По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Через полчаса они уже ехали к урочищу Халкол. Ночь была темной: тучи густо закрывали небо, на котором не мерцало ни одной звезды. Душный воздух застыл, наполненный запахом пыли и привядших от дневного зноя трав. Шоссе виляло между холмов, подбираясь к предгорьям.
За рулем сидел Анвар Шахтанов, прямой, уверенный в себе и, судя по улыбке, блуждающей на его тонких губах, чрезвычайно довольный, что он ввязался в эту ночную поездку и, если повезет, будет принимать участие в поимке опасных преступников.
Вадим
— Жунид,— сказал он, положив руку на плечо Шукаева...— У меня давно вертится на языке несколько вопросов...
— Задавай. Теперь темнить не стану,— весело сказал Щукаев.— Наверное, почти на все сумею ответить.
— Скажи... почему ты тогда послал в Дагестан одного Арсена? Вон что здесь, оказывается, творится, в Дербенте.
Жунид понимающе кивнул.
— Скажу. Во-первых, я не мог знать, что главари банды здесь. Во-вторых,— по поводу мельхиорового кольца у меня тогда ничего не было, кроме смутных, признаюсь честно, довольно-таки фантастических догадок... И, в-третьих, главным тогда было расследование убийства работников фабрики, а не кольцо. Кроме того, мне хотелось дать возможность Арсену поработать самостоятельно. Он доказал, что умеет это делать.
— Ну, да,— возразил Сугуров.— Сразу расшифровался.
— И привез кучу важных сведений.
— Еще вопрос.
— Давай.
— Хапито и Паша-Гирей бежали из тюрьмы седьмого апреля. Когда они успели попасть в шайку Садыка?
— Многого ты от меня хочешь. Тут я могу только предполагать. Очевидно, они шли к Феофану. И потом — ответ на этот вопрос будет зависеть от выяснения подлинного имени ювелира. Возможно, и Хапито, и Паша-Гирей знали его раньше.
— У тебя на этот счет есть что-нибудь?
— Есть. Меня навела на размышления кличка «Хан» и религиозный сан Омара Садыка. Он совершил паломничество в Мекку в свое время. Не так уж много хаджи осталось на Кавказе.
— Кого ты имеешь в виду?
Шукаев замялся.
— А сказал — на все отвечу.
— Ладно, шут с вами. Восемь лет назад в осетинском ауле Докбух мне пришлось побывать у одного хаджи. Звали его тогда Балан-Тулхи-Хан. Мне было известно, что он большой знаток золотых вещей и драгоценностей. И настоящее его имя я тогда установил...
_ ??!
— Лялям Бадаев.
— Ты хочешь сказать...
— Ничего я не хочу,— притворно рассердился Жунид.— Одно мне ясно: если Омар Садык окажется Лялямом Балаевым,— все станет на свои места. Он был освобожден по делу карабаира досрочно — настояла на этом Азиатская мусульманская лига — и, поселившись в Дагестане, начал понемногу собирать рассеянные остатки унароковской шайки. Но, повторяю, пока это всего лишь мои предположения.
— Уголовники, оказывается, тоже имеют организаторские способности,— сказал Сугуров.
— И немалые, Арсен. Допрашивая Парамона Будулаева, я почти
убедился, что первым условием для приема в шайку было мокрое дело с крупным ограблением. Лялям Балаев, если это действительно он, не хотел рисковать и не доверял тем, кто отсидел сроки, а, тем более, был освобожден досрочно, как Рахман или Буеверов. Не поверил он, видимо, и бежавшим Гумжачеву и Акбашеву. Старый пройдоха вообще отличался повышенной подозрительностью. Хочешь завоевать доверие — рискни на убийство и внеси солидный куш. Так, мне думается, и пришлось поступить Хапито и Паше-Гирею в Дербенте, а Рахману и Буеверову — в Черкесске. Зубера Нахова и Парамона Будулаева он связал с торговлей поддельными драгоценностями, которые изготавливались в его мастерской. Пока мы с тобой не нашли этому вещественного подтверждения, кроме колец Паритовой, но, я убежден, найдем. Остается еще одно.— Что? — не выдержал Маремкулов, старавшийся не пропустить ни одного слова из этого разговора.
— Выяснить, как камень попал к Чернобыльскому и при каких обстоятельствах был украден. И тут, сдается мне, нас ждет открытие...
— Я, кажется, понимаю,— перебил Вадим Акимович.— Ты помнишь, как остолбенел Чернобыльский, когда ты показал ему перстень? Он знал! Он знал, что там — бриллиант!..
— Вполне возможно,— согласился Жунид.— И я того же мнения. Вернемся в Черкесск и сейчас же проверим.
— А можно мне вопрос, Жунид Халидович? — решился Арсен Сугуров.
— Давай, пока я добрый.
— Где, по-вашему, те четыреста шестьдесят тысяч, которые похищены у Барсукова?
Жунид неприметно улыбнулся.
— С полной уверенностью сказать не могу, но, по-моему, деньги находились у Бекбоева до 14 июня. Пустить их в ход они не могли, потому что номера краденых купюр были известны и Бондаренко оповестил о них почти все финансовые и торговые учреждения.
— Они-то не могли знать об этом?
— Могли. Через Васюкову. Вернемся — проверим и это, если будет необходимость. Вот... Узнав через ту же Васюкову, что Итляшев описал их приметы, Тау забеспокоился и увез чемодан в Дербент к Феофану или Гумжачеву — не знаю, как было обставлено их оформление в шайку. Сейчас деньги, вернее всего,— у Омара Садыка, который решил воспользоваться ими единолично. Видимо, у него собралась довольно круглая сумма, если учесть, что он имел свою долю в ограблении здешнего инкассатора, долгое время сбывал фальшивые камни плюс деньги Шахарской фабрики. Зачем ему столько? Не знаю пока. Может, обыкновенная алчность, а, может, другое...
— Что именно?..
— Поживем — увидим.
Дараев укоризненно покачал головой.
— Опять? Мы ведь тоже кое-что соображаем. Старикашка, по-моему, вздумал бежать за кордон. Может, и Паша-Гирей торчит в Новороссийске для этой цели. Бывший контрабандист, связи старые, наверное, есть...
— Ты не хуже меня все понимаешь,— ворчливо заметил Жунид.— Нечего тогда зря расспрашивать.
— Удивляюсь я, как до сих пор дружу с тобой,— поддразнил его Вадим Акимович.— С таким самодуром. Характерец у тебя препротивный.