По правилам и без

— Успокойся, любимый, я не стану тебе изменять, — парень подмигнул другу, на что тот притворно скривился. — Это я так шучу, красавицы, не обращайте внимания, — он вновь улыбнулся нам с Катей и присел на краю сцены. — И мое предложение, кстати, еще в силе, так что вы пока погуляйте, а я, как освобожусь, вас найду, заодно с ребятами познакомитесь, — и, подмигнув почему-то мне, поднялся и скрылся в комнате за сценой.

— Охренеть, — коротко, но емко прокомментировала Щербатова, таща немного потерянную меня к барной стойке. Еще бы, впервые в жизни выбралась в клуб — и уже такое, гхм, внимание… — Ты ему, похоже, приглянулась.

— Кому? — я выпала на дурочку, нащупывая в сумочке зеркало. Ну и видок, конечно, но подруга постаралась на славу. Только вот все равно не могу я никому, как она сказала, приглянуться.

— Басисту их, Нику, — так, словно объясняла прописные истины, ответила мне Катя. — Мне Джей про него много рассказывал.

— Надеюсь, только хорошее? — Ник возник позади нас так неожиданно, что я едва не свалилась с высокого стула, но он не придержал меня.

— Ник, я даже на твоих похоронах молчать буду, потому что даже через шестьдесят лет про тебя будет нечего хорошего сказать, — рядом появился барабанщик и тепло улыбнулся сначала своей знакомой, а потом мне.

— Ах, вот ты какой, коварный! — ужаснулся басист и не выдержал, засмеялся. — Не слушайте его, красавицы, он у нас просто бесится из-за отсутствия женского общества.

— Зато ты им перенасытился! — беззлобно подколол его Юра. — Ладно, надо познакомиться, что ли, только сначала пойдем к нашим, места найдутся как раз для вас двоих…

Я не заметила, как оказалась за одним столиком с четырьмя студентами-музыкантами, зажатая между гитаристом и басистом. Катя расположилась напротив, правда, с краю.

— Ребят, познакомьтесь, это та самая Катя, сестра Влада Щербатова со второго курса, — Юра взял обязанность знакомства на себя, — и ее подруга… эм…

— Рита, — подсказала я, отчего-то смутившись.

— Дэн, — первым представился сидящий рядом со мной гитарист.

— Никита, для друзей просто Ник, — не отстал от друга — как я позже узнала, сводного младшего брата, — басист.

— Глеб, — последним представился вокалист, но его слова почему-то вызвали хохот.

— Да никакой он не Глеб, а настоящий Михалыч! — объяснил Юра, за что тут же получил от друга затрещину. — Опять свои красные труселя надел, а никакие суровые фрезеровщики так и не оценили.

— Зато оценили толпы девчонок, — не остался в долгу «Михалыч».

— Тебя? Не смеши! Да они все время на наших братьев-акробатов пялились, а про скромных вокалиста и барабанщика забыли, — шутливо пожаловался барабанщик.

— Если тебя это утешит, я мог видеть только тебя и никого другого, — окликнул его бармен, чем вызвал очередную волну хохота.

— Уже один поклонник есть!

— Два! Нет, даже три, — отозвалась сидящая за соседним столиком девчонка. — Хотя нет, два, Аля верна красным трусам Михалыча, — и снова хохот.

— Кстати, красавицы, а вам наша музыка понравилась? — снова переключился на нас Ник, и остальные тут же приготовились услышать ответ.

— Еще бы! — тихое Катино «Да» заглушил мой неожиданно звонкий голос. — Я, конечно, живую музыку до этого почти не слушала, но вы выступили просто потрясающе!

— Вот, видите, как должны говорить о нас все, а не только поклонницы красных труселей, — засмеялся Дэн, а Ник посмотрел на меня с непонятной улыбкой и чуть приобнял. Но, как оказалось, только для того, чтобы передать брату деньги:

— За такой ответ нужно угостить девочек лучшим, что есть в этом заведении, да и мы заслужили, — пояснил он, но руку почему-то не убрал.

Спорить никто из ребят не стал, а нас с Катей наверняка не стали бы и слушать.

Вечер перетекал в ночь весело, пьяно и беззаботно. Дэн и Глеб лавировали между нашим и соседним столиками, причем вокалист быстро обосновался среди поклонниц своего белья и уже целовался с той самой Алей, параллельно известным жестом посылая хохочущих друзей в известное место.

Очень быстро я убедилась, что Катька была права: Никита аккуратно, но настойчиво добивался моего внимания, прикасался как бы невзначай, угощал слабенькими коктейлями и, кажется, не замечал больше никого вокруг.

И это только подтвердилось, когда я вышла, чтобы поговорить с мамой.

— Родители беспокоятся? — поинтересовался прислонившийся к колонне Ник, закуривая.

— Мама, говорит через сорок минут быть дома, — я улыбнулась, не замечая никакого подвоха — алкоголь, старательно вливаемый маленькими порциями, уже давно дал о себе знать, отключая мой хваленый рассудительный мозг.

— Джинсы порезаны, лето, три полоски на кедах

Под теплым дождем.

Ты снова лучше всех, а дачу, маму, билеты

Мы переживем*

Парень запел тогда еще неизвестную мне песню неожиданно, на удивление приятным голосом, выбросил сигарету и подошел ко мне:

— Ты, увы, не в кедах, а джинсы резать жалко, — голос его обволакивал, равно как и запах — на удивление приятная смесь одеколона, сигарет и какого-то коктейля, название которого я не запомнила. — Нет дождя, билетов на дачу, но ты… лучше всех.

И поцеловал меня, так резко и неожиданно, что я тут же отпрянула, еще и оттолкнув его губы пальцами — правда, слабо и мягко.

— Что не так, малышка? — Ник тут же перехватил мою руку и обнял за талию, прижимая к себе.

— Ну… мы только сегодня познакомились… — неуверенным голосом ответила я, стараясь не обращать внимания на такую близость парня. — И вообще…

— Так. У тебя есть парень?

Я отрицательно замотала головой, от чего та чуть закружилась.

— И я свободен, так что никаких проблем. Если хочешь — можешь уйти хоть сейчас.

Я не ушла. Позволила себя поцеловать: требовательно, настойчиво, но неуловимо нежно и чертовски приятно. Это был мой первый поцелуй, только вот пьяная голова забыла об этом факте, полностью отдаваясь новому ощущению. Прекрасному, надо сказать, ощущению.

Ник проводил меня домой, правда, вместо десяти минут это заняло все полчаса — и еще пять минут у нас оставалось, когда мы наконец-то подошли к моему подъезду. И парень решил зря время не терять: прижал меня к стене в подъезде, покрывая шею поцелуями, руки его начали блуждать по моему телу, даря не наслаждение, а страх — особенно, когда скользнули под кофту. Я постаралась вырваться, но безуспешно.