот вырублены рогульки, и зашипело над угольем мясо; алюминиевые шампуры Олег предусмотрительно захватил из Москвы, чтобы готовить свое коронное блюдо. После обеда мы долго боролись, катаясь по траве, гоготали на весь лес, и если были где-нибудь под корягами змеи, то мы их либо раздавили, либо пораспугали.