По следам Карабаира Кольцо старого шейха

О, он так много слышал об Омаре Садыке!

Старик, сидевший перед ним, прожил долгую, удивитель­ную жизнь, полную разительных перемен и контрастов. Никто не знал его истинной национальности. Омар Садык (кто по­ручится, что это его настоящее имя?) во времена оны учил­ся в Константинополе, был, говорят, близок в молодости к турецкому двору, потом волею судеб попал в Европу,— тут тоже все было окутано тайной — учился в каком-то коллед­же в Эдинбурге, потом колесил по разным странам, был в Шанхае. В предреволюционные годы снова объявился в Рос­сии — преподавал в крымском Аль-Ахраме [49] , потом обосновал­ся в Осетии. Совершил хадж в Мекку, поклонившись святой Каабе, где, по слухам, имел связи с племенем курейшитов, мастеров караванной торговли, разбогател, одновременно став шейхом [50] суннитского [51] толка. По возвращении несколько лет. провел в Петербурге — к тому времени он знал уже несколько европейских и восточных языков, великолепно гово­рил по-русски

49

Аль-Ахрам — духовная мусульманская академия.

50

Шейх (араб.) — глава религиозной общины, учения, секты у мусульман.

51

Суннизм — ортодоксальное направление в исламе.

Теперь для старого Садыка настали трудные времена, хотя, говорят, кое-что осталось у него от прежнего состоя­ния, не дает оскудеть его дому и патент на частную ювелир­ную мастерскую, где работает у него несколько кубачинцев. Помимо легального сбыта продуктов их ремесла, Омар Садык (об этом Зуберу тоже было известно) занимался и скупкой дорогих украшений из золота и драгоценных камней, что уже и вовсе не поощрялось Советской властью.

Помимо всего прочего, старый, на вид немощный чело­век, сидевший перед Зубером Наховым, скрестив ноги на персидской подушке, обладал странным могуществом в кру­гу людей, почему-либо поставивших себя вне закона, к услу­гам которых при случае прибегал, не оставляя без внимания и их нужды.

Сведения эти Зубер почерпнул в свое время у Хапито Гумжачева, с которым пришлось ему посидеть в пересыльной тюрьме по делу карабаира. Чуть ли не под страхом смерти адиюхский конокрад Хапито рассказал Зуберу об Омаре Садыке. А несколько лет спустя воровская изменчивая форту­на снова столкнула Нахова с таинственным шейхом. Было это здесь же, в Дербенте, только не в доме Омара, а на одной из квартир, у человека, известного Зуберу под именем «ба­рона». Там и получили они поручение от старика. Там же он назвал им и велел запомнить свой адрес, но запретил являться к нему без крайней на то необходимости. Правом быть гос­тем Омара Садыка пользовался далеко не каждый.

Некоторые из тех, кто знал шейха по его связям с пре­ступным миром, поговаривали даже, что он сидел уже в трид­цатые годы, но по настоятельным требованиям из-за рубежа, исходившим от мусульманской лиги в Азии, срок наказания ему был сокращен и по отбытии его он появился здесь, в Дагестане, где легко пустил корни, так как знал аварский язык. Дом, в котором Омар Садык жил теперь, по словам Хапито Гумжачева, принадлежал прежде отцу шейха, купцу первой гильдии, убитому в годы гражданской войны в отря­де Шкуро. Вернувшись из мест заключения, Омар Садык, якобы, перекупил дом у его последнего хозяина и устроил в подвале мастерскую.

Одним словом, Омар Садык, при всей своей внешней добропорядочности, внушал страх Зуберу Нахову.

Пауза затянулась.

— Говори! — коротко приказал старик.

Неслышно ступая, вошла черноглазая средних лет жен­щина с наполовину закрытым лицом и поставила перед ними поднос с сушеным инжиром, кувшин и два кубка. Шейх, как видно, не всегда следовал установлениям Магомета.

— Я... я не нашел цыгана,— прошептал Зубер.— Его сначала взяли, потом он драпанул. А куда — не знаю В Черкесске опасно — туда вызвали майора из Ставрополя. Я знаю его — с ним шутки плохи...

— Кто?

— Шукаев Жунид. Кабардинец. Слышали о карабаире?

— Твое дело отвечать, мое — спрашивать,— оборвал его Омар и, взяв серебряный кубок, стоявший на подносе, отпил глоток вина. На сухой морщинистой шее судорожно дернул­ся острый кадык и опустился на место.— У барона был?

— Разве он не сказал?

— Послушай, ты, червь земной,— прищурившись, заши­пел шейх.— Ты простой жалкий вор — так не забывай, где твое место. Или, может, не знаешь, что говорит святой Коран о таких, как ты? — Омар Садык осторожно поставил кубок на поднос и, погладив бороду, негромко процитировал: — «Вору и воровке отсекайте их руки в воздаяние за то, что они приоб­рели, как устрашение от аллаха»... Мне стоит шевельнуть паль­цем, и твоя песня будет спета на веки вечные, понял?

— Понял, устаз [52] , понял,— поперхнулся инжиром Зубер

— Тогда отвечай на вопросы кратко И перестань бле­ять, точно овца, отбившаяся от стада. Был у барона?

— Нет, господин. Не был. Не знаю, где он. Весь Дер­бент обошел, по всем малинам искал — нету нигде

— Ну, вот что...— белые брови Омара задвигались и за­легли хмурой складкой на переносице.— Даю вам сроку не­делю. Пойдешь к барону, я скажу, как его найти, и скажешь ему... Запомни мои слова хорошенько...

52

Устаз - учитель.

— Запомню, все запомню.

— Хоть на дне моря пусть отыщет цыгана. Мне нужна катрантун таниятун. Повтори — «катрантун таниятун»

— Кат... катрантун таниятун,— точно попугай прошеп­тал Нахов.

— Слова эти арабские, в переводе они означают «вто­рая капля» И еще передашь: если барон или цыган вздума­ют играть с Омаром Садыком в плохую игру, то пусть поос­терегутся. Знаешь рутульскую пословицу «Были абрикосы, был салам алейкум, кончи ись абрикосы — кончился салам алейкум!» Впрочем, где тебе знать?

— Прости, Омар, но в твоих словах туман... какая «вто­рая капля? Мы с цыганом знали только, что наше дело на­йти того фрайера и взять у него...

— Заткни свою поганую глотку, нечестивец! — неожидан­но взорвался Омар Садык, оглянувшись на дверь, и в глазах его вспыхнули холодные искры.— Бездарные воры, бездарные жулики... простого дела не сумели сделать, подняли тарарам на весь город. Исполнишь, что я сказал, большего от тебя не требуется. И думать забудь о том, что вам с цыганом было поручено. Скажешь только барону, если он или цыган не най­дут мне «вторую каплю» — не сносить им голов. Мне известны все их художества. И пусть помнят, что теперь военное время — нянчиться с такими, как они, никто не станет. Понял?

— Понял, почтенный шейх.

— То-то. И того, что я сказал тебе, не вздумай повто­рять даже во сне.

— Что ты, господин, что ты...

— Прежде чем ты уйдешь,— снова огладив бороду, ска­зал Омар уже благодушнее,— ответь мне еще на один вопрос.

— Все, что хочешь, хозяин...

— Заткнись и отвечай, когда спросят. Где платок Хахана?

— У меня...— Зубер полез за пазуху.

— Давай сюда,— снова нахмурился шейх.— Глупцами земля полна. Какой шайтан надоумил ваши пустые головы разбрасывать их повсюду?

— Хапито велел...

— Я еще оборву Хапито его длинные уши,— сказал ста­рик, пряча платок с монограммой, который отдал ему Нахов.— А теперь — можешь выпить такое вино, какое тебе, дураку, и во сне не снилось...

Нахов потянулся к кубку, который до этого не решался взять, но так и не успел к нему прикоснуться. Со стороны двора донесся стук в калитку.

— Ступай туда! — Омар повелительным жестом показал Зуберу на дверь в соседнюю комнату.— Там найдешь новую одежду — выбери себе впору: после того шума, что вы на­творили в Черкесске, тебе нельзя там появляться в прежнем обличье. Да сиди тихо, пока не скажу. Ступай. Деньги полу­чишь у меня, после...