По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Есть новое и в показаниях Марии Сысоевой, которую он допросил сегодня, как только она возвратилась из Красно­дара.

Девушка эта была на вид простенькая и незаметная Кругленькое белое личико с чуть вздернутым птичьим носи­ком, большие открытые, чуть грустноватые глаза. Ей было семнадцать лет. Вызвал он и учительницу, Мать Лени Куд­рявцева. Во время допроса Жунид старался быть как можно более осторожным, чтобы необдуманным словом не задеть стыдливости девочки. Кудрявцева несколько раз с видимым одобрением посматривала на него.

Так что же нового сообщила Мария? Собственно, ново­го не было: просто Дорофеев по небрежности не внес этого в протокол. Когда неизвестные втащили девушку в бригад­ный домик, она рванулась. Один из парней схватил ее за воротник платья, и рука его нащупала медальон, висевший у нее на шее. Он сдернул украшение, разорвав цепочку, и от­швырнул на пол. Медальон раскрылся. Второй, тот, что ко­сил, подобрал его и, рассматривая, повертел в руках. Мария закричала и дернулась, пытаясь вырваться. Схватив ее, ко­сой взмахнул рукой и медальон отлетел куда-то к стене

Потом уже, когда они ушли, обессиленная и разбитая, обливаясь слезами, она искала безделушку, но так и не на­шла. При первом осмотре места происшествия Дорофеев тоже не обнаружил медальона, который был дорог Марии как по­дарок матери, умершей два года назад.

Что же касается Лени Кудрявцева, то он нужен только для того, чтобы подтвердить услышанную им кличку — Пако.

Словом, если Хатумов откажется назвать настоящее имя человека, которого упоминает в письме как Пако,— дело пло­хо. Все весьма шатко и проблематично.

Жунид первым выскочил из лодки на остров. Пока осодмильцы привязывали ее, они с Эдиджевым осмотрелись.

К бригадному домику, стоявшему на опушке, вела полу­заросшая тропинка. По бокам ее густо столпились высокие вербы. Домишко накренился, камышовая крыша его слежа­лась и провисла на стропилах, окна покосились, многих сте­кол недоставало.

Жунид, шедший впереди, остановился на опушке, разгля­дывая это запустение, потом щелкнул несколько раз своим «фотокором» и вдруг... хлопнул себя по лбу Письмо Хакаса он читал в пылу поисков оружия у Озармаса и обратил вни­мание только на знакомую уже кличку — Пако. Все осталь­ное ему, как и Ляпунову, показалось не заслуживающим внимания. Но ведь там шла речь о медальоне!

— Что, начальник? — спросил Гамар.

— Гамар Османович, дорогой! — воскликнул Жунид.— В своих показаниях Сысоева все время называла эту штуку — кулон! А ведь кулон и медальон — это почти одно и то же! Понимаешь, милый ты человек! Как же раньше я не догадал­ся! Хатумов пишет о пропавшем украшении!

Эдиджев почесал в затылке, ничего не понял, но, верный своей привычке прпусту не расспрашивать, промолчал.

Мысленно обругав себя идиотом, каким-то шестым чув­ством ощущая, что близок к истине, Жуни? бпосился к до­мику. Остальные поспешили за ним.

Внутри стоял старый, треснувший посредине дощатый топ­чан, на нем валялась полуистлевшая овчина. В углу — сло­манный венский стул, сбоку — полуразвалившаяся кирпичная печка. Вдоль изъеденных шашелем плинтусов грудами лежала отлетевшая от плетневых стен глина и куски побелки.

Первый беглый осмотр ничего не дал. Тогда Жунид раз­делил комнату на участки и, расставив людей, распорядился детально осматривать каждый квадратный сантиметр пола. Они поднимали комья глины, заглядывали в каждую щель. Часа через полтора у Шукаева заныла спина от неудобного положения, а злополучный медальон не находился.

— Ничего нет, начальник,— сокрушался Гамар.— Может, не надо искать?

— Надо, Гамар, обязательно надо. Медальон — здесь, или я совсем не гожусь для работы в угрозыске.

По крыше домика забарабанили редкие, крупные капли дождя.

«Да,— вдруг подумал Жунид,— но если в письме речь идет о том самом медальоне, то почему студент хватился его так поздно? Где он был десять месяцев назад?» Ответить на свой вопрос он не смог и продолжал поиски.

Наконец взгляд его остановился на печке, заваленной упавшими с потолка жердями и штукатуркой. Жунид подо­шел и, подозвав Тамара, велел освободить печку от хлама. Чугунная плита треснула в нескольких местах и почти про­валилась в топку Под плитой застрял разный мусор: старые, провонявшиеся селедкой газеты, порванные резиновые кало­ши, невесть каким образом попавшие сюда, тряпки и обго­ревшие спички. Жунид начал неторопливо и методично вы­таскивать всю эту рухлядь, внимательно осматривая каждый предмет. И вдруг, в носке калоши что-то блеснуло.

— Есть!

Эдиджев и осодмильцы склонились над печкой. Гамар присветил фонариком (из-за туч и дождя в домике стало темновато).

— Не трогать! — остановил их Жунид. Выдернул из за­писной книжки несколько чистых листков и, не касаясь без­делушки пальцами, завернул ее в бумагу и сунул в свою неизменную сумку.

— Николаю Михайловичу на экспертизу! — торжеству­юще сказал он Тамару.— Эту штуку держал в руках один из бандитов. Судя по показаниям Сысоевой, он косит . Сейчас, Гамар, составим протокол по всей форме о находке.

Дождь полил сильнее. Потемнело. Пока Шукаев писал, Эдиджев светил ему фонариком. Помимо всего прочего, в протокол внесли: «Медальон овальной формы с награвирован­ными двумя цветками тюльпана. В чашечках цветов — два камня: .красный, видимо, рубин или его сплав, и голубоватый, возможно, аквамарин. Медальон и цепочка — из желтого металла, предположительно,— золото девяносто шестой про­бы.. »

— Гамар,— сказал Жунид, когда они уже сидели в лод­ке.— Завтра я отправлюсь в Краснодар, а ты организуй как следует проверку семьи Хакаса. Кто, что, с кем он дружил, с кем знался...

— Слушаюсь,— привычно ответил Эдиджев.

... Ночевал Жунид на этот раз у Муссы Чемсо, предсе­дателя колхоза «Красный Октябрь»

* * *

Итак, никто в ауле Хантук не знал человека по прозви­щу Пако. Это наводило на размышления. Значит, второй на­сильник был из других мест?

Но Жунид не торопился с выводами.

За домом Хакаса Хатумова было установлено наблюде­ние, но пока ничего подозрительного там не происходило. К Хатумовым никто не являлся. Жили в доме старуха-мать и два брата Хакаса. Старший, человек больной и тихий, рабо­тал сторожем в колхозе. Младший был подсобным рабочим в столовой. Ни о том, ни о другом Мусса Чемсо не мог ска­зать ничего предосудительного.

И Жунид, решив, что в ауле ему пока нечего делать, выехал в Краснодар. Пора было допросить студента.

Добравшись на попутной машине до города, Жунид с трудом преодолел искушение сейчас же, никуда не заходя, повидать Зулету, но взял себя в руки и пошел в управление.

... Ивасьян пил в своем кабинете чай. Был обеденный перерыв, и Жуниду пришлось ждать полчаса, пока перерыв закончится.

Наконец секретарша кивнула, давая понять, что можно войти.

Выслушав Жунида, Ивасьян задумался. Он был озадачен успехами своего подчиненного. Однако не подал вида и пос­ле некоторого колебания одобрил его действия.