По законам Дикого Запада

Спустя полгода после смерти мужа, Мари Абрахем все еще отчаянно боролась за их маленький домик на западной окраине Детройта, хотя было ясно, что страховка не покроет и половины банковских выплат. Отцовский «Buick Century» пятьдесят четвертого года ушел с молотка в конце третьего месяца, через неделю после того, как молодой человек в синей форме курьера вручил матери большой, ярко-желтый конверт с чернильным штемпелем на лицевой стороне. Затем исчезло кольцо с крупным синим камнем, которое миссис Абрахем носила на правой руке. Спустя еще месяц пришел черед золотого распятья на толстой витой цепочке. Почти все время мать проводила в здании профсоюза, пытаясь оспорить сумму выплат по страховому полису отца.

В одну из суббот, возвращаясь с прогулки, Тэдд увидел мать, стоящую на пороге их дома. Перед ней, двумя ступеньками ниже, находился маленький круглый господин в очках без оправы и дорогом клетчатом костюме. В левой руке он держал лакированный портфель крокодиловой кожи с двумя большими замками из желтого металла. Правая оживленно жестикулировала, очевидно, подчеркивая важность произносимых слов. Впоследствии Тэдд не смог объяснить свой поступок даже самому себе. Низко пригнувшись, он нырнул за плотную стену зеленой изгороди, протянувшейся вдоль подъездной дорожки их дома. Стараясь не произвести ни звука, он стал на четвереньки, и пополз в сторону стоявших на крыльце взрослых.

— Миссис Абрахем, вы не понимаете! Это дело затратно, но не безнадежно. В случае выигрыша, а наша фирма почти гарантирует выигрыш, вы сможете сохранить дом.

— Но вы хотите пятьдесят процентов от суммы страхового полиса, — голос Мари звучал сухо и неприязненно. — Половину денег за смерть моего мужа.

— Милая, — мужчина в дорогом костюме перешел на доверительный тон, — вы должны понять, что услуги нашей юридической фирмы стоят не дешево. А вы получите на пятнадцать тысяч больше, чем сейчас. Надо только подписать расписку. Затраты, вы ж понимаете.

На несколько минут воцарилось молчание. Толстый человечек на нижней ступеньке крыльца нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а один раз приподнял рукав пиджака, демонстративно вглядываясь в блестящий золотом хронометр на широком браслете. Наконец мать нарушила молчание.

— А что будет, если вам не удастся выиграть дело? Как я заплачу?

Толстяк в костюме неопределенно пожал плечами.

— Юриспруденция, миссис Абрахем, далеко не точная наука. Очень вероятно, мы выиграем дело, но может вмешаться Его величество случай. У судьи может случиться запор, а у присяжных разболятся головы. В любом случае, полис покроет наши затраты.

— Хотите сказать, ваши? А, я, значит, останусь ни с чем? Даже меньше, чем ни с чем? — в голосе матери Тэдд не услышал вопросительных интонаций.

Толстяк опять пожал плечами.

— Все может быть, милочка.

— В таком случае, прошу покинуть мой дом. — Мари подняла подбородок и указала рукой в сторону дороги. Притаившийся среди кустов Тэдд хорошо знал это выражение лица. В такие моменты мать, обычно мягкая и снисходительная, становилась тверже гранита.

Толстяк злобно сверкнул очками.

— Пока ваш дом, милочка, пока, — и комично подпрыгивая, затрусил по усыпанной гравием дорожке.

Позже, на кухне, когда мать готовила сандвичи с арахисовым маслом, Тэдд решился задать мучивший его вопрос.

— Мам, тот человек предлагал нам деньги?

Мари Абрахем быстро взглянула на сына. В ее глазах читалось раздражение и злость. Щеки Тэдда покраснели, он втянул голову в плечи, ожидая резкой отповеди. Но злость на лице матери сменила неуверенность, а потом она улыбнулась. Совсем чуть-чуть, краешком рта, отчего улыбка вышла беспомощной и немного жалкой.

— Нет, Тэдди, на самом деле, нет. — Мари потрепала сына по макушке, слегка взъерошив светлые волосы. — Он хотел забрать наши.

— Но я слышал, — возразил было Тэдд, нетерпеливо ерзая на своем стуле. — Он предлагал…

— Такие люди ничего не предлагают, — мать беспомощно пожала плечами. — Они могут только отнимать. Они ищут семьи, что попали в беду и приходят к ним, пока в доме еще не высохли слезы. Внимательно слушают, сочувственно кивая в нужных местах, а после начинают говорить. Люди вытирают слезы, в их сердцах расцветает надежда. Потом подписывают несколько листков, вовремя извлеченных из солидных портфелей. А затем бац! — Мари хлопнула в ладони, имитируя звук лопнувшего воздушного шарика, — и остаются ни с чем.

— Ты ничего не подписывала? — с ноткой паники в голосе, спросил Тэдд.

Мать с улыбкой покачала головой.

— Я прогнала этого человека, велела ему забыть дорогу в наш дом.

Тэдди, маленький Тэдди десяти лет от роду, облегченно выдохнул и, повинуясь, внезапному порыву, крепко прижался к матери. Большой Тэдд, сорока одного года от роду, застонал, как от мучительной боли. События годичной давности нахлынули на него, словно бурный поток мутной, ледяной воды.

Беда пришла, когда ее совсем не ждали. Старая, избитая истина, существующая с момента, когда волосатое сгорбленное существо, отложив дубину, впервые осознало себя человеком. Беды не ждет никто. А в особенности, счастливцы.

Чету Абрахемов с полным на то основанием можно было назвать счастливой семьей. Бизнес Тэдда, перешедший ему от тестя, был маленьким, зато не обремененным кредитными обязательствами, и приносил достаточно средств для безбедной жизни четырех человек. Миссис Беверли Абрахем, такая же стройная, как в день их знакомства, вела хозяйство подобно опытному рулевому, искусно минуя стремнины банковских ссуд и бурлящие белой пеной пороги напрасных финансовых трат.

Эн Мари и Беверли младшая, родившиеся, соответственно, на четвертом и седьмом году брака, были на удивление здоровыми детьми, не доставившими родителям никаких хлопот даже в первый, самый сложный год своей жизни. Тэдд часто шутил, что отменное здоровье девочки унаследовали от матери, и в этом была немалая доля истины. Беверли Абрахем, в девичестве Джонсон, не страдала ничем тяжелее простуды, подхваченной однажды, в первый год их брака. В тот день непрестанно лил дождь, и они с Тэддом основательно вымокли, меняя пробитое колесо «бьюика» Рона, одолженного для поездки в каньон Рио Гранде. По возвращении Тэдд провел пять мучительных дней, валяясь в кровати под двумя толстыми одеялами, в то время как уже выздоровевшая Беверли помогала отцу с магазином. Захлебываясь изнуряющим кашлем, он слышал веселый смех жены, доносившийся с первого этажа дома, отведенного под магазин. Они были по-настоящему счастливы.

Однажды ночью Тэдду пришла в голову мысль, заставившая болезненно сжаться сердце. А что, если каждому живущему на земле положен определенный лимит счастья? Что будет, когда его, Тэдда, кувшин покажет миру неровное глиняное дно? Он проснулся в поту, задыхаясь от страха. Спальню заливал сероватый утренний свет, неуверенно просачивающийся сквозь ткань занавесок, на электронном табло часов мягко светились цифры. 5:42. Беверли лежала на боку, свернувшись калачиком под тонкой простыней в желтые и красные розы. Левая рука под щекой, правая почти касается бицепса Тэдда. Он приподнялся на локте, осторожно дотронулся до плеча жены, испытывая необъяснимое, сосущее чувство утраты. Слишком хрупкой казалась лежащая рядом с ним женщина. Тэдд осторожно спустил ноги на пол, и накинув халат, отправился на кухню. Через пол часа, выпив две чашки крепкого кофе, он вернулся в постель, отключил сигнал будильника и провалился в глубокий сон. Со временем неприятные воспоминания, казалось, навсегда исчезли из его памяти. Исчезли до того дня, когда Беверли упала.

Глава 7 Болезнь Беверли

В первый мартовский уикенд того года Абрахемы устраивали небольшой прием на заднем дворе своего двухэтажного дома. Ничего особенного, пикник в стиле барбекю, из напитков только кола и пиво. Немного домашней выпечки. В качестве приправы — свежий воздух и прекрасная погода. Чистое голубое небо, необычно прозрачное для столь ранней весны, настраивало на мажорный лад, а большой, медово-желтый солнечный диск еще не превратился в раскаленное добела жерло, изливающее на землю потоки иссушающего зноя. Полуденная температура редко превышала комфортные шестьдесят два градуса (17 градусов по шкале Цельсия), легкий ветерок еле слышно шуршал ветвями живой изгороди, неся в своем дыхании отголоски прошедшей зимы.