По законам Дикого Запада

Глава 8 Сон Клива

Уже смеркалось, когда Клив, промерзший почти насквозь, подъехал к широкому одноэтажному дому, затерянному на бескрайних равнинах Техаса. Из снежной круговерти, окрашенной в серое светом уходящего дня, проступили приземистые контуры конюшни, примыкавшей к западной стене «Casa de Brinner». Растрескавшиеся в кровь, потерявшие чувствительность на пронизывающем ветру губы болели просто адски, но Клив все равно не смог удержать улыбку. Именно такая надпись будет украшать арку, отмечающую границы владений Бриннеров. Прикрыв глаза, он почти видел, как по бескрайним пастбищам мчат бесчисленные табуны могучих коней. И у каждого на мускулистом крупе красуется тавро в виде переплетенных литер C и B, заключенных в круг. Дальше его мечты ветвились, словно дорожная развилка среди невысоких холмов. Свернув на одну, он видел себя старым, но крепким ковбоем с выдубленной ветрами и солнцем кожей, неизменным лассо, перекинутым через плечо. Клив-старик стоял у огороженного жердями кораля [18] , опершись плечом на вкопанный в землю столб и наблюдал, как гарцует угольно черный жеребец. Могучий конь то несся галопом, красиво выгнув мускулистую шею, то с громовым ржанием вставал на свечу, угрожая размозжить голову тому смельчаку, что решится шагнуть внутрь. Старый ковбой усмехался в пушистые седые усы и брался за толстые жерди, огораживающие кораль. Внезапно налетавший порыв ветра загибал широкие поля выгоревшего на солнце «стетсона», трепал кожаную бахрому на короткой куртке и чапсах. Тяжелый ремингтон в желтой кобуре из промасленной кожи звонко хлопал по бедру, когда Клив-старик спрыгивал на твердую землю загона.

18

Кораль — загон для животных.

На другой дороге он видел себя в шерстяном костюме тройке, узких кожаных туфлях, и моноклем в левом глазу. Теперь он сидел за большим рабочим столом со столешницей из красного дерева и десятком ящиков, сверкавших начищенными до блеска медными ручками. Массивная трость, с серебряным набалдашником в форме головы оскалившегося жеребца, стояла у стены. Клив сосредоточенно изучал лежащую перед ним бумагу, что была купчей на табун лошадей. Прочтя последнюю строку, он поднимал взгляд на почтительно замершего перед ним ковбоя, а потом, потянувшись к бронзовой чернильнице, вмонтированной в подставку для перьев, ставил размашистую подпись и толкал документ по гладкой поверхности стола. Клив-бизнесмен довольно усмехнулся. Еще один табун продан, еще больше первоклассных лошадей с тавром С и В обретут новых хозяев, ширя славу ранчо «Casa de Brinner»!

Клив все еще грезил, когда из серой пелены выступили жерди пристроенного к дому кораля. А внутри, в круговерти снежных торнадо, металась черная с рыжими подпалинами лошадь. Услышав стук копыт пегого жеребца, она насторожила уши, а потом громко, пронзительно заржала.

Клив мгновенно вернулся с небес на землю. Привстав на стременах, он вгляделся в гарцующую около жердей лошадь. «Черт, это же Красотка! Что она делает здесь в метель? Если Мери и выпускала кобылу поразмять ноги, то обязательно завела бы в конюшню, как только начался снегопад». — Внезапно у Клива противно засосало под ложечкой. Страшная мысль, словно близкая вспышка молнии, сверкнула в его сознании. — «Что-то случилось с Люси». — Подавив нахлынувший страх, он пришпорил коня, переходя с ленивого шага в рысь. Еще несколько десятков футов, и из-за снежной завесы выступил фасад дома. Окна, обращенные к Кливу, горели теплым желтым светом, обещая покой и уют усталому путнику. Одним движением он спрыгнул с седла. Затекшие от долгой езды ноги подкосились, едва не бросив хозяина на покрытую снегом землю. Клив сдавленно охнул, но удержал равновесие, схватившись за густую гриву жеребца. Губы сложились в болезненную гримасу, когда он, пошатываясь, бросился к крыльцу дома. Но, не добежав нескольких футов, остановился, не в силах поверить в увиденное.

Перед ним лежал мертвый пес. Мощные задние лапы, вытянутые в предсмертной судороге, почти касались нижней ступеньки, из оскаленной пасти стекал ручеек кровавой слюны, пятная красным укрытую снегом землю. Резкие порывы ветра то вздыбливали жесткую рыжую шерсть, то приглаживали, и могло показаться, что большой пес судорожно дышит, все еще борясь со смертью.

— Брик! — еле слышно прохрипел Клив и упал перед ним на колени. Теперь он увидел небольшое, окаймленное промокшей от крови шерстью отверстие под передней лапой собаки. А, подняв глаза, заметил расщепленные выстрелом перила. Привстав на одно колено, Клив сбросил с плеч промерзшее до каменной твердости одеяло. Рука в толстой перчатке скользнула к поясу, нащупывая рукоять револьвера.

«Бандиты!» — молнией пронеслось в голове. Они стреляли в Брика. Пес увернулся от первой пули и бросился на обидчика. Но вторая настигла его в прыжке, пробила грудь и швырнула на землю. Клив еще раз взглянул на лежащего перед ним пса. Над окровавленной пастью не поднимался парок, а яркие, светло-коричневые глаза уже продернулись синеватой пленочкой льда. Брик был убит не менее четверти часа назад. Молясь, чтобы не было слишком поздно, Клив вскочил на ноги и бросился к двери, ведущей в дом.

Осторожно переступив порог, он внимательно осмотрел комнату, служившую им столовой. Чугунная печка мерно потрескивала, распространяя вокруг волны упоительного тепла, на толстой железной плите, использовавшейся для готовки, стояла большая сковорода и закопченный жестяной кофейник с помятой крышкой. Горящая под потолком лампа с наполовину прикрученным фитилем отбрасывала круг света на стоящий по центру стол. Выскобленные доски сияли чистотой, фарфоровые тарелки, особая гордость Мери, расставлены по трем сторонам стола. Большая глиняная миска под тяжелой крышкой заботливо укутана полотном. В комнате стоял умопомрачительный запах свежеиспеченных кукурузных лепешек, кофе и жареного мяса.

Клив замер, поводя по сторонам длинным стволом ремингтона. Никого. Ни единого звука не раздавалось и из-за низкой двери в дальней стене комнаты, что вела в спальню. Стараясь не шуметь, он двинулся вперед. Миновав плиту, на секунду замешкался, стянул зубами толстую кожаную перчатку и коснулся выпачканного сажей бока кофейника. Горячо. Если б не лежащий на пороге окровавленный труп Брика, можно было поверить, что жена с дочерью переодеваются в нарядные платья, готовясь к встретить его, Клива, как настоящие леди. Осторожно ступая по доскам пола, он добрался до дальней стены и положил ладонь на деревянную ручку. Глубоко вздохнув, быстро распахнул дверь и шагнул внутрь.

Шагнул внутрь и замер, не веря собственным глазам. Вместо низкой, широкой кровати, укрытой толстым шерстяным пледом, он вновь увидел сервированный к ужину стол. Справа плита и потрескивающая печь, а в дальней стене — ведущая в спальню дверь. Клив бросился назад, желая выскочить из комнаты, но больно ударился о возникшее перед ним препятствие. От неожиданности он едва не спустил курок револьвера. Дверь исчезла. На ее месте стояла глухая, без проемов, стена. Не дощатая перегородка, делившая дом на комнаты, а основная, сложенная из толстых ошкуренных бревен. Клив опасливо, словно ожидая, что перед ним иллюзия, коснулся стволом ремингтона потемневшей от времени поверхности дерева. Затем осторожно постучал. Тихий звук, возникший от соприкосновения дерева и металла, убедил его в материальности возникшей перед ним преграды. Медленно повернувшись, он двинулся вдоль стены, касаясь пальцами бревен.

Бум! Глухой звук раздался из-за единственной оставшейся в комнате двери. Крак! Словно хрустнула ветка под каблуком сапога. Клив на мгновение замер, прислушиваясь, а затем быстрым шагом пересек помещение и рывком распахнул дверь.

Он снова стоял на пороге столовой своего собственного дома, но теперь в этой комнате царил подлинный хаос. Три стула, до этого аккуратно приставленные к столу, лежали разбитые и изломанные, печь была перевернута, россыпь малиновых угольков тлела на досках пола. Кое-где уже поднимались тонкие струйки дыма. Затейливо свиваясь в неподвижном воздухе, они приятно щекотали ноздри запахом свежих сосновых дров. Яркий конус света, падавший от раскачивающейся на цепи лампы, выхватывал из полумрака фрагменты царящего в помещении разгрома. Клив шагнул вперед к развернутому поперек комнаты столу. Осколки фарфоровых тарелок усеивали пол, поверхность стола, раньше чисто вымытая, была залита темной вязкой жидкостью. Жидкость стекала по краям, просачивалась между неплотно подогнанных досок и скапливалась на полу черными блестящими лужами. Клив осторожно, подушечками пальцев коснулся неизвестной субстанции и поднес руку к глазам. В этот момент конус света от лампы упал на него, как театральный фонарь, подсвечивающий выступающего на сцене артиста. Пальцы Клива были окрашены красным. Механически, без единой мысли, он поднес руку ко рту и кончиком языка слизнул несколько капель. Жидкость была соленой, с едва уловимым железистым привкусом. Кровь!

Он вскинул голову достаточно быстро для того чтобы заметить, как полумрак в одном их углов комнаты сгустился в некое подобие человеческой фигуры. Голова, плечи, туловище были словно контурным наброском на холсте начинающего художника, а внутри, клубясь и переливаясь, бурлила чернильная мгла. Фигура рванулась к Кливу, и он рефлекторно нажал на спуск. Сноп яркого пламени вырвался из ствола револьвера, оружие дернулось, подбрасывая руку вверх. На груди фигуры, чуть правее центра, появилась небольшая воронка, заполненная чем-то темным и блестящим. Нечеловеческий вопль ударил по барабанным перепонкам, призрак подался назад, изменил траекторию и устремился к двери в противоположной стене комнаты. На миг замерев, он словно впитался в толстые доски и исчез из виду.

Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Клив двинулся вперед. Рука, державшая еще дымящийся револьвер дрожала, ствол выписывал в воздухе зигзаги и восьмерки. Приблизившись к двери, за которой исчез призрак, он протянул руку и коснулся толстых сосновых досок. Пальцы ощутили чуть шероховатую поверхность, Клив надавил сильнее, почти ожидая, что кисть провалиться внутрь. Но нет, дверь оказалась твердой, хотя и неожиданно теплой на ощупь. Взявшись за ручку, он потянул дверь на себя, и приоткрыв небольшую щель, понял, что на этот раз все-таки попал в спальню.