По рукам и ногам

– Чем занята? – рядом со всей безумной неожиданностью момента опустился Генрих.

Ах да, еще моя спальня не запиралась на ключ.

Я с трудом подавила довольно неприятное чувство вроде страха, но когда сердце так уже не колотилось, я отодвинулась подальше и ворчливо ответила:

– Не видно? Сокрушаюсь о своей невольничьей судьбе.

Как же он меня пугал всем своим видом. И, главное, зачем пришел? И чтобы визиты эти еще хорошо кончались… Чувство отвратительное.

Начальник охраны придирчиво хмыкнул.

– Много сокрушаешься. Я думал, ты сильнее.

– Индюк вот тоже думал, и в суп попал…

Оно вырвалось у меня случайно и совсем тихо, но судя по тому, в какой специфической позе Генрих замер, слух у него – просто позавидуешь.

– Боишься меня? – вдруг ни с того ни с сего осведомился он, как будто между прочим.

– А чего б тебя не боятся? Только и мечтаешь, небось, о каких-нибудь карательных мероприятиях в моем отношении.

– Оно б неплохо было бы их провести, чтоб тебе «не сбегалось», но господин приказа не давал. Да тебе и прошлого раза, видно, хватило. Не бойся ты так. Прям врага такого во мне видишь. Я на самом деле ничего личного против тебя не имею, просто взбесило меня то, что такая мелкая, только заявилась, а уже намеревается жизнь отнять у человека, которого еще совсем не знает. Мол, поперек планов он ее пошел. Если уж поперек пошел, так сразу надо и убивать? Я теперь знаю, что это не ты была. Не бойся.

– А Кэри это с самого начала знал. Знал и не сказал.

– Что ты вообще чувствуешь к нему? – сегодня Генрих активный претендент на звание «мастер внезапности вечера».

– Безграничную светлую любовь и благодарность, – монотонно протянула я, чтоб он отстал, и умолкла, забыв, за что хозяев полагается благодарить. Обычно, за кров и пищу, но этим себя обеспечить я пока что еще сама в состоянии.

– А если честно?

– Не знаю! Чего пристал? – неожиданно резко огрызнулась я. – Еще ничего не знаю…

Честно? Смешно. Скажу честно, ты пристанешь, как банный лист.

«С ней надо быть начеку!..» «Держать ухо востро…»

Вот прям идеальная компания для откровений – это брутальный начальник охраны. И, наверное, правильным было бы уточнить: что я чувствую к Ланкмиллеру, как к хозяину или как к человеку.

Генрих многозначительно вздохнул и позволил увести себя от заданного вопроса. Только из соображений деликатности. Иначе бы доконал.

– Что-то господина долго нет… – вздохнул он. – Непривычно для него настолько задерживаться. И телефон отключил.

– И что это значит? – я даже чуть прищурилась.

– Значит, с девушкой из эскорта где-нибудь в отеле. Такое иной раз случается. Ложись спать, он к утру вернется.

Генрих вышел, а я вспыхнула.

Неужто подумал, что я это тут, значит, как верная жена, мужика домой дожидаюсь?! А… ведь выходит, что так и есть, иначе, почему б спать не лечь.

Я отсидела себе уже всю задницу только так.

И домой его не тянет, этого Ланкмиллера. Хотя, с чего б? И правильно. Пусть хоть сутками не приходит. Меня это совершенно не заботит. Разве только Генриха. Вот он – да. Вот он волнуется.

Я пошла бродить по дому, потому что сна как-то ни в одном глазу не было. Переутомление, чтоб его. Спальня, коридор, кабинет, ванная, еще какая-то дверь… Скоро наизусть запомню до деталей. Так, секунду. А это дверь – она куда?

Я осторожно дернула за ручку, в ответ послышался тихий полу-жалобный скрип, и открылся темный лестничный проем на какой-то чердак. Странно делать в таком современном доме – чердаки. Но все на вкус Ланкмиллера-старшего. Его вкусы уж точно сомнениям не подвергались. Я тихо проскользнула внутрь. Впрочем, если здесь открыто, то интересностей ожидать не приходится.

Куча старых вещей и пыли. Вот пыли уж точно куча. Веревки, поломанные настольные лампы, тряпки, в углу – разбитое, но большое, от пола до потолка зеркало. Даже пара шатких книжных стеллажей с подтрёпанными брошюрами, которые стопочками были уложены. Из-за недостатка света рассмотреть названия было невозможно, поэтому, я просто цапнула наугад то, что сверху лежало, поглядеть, что ж это за издания были так немилосердно отправлены в ссылку и вечное забытье.

Но в руки мне попали не книги, а что-то сроднее, вдобавок еще в плотную серую ткань завернутое.

Это… ой, неужто фотоальбом? Прямо как-то необычно для всей этой семьи, я даже боюсь представить, что в нем. Чтоб лучше было видно, пришлось спуститься вниз, где света из коридора было больше. Ну надо же… Все как у людей. О, здесь и Феликс есть. И Кэри свою рыжую сестру за сиськи лапает… А ведь таким милым ребенком был, и в какого тирана вырос. Черт, как самая нормальная семья. Что ж у них такое случилось потом, что альбом оказался на чердаке да еще завернутым в какую-то половую тряпку?

– Ай-ай-ай, отпусти, больно! – на ум как-то отстраненно пришла идея посчитать, сколько раз за последнее время мной уже была сказана эта фраза.

За шкирку одним рывком меня вытащили в коридор, альбом из рук выпал и закрылся. Даже до конца пролистать не успела вот, но проблема надо мной нависла куда более серьезная.

Я походила сейчас больше на провинившегося щенка. У Ланкмиллера такая… аура, что ли? Исходят от него несокрушимые, всепоглощающие потоки силы, которые все внутри гнут и ломают. Что уж я такого сделала…

– Скажи мне милая Кику, – он вместо этого сжал мое лицо и склонился непозволительно низко, – тебя кто-то туда приглашал?

– Нет, – еле-еле выдавила я. Кто ж ожидал, что ты сегодня вообще вернешься.

Дьявол, как страшно. Он не то что бы злится, он просто в ярости.

– Меня так раздражает, когда кто-то роется в моих вещах. Все равно, что в душе, – глаза просто полыхали, метали почти буквальные молнии, и это при том, что голоса он все также не повышал.

– Прости. Я не знала. Мне просто было скучно… Прости, – я говорила урывками, как могла, и поспешно. А выходило из всего этого жалкое нечленораздельное бормотание.

Еще добрых две минуты продолжалась эта пытка, так что шея почти затекла совсем. И тут мне на ум пришло, что сейчас он беспощадно перебарщивает. Это уже какая-то психологическая атака и наслаждение своим величием.

Кэри кинул на меня последний укоризненный взгляд, и потащил за руку за собой. В спальню потащил. Едрить твою мать, ну почему всегда я, почему нельзя было сегодня воспользоваться оплаченными услугами опытного эскорта?

Я беспомощно шмыгнула носом. Ну, притащил меня. А дальше какие дела?