По нехоженной земле

видеть необычный след своего маленького каравана. Тянулся он на несколько

километров в виде сплошной, резко очерченной полосы белесовато-серого тумана,

четко выделявшегося на темном фоне. Температура воздуха в это время приближалась к

— 40°. Капельки влаги, выделяемой при дыхании разгоряченными собаками, тут же

замерзали и превращались в густое облачко, висевшее над упряжками. При нашей

остановке оно не двигалось, но как только мы направлялись вперед, начинало

вытягиваться и образовывать след в виде узкой туманной полосы. В воздухе — ни

малейшего колебания. Туманная линия не рассеивалась, не поднималась и не оседала.

На высоте 2—3 метров за нами тянулся длиннейший непрерывный шлейф. Он

напоминал облако оседающей пыли над большаком, поднятой стадом в знойную

засушливую пору. Только когда позади нас потухла заря и исчезла фиолетово-черная

расцветка снежных полей, когда они вновь заблестели под лунным светом, мы

перестали видеть свой шлейф сколько-нибудь далеко.

Вечером в 43 километрах от базы остановились на отдых. Каждой собаке

вырезали в твердом снегу лунку, и наши помощники, поужинав пеммиканом,

устроились на ночь.

В палатке в этот вечер было холоднее обычного. Намерзнувшись за рабочий день,

мы долго не могли согреться. Стыли ноги; сдвинешь с головы надоевший капюшон,

сейчас же начинают зябнуть уши. Примус яростно шипел, но теплее от него не

становилось.

Разогрели консервы, поели и всячески старались растянуть чаепитие, чтобы

наслаждаться ощущением тепла. В палатке было тесно. Из-за холода мы не снимали

совиков, а эти меховые балахоны делали нас объемистыми. Кристаллизовавшиеся пары

от горячего чая и влаги от нашего дыхания серебристым слоем уже покрывали

внутреннюю сторону палатки. [140]

Свеча сгорала медленно. Температуры ее пламени едва хватало на то, чтобы

растопить охлажденный стеарин только вокруг фитиля. Поэтому, по мере сгорания

фитиля, основание пламени медленно погружалось вниз, а края свечи по-окружности

оставались нерастопившимися и образовывали тускло просвечивающийся цилиндр.

Колеблющийся от наших движений язычок огня лизал верхние края цилиндра,

растапливал их. Стеарин стекал с края цилиндра в сторону пламени и не образовывал,

как обычно, подтеков снаружи свечи. По мере углубления пламени свет постепенно

уменьшался, и внутренность палатки погружалась в сумерки. Тогда мы снимали

нерастаявший стеарин, и свеча загоралась ярче.

Наша беседа, естественно, велась о полярной ночи. Мы вспоминали приключения

минувших лет и сравнивали нашу четырехмесячную ночь с двухмесячной на острове

Врангеля. Мой спутник заявил, что он переживает уже четырнадцатую полярную ночь,

а так до сего времени и не знает, почему она происходит, или, как он выразился, не

понимает «этой механики».

Я ответил ему, что понять механику не трудно, если он не поленится сделать из

снега небольшой шар.

Охотник сейчас же вылез наружу и, повозившись минут пятнадцать, вкатил в

палатку лочти правильный снежный шар, сантиметров 40 в диаметре. Манипулировать

таким шаром в тесной палатке было невозможно. Пришлось «землю» урезать.

Заработал нож охотника, шар уменьшился в диаметре наполовину и мог подойти к

орбите, вырезанной мною на снежном полу палатки. Когда мы тем же ножом нанесли

на «земном шаре» экватор, тропики, полярные круги и соединили полюса

меридианами, я заявил:

— Теперь нехватает только земной оси.

— А какая она?

— Воображаемая, конечно.

— Тогда вообразите, что я вам уже дал ее, — парировал Журавлев.

Я объяснил, что наш опыт будет нагляднее, если мы материализуем земную ось.

Охотник согласился подыскать «что-нибудь покрепче». Через минуту раздумья он

вынул шомпол карабина, проткнул им через полюсы снежный шар, и наша земля

закрутилась на своей оси.

— Хорошо? — спросил охотник.

— Нет!

— А что же еще? Ведь вертится!

— Опущено самое главное, — начал я объяснение, — земная ось стоит у тебя

перпендикулярно, а на самом деле она наклонена к плоскости орбиты под углом 66°33'.

И летом, [141] и зимой, и осенью, и весной, и вообще в любой момент годового бега

земли по ее орбите вокруг солнца этот наклон оси является постоянным и служит

причиной изменения продолжительности дня и ночи. Земля не стеклянный шар — она

не просвечивает. Солнце может освещать только одну половину ее. Другая половина

остается в это время в тени, то-есть там тянется ночь. Если бы земная ось была

перпендикулярна к плоскости орбиты, как она стоит сейчас, то всегда освещалась бы

последовательно какая-либо половина земли от Северного полюса и до Южного. На

всех широтах земного шара день всегда был бы равен ночи, и нам с тобой не надо было

бы путешествовать в темноте и играть в жмурки среди льдов, так как не было бы

никакой полярной ночи.

— Давай проверять. Вот тебе солнце, — продолжал я, поставив в центр орбиты

выгоревшую цилиндром свечу.—Эта свеча совсем похожа на полярное солнце, когда

оно еле просвечивает сквозь туман. Сейчас мы сделаем наше солнце поярче.

Я смял стеариновый цилиндр. Пламя стало ярким. Далее, отмечая точки на

орбите, я показывал, где находится земля по отношению к солнцу весной, летом,

осенью и зимой, а мой слушатель поочередно втыкал вертикально земную ось в эти

точки и крутил земной шар. Свеча, изображавшая солнце, четко освещала обращенную