По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Составив протокол обыска и опись найденных вещей, Жунид и Вадим отпустили понятых.
Шел второй час ночи.
Шахтанов приехал возбужденный. На Дербентской, 21 был арестован Алексей Буеверов. Спутнику его (они явились после полуночи вдвоем) удалось бежать, легко ранив ножом Хайдара Латипова. Нож только скользнул между ребер, слегка вспоров кожу. Хайдар стрелял по беглецу, но, кажется, не попал. Что же касается дома барона в слободке, то туда до сих пор никто не являлся.
Анвар Шахтанов привез с собой двух милиционеров, которые остались дежурить в усадьбе Омара Садыка, возле опечатанного дома.
По
Одна из пуль Омара Садыка ранила под Ритой лошадь. Доскакать ей удалось только до подножья скалы, на которой возвышалась древняя сторожевая башня. С трудом устояв на ногах после того, как лошадь пала, цыганка пошла пешком.
Путь предстоял неблизкий. До шоссе, где можно было рассчитывать на попутную машину,— тридцать два километра. Сюда, к башне, они обычно попадали одной и той же дорогой в те редкие дни, когда Феофан или сам Омар собирали банду на своего рода «оперативные совещания». До урочища Халкол ехали автобусами или на попутных, затем, сойдя на развилке, поднимались к колхозному кошу, где у них был свой человек — Жабраил Аушев — бывший барышник, некогда промышлявший торговлей крадеными лошадьми, скрывавший в свое время у себя в доме знаменитого карабаира. Теперь Жабраил заметно сдал, постарел и отяжелел. Отсидев два года по чохракскому делу, вроде бы остепенился и работал старшим табунщиком в местном колхозе. Почему и как Жабраил Аушев попал в Дагестан и стал доверенным Омара Садыка, Рита не знала.
У Жабраила они брали лошадей и верхами добирались до башни. Оповещали Феофана и его братию о предстоящем сборище обыкновенно Зубер Нахов или Парамон Будулаев.
Рита Сундунова прожила со своим господином и главой Феофаном третьим больше десяти лет. Уходя из табора в 1930 году после крупной ссоры с большинством цыган, входивших в него и недовольных методами правления заносчивого и ненасытного барона, он прихватил и ее, тогда шестнадцатилетнюю, без памяти влюбленную в него девчонку.
Он обращался с ней варварски. Заставлял, как многие таборные цыгане-мужчины, с утра до поздней ночи клянчить милостыню на вокзалах, базарах и других людных местах, заставлял воровать (впрочем, этому ремеслу она была обучена и прежде), бил, если она приносила ему мало денег.
Рита безропотно сносила издевательства и побои — постоянная, рабски преданная, безответная.
Когда Феофан получил пять лет за участие в преступных делах ротмистра Унарокова, она ждала барона. Наскребла денег, переселилась в Алтайский край, где он отбывал свой срок.
Здесь, в Дербенте, они обосновались три года назад, и Рита вздохнула свободнее. Барон стал несравненно мягче, чем прежде, а та жизнь, которую они вели, жизнь, по-прежнему несовместимая с требованиями закона, поскольку Феофан снова взялся за прежнее, не умея ничего другого, хоть и отдаленно, но все же походила на добропорядочное существование: они купили домик, Рита завела нехитрое хозяйство — огород, куры, свиньи.
В глубине души Рита, жалкая, неграмотная
Рита, у которой не было ничего, кроме ее красоты и терпения, мечтала о том времени, когда ей удастся оторвать Феофана от уголовной среды и темных дел, удастся уговорить его жить спокойно и честно. С детства теплилась в ней где-то под спудом эта неосознанная мечта по чистой жизни, которая со временем, с годами, принимала все более ясные, конкретные очертания.И она видела: самым главным, самым страшным препятствием к этому был отвратительный ей старикашка Омар Садык, который, точно паук, впился в Феофана, с каждым днем приобретая над ним все большую власть.
Она многое знала. Поначалу Садык опасался ее, но, видно, поняв, как самоотверженно, до гробовой доски, предана цыганка грубоватому и в общем-то бесхарактерному Феофану, перестал стесняться и не обращал внимания на ее присутствие.
Теперь все кончилось! Ничего больше не будет! Она знала, она ощущала своим женским чутьем, что старик принесет беду в ее непрочное цыганское счастье.
Она брела по усыпанной камнями тропе, обдирая ноги и не чувствуя боли. По лицу ее катились злые слезы обиды и гнева, развязавшиеся во время скачки волосы развевались на ветру, продувавшем теснину, и только одно чувство, одна страсть владела сейчас ее смятенной душой — отомстить!
Отомстить старику любой ценой!
Когда она, обессилевшая, грязная (несколько раз падала по дороге), с опухшим от слез лицом, на котором -по-прежнему горели яростным мстительным огнем большие черные глаза, появилась у ворот управления, ее вначале не пустили.
— Куда, куда, красотка! — загородил ей дорогу дежурный.— Да ты уж не пьяна ли?
— Пусти, слышь! Мне — к самому главному! Пусти, ну!
— Ни больше, ни меньше, как к самому главному? — дежурный засветил карманный фонарик, разглядывая странную посетительницу. И, видимо, заподозрив неладное, спросил уже более серьезным тоном: — А ты кто такая? От куда?
— Заявить я... заявить надо!.. Да пошел ты...— далее последовало непечатное, и Рита, обнаружив неожиданную силу, оттолкнула дежурного, потеряв равновесие, тот едва не упал со ступенек, на которых стоял, загораживая перед ней вход.
Хлопнув дверью так, что задребезжали стекла, разъяренная цыганка ворвалась в вестибюль. Там стояло несколько сотрудников, взволнованно обсуждавших историю с брилли-антом. Никто из них не знал подробностей — все ждали Шукаева.
Он приехал с Вадимом и Шахтановым, когда Рита уже сидела в комнате для допросов.
— Скорее идите туда, товарищ старший лейтенант,— подскочил дежурный к Анвару.— Там цыганка какая-то. Давай, говорит, главного — заявить хочу. Кричит, царапается, как кошка...— он прикрыл рукой подбородок, на котором краснела тонкая полоса — след Ритиных ногтей.
Жунид переглянулся с Вадимом.
— Цыганка? Вы позволите взглянуть на нее? — спросил он Шахтанова.— Буеверов пока подождет.
— Какой разговор? Пойдемте.
Рита сидела на стуле, возле ее грязных босых ног валялись стоптанные сапоги.
— Кто вы? — спросил старший лейтенант, садясь за стол. Шукаев и Дараев сели на стулья, стоявшие у стены.
— Сундунова я... Рита. А ты кто? Начальник?
— Я из угрозыска,— ответил Шахтанов.— Что вы хотели нам сообщить?