По следам Карабаира Кольцо старого шейха

«Как ребенок»,— подумал Жунид и потихоньку, чтоб не толкнуть ее, поднялся с постели. Оделся и, напевая себе под нос старинную кабардинскую песенку, принялся растапливать печку.

Представление вчера было интересным. Подтянутый, стройный, в черном костюме, этот Донат проделывал чуде­са. Чуть ли не читал мысли.

Все это, может быть, и не вспомнилось бы сегодня Жу-ниду, если бы не вчерашняя встреча. Неподалеку от них сидел Степан Степанович Ляпунов, старший оперуполномоченный областного отдела ОГПУ Жунид отлично знал этого спокой­ного умного человека и замечательного чекиста. Когда Шу-каев учился на первом курсе, Ляпунов уже кончал Высшую школу ОГПУ.

После представления они шагали по вечерним краснодар­ским улицам и вспоминали Москву. Зулета опять слегка ду­лась, злясь, что по милости мужчин ей приходится идти пеш­ком (ей понравилось ездить на трамвае!), но они этого не замечали.

.. Решив не будить Зулету, Жунид наскоро перекусил остатками ужина и ушел, оставив на столе записку: «Пошел на работу. Командировка. Буду через пару дней. Но если задержусь, не волнуйся. Целую».

Зайдя по дороге в аптеку, он позвонил секретарю отде­ла Кудинову, что в управление с утра не приедет, так как займется сразу расследованием дела об изнасиловании. По­том сел на трамвай и вскоре был уже на речном вокзале.

Свидание Семену он намеренно назначил в столовой речников, зная почти наверняка, что парнишке редко удает­ся поесть как следует. С продовольствием даже на хлебной Кубани было туго.

Сев за крайний столик, поближе к дверям, Жунид зака­зал две порции котлет — это традиционное столовское блю­до всех времен, и стал ждать.

К пристани подошел небольшой теплоходик. Толпа пова­лила по сходням.

Через несколько минут в дверях столовой показался рыжий чуб Семена Дуденко.

— Садись,— подозвал его Жунид.— Проголодался, не­бось?..

— Еще как,— кивнул тот, робко оглядываясь по сторо­нам.

Официантка поставила на стол котлеты.

— Рубай,— Шукаев пододвинул Семену тарелку. Расспро­сив, как ему живется у дяди, Жунид перешел к делу:

— Чем порадуешь? Узнал что-нибудь?

— Усе зробыв, як велели,— с набитым ртом пробубнил Семен.

— Ну, доедай и рассказывай.

Пока «рыжик» (как окрестил его про себя Жунид) управ­лялся со своей порцией, Шукаев полистал записную книж­ку, восстанавливая в памяти все, что он собирался предпри­нять в связи с порученным ему делом Сысоевой.

Покончив, наконец, с едой, Семен стал рассказывать. Све­дения, которые он привез, в общем проливали немного света на всю эту историю, но Жуниду нужно было иметь хоть ка­кую-то зацепку, прежде чем побывать на месте происшест­вия. Если до своего появления в Елизаветинской он будет знать фамилии некоторых подозрительных парней,— это уже что-то.

Семен назвал двух сакманщиков. Обоих он частенько ви­дел пьяными, а на танцах в станичном клубе они постоянно приставали к девушкам. Из ребят, с которыми сам прежде водил дружбу, лазая по окрестным садам или воруя картош­ку на чужих огородах, Семен вспомнил нескольких любите­лей рыбалки, привлекавшихся однажды органами рыбнадзо­ра за незаконный, хищнический отлов сазана.

Шукаев записал фамилии, расспросил о приметах. Как он и ожидал, едва ли следовало надеяться, что кто-либо из этих парней окажется причастным к преступлению. В пока­заниях девушки было упоминание о внешности насильников. Детально она их, конечно, не разглядела, но запомнила, что один слегка косил, а у другого был нос с крутой горбинкой посредине. Первое — ниточка, а вот второе... У какого ады­гейца нос без горбинки?.

Впрочем, Жунид не очень огорчился скудостью сведений добытых «рыжиком». Он и привлек его, не столько ожидая помощи от мальчишки, сколько стремясь не потерять его из поля зрения и как-то помочь ему выровняться.

— Добре, парень, действуй в том же разрезе! И на-ка тебе вот, на дорожные,расходы!

— Не возьму, дядько Шукай! — мотнул головой Семен.

— С чего бы это?

— Не заробив, чи той... не заслужив,— запутался он и покраснел, отчего еще ярче заиграли на его белой физионо­мии красновато-коричневые веснушки.— Стыдно мине...

— Стыдно красть,— улыбнулся Шукаев.— А когда дают, можно брать. Ты же вроде как на службе сейчас! На дорогу. Ну, бери.

— Спасибо...

— То-то. Можешь ехать домой. Еще встретимся.

* * *

Едва Жунид пришел в управление и сел за стол в своей комнате, чтобы еще раз прочитать протокол допроса Сысое­вой, неожиданно, без стука, вошел Дараев.

— С приездом! И поздравляю с квартирой!

— Спасибо, Вадим Акимович,— просто ответил Жунид.— Садитесь.

— Как устроились?

— Сносно...— Жунид отчертил ногте.м то место в про­токоле, где указывались названные девушкой приметы обоих парней.— У вас, я слышал, полная удача?

— Да,— неохотно ответил Вадим Акимович. Его до сих пор беспокоили опасения, как бы вся их афипская эпопея не кончилась конфузом. Он помолчал, потом спросил без види­мой связи с, началом разговора:

— Вы к нам прямо из школы милиции?

– Да.

— Но До этого, наверное, работали в органах?

— Конечно. Три года.

— Значит, шесть лет стажа. Сам молодой, а стаж — под­ходящий...

Дараев явно испытывал неловкость. Шукаев объяснил это по-своему. Человек зашел из вежливости и, как всегда в таких случаях, не находит, о чем говорить.

— А я после совпартшколы служил, в войсках ОГПУ. Потом демобилизовался и сюда,— сказал Дараев.

Снова — пауза.

— Как Краснодар? Нравится? — спросил, наконец, Вадим Акимович.

— Ничего,— неопределенно ответил Жунид.

— Ладно. Не буду мешать,— поднялся Дараев.— Рад был познакомиться. Желаю удачи!

— Спасибо!

«И чего приходил? — подумал Жунид, когда его новый сослуживец вышел.— Может, хотел что-нибудь попросить да постеснялся? А в общем, видно, человек симпатичный».

Между тем Дараев уже входил к Ивасьяну.

— Здравствуйте, Тигран Вартанович!

— Здоров. Садись.

— Был сейчас у Шукаева.

— Ну и как?

— Парень, по-моему, серьезный,— честно признался Ва­дим.

— Не знаю, не знаю,— с досадой перебил его Ивасьян.— Поживем — увидим! А сейчас о деле...

* * *

В Елизаветинскую Шукаев приехал в первый день Пасхи.

В маленькой беленой церквушке надтреснуто заливались колокола, из ворот церковного дворика выходили закутанные в вязаные платки старухи, бородатые казаки, истово крестясь и нараспев говоря «Христос воскресе!», лобызались с ро­дственниками и знакомыми. По улицам табунами бродили молодые чубатые парни, уже изрядно навеселе. Кое-где раз­давались звуки гармошки, в одном из домов горланили: «Каз-булат удалой, бедна сакля твоя...» На кирпичной стене ста­ничного Совета висело объявление, написанное от руки, на листе серой оберточной бумаги: