По рукам и ногам

День был просто жуткий. Как может хорошим быть день, начавшийся с грозы. Нет, это я вру, он, конечно, может, многие ведь любят, когда громыхает и все такое. Но у меня совсем другая история. Ни разу ничего хорошего в моей жизни не происходило в дождь. А тут еще и сердце это щемило так. События и предчувствия выстраиваются в цепочку, совсем нехорошую, ничего доброго не предвещавшую. Вот совсем.

Раньше обеда в Ланкмиллерскую спальню я не заглядывала. Боялась «хозяйского» гнева. Да и вообще всяких неуравновешенных неожиданностей со стороны человека, который вчера пьян был, как черт, а сегодня, вне всякого вероломного сомнения жутким похмельем мучается. Если уже проспался.

Но вот через час после обеда любопытство окаянное меня все ж пересилило: что ж можно делать, не выходя из комнаты, так долго и так тихо.

А Кэри своим ответом меня не удивил – страдать. Да, только это и можно. Ланкмиллер лежал, уставившись стеклянными глазами в потолок, так что я первые секунды засомневалась, не помер ли. Вода из стакана была выпита, таблетки тоже рядом не было. Либо его еще не отпускает, либо он еще не прострадался.

– Кэри? – я проскользнула внутрь почти неслышно. – Я даже не буду спрашивать, в порядке ли ты. Живой хотя бы? Надо поговорить…

– Вроде бы, – с мужественным равнодушием отозвался Ланкмиллер, не отрывая очей своих от потолка. – Чем вчера все это кончилось?

Я сделала было пару шагов в направлении кровати, но потом остановилась и опасливо принялась изучать благородно-серый оттенок его лица, удостоверившись на всякий случай:

– Не блеванешь?

А то всякое может быть. И это не удивительно – с такого-то лютого бодуна. Кэри лишь вздохнул, всем своим видом давая прочувствовать глупость мною сказанного. Я, так уж и быть, присела на краешек.

– Генрих мне позвонил и приказал тебя, алкаша, до дому доставить. А чтоб я не сбежала, заставил нацепить браслет какой-то дурацкий. Я боялась, что ты буянить будешь, но ты до того напился, что и этого сделать был не в состоянии. Но у тебя не встал, – мстительно заключила я, руки на коленках сложив, как примерная школьница.

– Позор какой… – Кэри, морщась, потер переносицу.

– Не то слово… – задумчиво согласилась я и тут же выпрямилась. – Погоди. Ты это о том, что надрался так или о том, что у тебя член не встал? Сними, кстати, – под нос Ланкмиллеру был продемонстрирован чудо-браслет-неубегайка.

– Носи, тебе полезно будет.

– Ну-у, с вами только связывайся… – протянула я преисполненным разочарованием голосом.

И все равно, как надумаю сбежать, этот браслет меня не остановит. Я его как-нибудь обязательно сломаю. Нет ничего, чего сломать нельзя было, в особенности, если это касается столь тонких технологий.

Я кинула взгляд на Кэри. Вот что значит выражение «лица нет». Оно, конечно было, и даже не совсем отдаленно походило на человеческое, но такое помятое было, что даже немного жалко. Ну вот, а теперь самое время его распытать хорошенько, а то у меня прям внутри все ходуном ходит от неопределенности.

– Ну ладно, – я шмыгнула носом, – расскажи, что у тебя со «Змеиным зубом»?

– Заболела? – Кэри приподнялся, расстегивая свою вчерашнюю, не первой, стало быть, свежести, рубашку.

– Немного, – тряхнула я головой, и придвинулась ближе, нависнув над ним, – от ответа не уходи.

– Вот же приставучая девка, – Ланкмиллер одной рукой свалил меня с себя на кровать, будто это не стоило ему никаких усилий, и поднялся, – это дело не твое. Много на себя берешь.

Довольно грубо. Я с усталым вздохом села и решила ему все высказать, как на душе было, потому что эти неуловимые обходные пути на Кэри ни черта не действовали. Только если прямо в лоб. Только если искренне. И от него можно хоть чего-то добиться.

– Просто… У меня такое чувство, что со «Зубом» я уже имела знакомство в свое время. Уж больно много мурашек по позвоночнику взывает его упоминание. И… мне немного страшно, честно сказать.

– А кто тебя знает, может, и имела, – ворчливо отозвался Кэри, – все это дело прошлое теперь. «Зуб» держит свое величие на том, что исключений не делает. Если твое имя в их списках – с паспортом можно распрощаться. Но так как у тебя паспорта и без того нет, все это не имеет значения. Беспокоиться не о чем.

– Ты н-не подумай… Что я… вот в твои дела лезу. Просто в последнее время мне часто кажется, что все необратимо изменилось. Не в лучшую сторону. Если у тебя неприятности, это, конечно, не впервой. Если ты не делишься ими, значит, они не стоят внимания, сам справишься и помощь не нужна… Но черт возьми, неужели каждый раз, как у легендарного владельца судостроительной корпорации неприятности, он начинает шляться по клубам и напиваться, как свинья, вместо того, чтобы из них выпутываться?!

– Это, – ох, а кажется, разозлился он здорово, и черт же меня за язык потянул, да еще с такой силой, – совершенно не твои проблемы, Кику. Что за манеры, недостойные девушки и наложницы? – ах да, наложницы, спасибо, что на землю вернул. – Я имею полное право на отдых. Когда хочу. Как хочу. И с кем хочу.

– Ах ну конечно, как я могла подумать иначе. Проблемы у него, как же! А он, оказывается, весь день просто по блядям шлялся…

И только я успела подумать, что это куда больше походит на монолог ревнивой жены, как скулу чем-то обожгло больно, и я оказалась на полу. Прежде, чем спохватилась, с губ сорвался сдавленный скулеж. Верно, я ведь забыла, что он ударить может. Да тут и сама виновата. Видимо, переборщила здорово. Точно также здорово, как и головой приложилась об пол. Минут через пять шишка будет, а к вечеру – и фонарь слева от глаза. Унизительно-то как.

Я попыталась встать, но перед глазами все вдруг смазалось, и я со стоном свалилась обратно. Голова, как же…

Меня неожиданно довольно мягко, бережно даже подняли и усадили на кровать. Ланкмиллер убрал волосы с моего лица, медленно провел по нему пальцами и приподнял за подбородок. Хотелось отодвинуться. До смерти.

– Кику, прости, – устало-беспомощный вздох. – Я последнее время сам не понимаю, что творю и что происходит со мной и вокруг. Абсурд какой-то. Ты права – все немного запуталось.

– Да уж. Совсем не подобает мужчине. Не извиняйся, это по-дурацки смотрится… – я отстранилась, насколько это было возможно, и голова снова взорвалась вспышкой боли, на этот раз куда более слепящей.

Я схватилась за нее, жмурясь и шипя. Руки мгновенно похолодели так, словно у мертвеца. Трясло меня немилосердно, и даже немного мутило. Кэри поддержал, потому что ориентация в пространстве оказалась потеряна вновь в пользу пола.

– А я… вспомнила… – и голос тоже дрожал, а мучитель был непозволительно теплый, успокаивающий, – вот теперь, когда мы об этом заговорили…