Победа достается нелегко

— Боевая тревога! Все по местам! Боевая тревога!

Беспечность и благодушие точно ветром сдуло с солдатских лиц. Ракетчики быстро выключили электрические утюги, выдернули штепселя электробритв и, на ходу одеваясь, побежали длинным коридором к выходу. Отрывисто звучали команды. Старшина Братусь Танукович раскрыл окованные железом широкие дверцы шкафа. Солдаты хватали свои автоматы, подсумки с патронами, противогазы и спешили к машинам. Взглянув на командиров, солдаты — народ дошлый, сообразительный — сразу поняли: тревога учебная. Но вида не подали. Усаживаясь на свои места в бронированных вездеходах, ждали отбоя. Не вздумает же начальство в самом деле занимать учебой солдатскую субботу? Всю неделю трудились добросовестно, кажется, заслужили отдых.

Чашечкин вслух выразил общие мысли и задиристо добавил, хитро поглядывая на молодых солдат:

— Спорим на что хошь! Капитан сейчас подойдет и скажет: «Спасибо, ребята, за службу. Молодцы!» А потом отбой заиграют.

К первому вездеходу действительно шел капитан Юферов. Среднего роста, поджарый, с обветренным загорелым лицом, озабоченный. Руслан, заметив, что командир дивизиона не расстается с походным потертым чемоданчиком, быстро протянул Чашечкину руку:

— Принимаю пари!.. На три плитки шоколада.

— Идет! — выпалил Чашечкин, правда, уже без энтузиазма.

— Зря, Корж, — произнес Зарыка, расстегивая ворот «разгильдяйки». — Чем он расплачиваться будет?

— Да-а, делишки, — неопределенно протянул Петр Мощенко, давая понять Коржавину и Зарыке, что их догадки верны: на сегодняшний вечер можно поставить крест, хорошо, если они вернутся в казармы к полуночи.

Однако и сержант ошибся в своих предположениях. Это была не очередная учебная тревога, а самая настоящая проверочная, и притом в боевых условиях. Час назад в штаб части прибыли два полковника. Инспекторская проверка с боевыми пусками ракет, к которой долго и старательно готовились, началась. Солдаты и не подозревали, что не только в этот субботний вечер, но и в последующие дни им не видать ни уютной казармы, ни привычной столовой. Свидания, назначенные девушкам, не состоятся, билеты в кино можно считать недействительными, брюки и гимнастерки, старательно наглаженные и начищенные, останутся лежать ненадеванными.

— Заводи моторы!

Через несколько минут мощные бронированные вездеходы выбрались на широкую грунтовую дорогу и, оставляя тяжелыми скатами широкий рубчатый след, помчались на запад, в бескрайнюю выжженную степь, туда, где солнце медленно опускалось к горизонту.

2

Руслан не утерпел, — не каждый же день стреляют настоящими боевыми! — надвинул на всякий случай каску пониже на глаза и, нарушая инструкцию, приподнялся. Вцепился пальцами в осыпающийся край укрытия. От земли шел густой теплый дух, смешанный с прелью прошлогодних трав и ароматом увядающих полевых весенних цветов. Стояла упоительная тишина. Руслан осторожно выглянул. Слева и справа приподнимали головы над бруствером другие солдаты. Остроконечная серебристая ракета, мирно покоившаяся на стартовом ложе, тускло поблескивала в лучах солнца.

— Совсем как наша учебная, — почему-то шепотом произнес Чашечкин, — только нос поострее.

Вдруг из сопла ракеты вырвалась ослепительная струя пламени и громовой гул потряс землю. Бурое облако пыли и газов, клубящееся, быстро растущее во все стороны, окутало стартовую установку, и из этого облака, как из толщи серой ваты, вынырнула серебристой иглой ракета. Оставляя за собой оранжевый огненный след, она стремительно стала набирать высоту, уходя в безоблачную синеву каракумского неба.

— Расчет, в боевое положение! — срывающимся басом резко прокричал Мощенко и первым выскочил из укрытия.

Солдаты, еще не пришедшие в себя от громового раската, полуоглохшие, с вытаращенными глазами и застывшими улыбками, скорее автоматически, в силу привычки, чем сознательно, выскакивали из укрытия и бежали вслед за сержантом.

— Давай! Давай!

В нос бьет прогорклый запах порохового дыма, железной окалины и опаленной земли. А сзади, чуть наискосок, натужно рыча мощным мотором, к стартовой установке мчится грозный тягач. Водитель тягача, вернее, транспортно-заряжающей машины ефрейтор Пальчиков, казалось, слился с машиной. В кабине тесно и душно, пыльный горячий воздух, бьющий в приоткрытое боковое стекло, не приносит прохлады, только сушит пот. Подавшись вперед, ефрейтор гонит машину. Сейчас от него, от его проворности, точного маневра и, главное, быстроты зависит многое. Дорого каждое мгновение. Он должен так остановить тяжелую машину, чтобы расчет мог сразу же зарядить установку для нового пуска.

Но как отыскать это единственно нужное место в облаке пыли, на земле, обожженной огнем ракетного двигателя? Минуту назад здесь бесновалось пламя. Круглая площадка, окаймленная покатой насыпью, была похожа на кратер вулкана. В сером облаке пыли и газов Пальчиков скорее угадывает, чем замечает, силуэт приземистой конструкции с протянутой вперед металлической рукой. Она ждет, она готова принять ракету. Пальчиков быстро кладет большую мозолистую ладонь на рычаг и, чуть откинувшись, жмет ногой на педаль.

Огромный тягач, плавно сбавляя скорость, как вкопанный замирает буквально в нескольких сантиметрах от пусковой установки.

— Давай, ребята! Давай!

Пальчиков расслабленно улыбается. В спокойном голосе сержанта он слышит оценку своей работы. Все в порядке, подкатил точно. Теперь дело за боевым расчетом.

Глухо звякнули освобожденные зажимы. Ракетчики действовали быстро и ловко. Тяжеленная сигара плавно поплыла над головами и беззвучно легла на металлическое ложе установки, словно на протянутую ладонь.

— Гони! — Мощенко махнул шоферу, и Пальчиков, отпустив тормоза, включил скорость.

Тягач, вздымая облако пыли, помчался в степь. А над ракетой начали колдовать огневики во главе с Евгением Зарыкой. Идет тонкий и как будто простой на первый взгляд процесс подключения сложного ракетного двигателя к цепи привода пусковой установки. Рядом с Евгением склонился Нагорный. Он старается скрыть волнение, но не в силах совладать с собой. Страх перед огромным металлическим снарядом, начиненным спрессованным огнем, который от неточного подключения, от малейшей искры может обрушить шквал всесжигающего пламени, этот страх натянул нервы, сковал движения, сделал непослушными пальцы рук. Они словно одеревенели. На висках выступила холодная испарина. Боевая ракета — далеко не то, что учебная. Закусив нижнюю губу, Сергей торопливо соединял цепь привода.

— Как у тебя? — раздается над ухом голос Зарыки.

— Кажется, все… Порядок! — выдыхает Нагорный.

Сержант Мощенко отбежал последним. Схватив телефонную трубку, доложил капитану:

— Первая в боевом положении!

Выслушав приказание, Мощенко почему-то кивнул, затем повернулся к расчету:

— В укрытие!

Руслан спрыгнул вслед за Евгением, а рядом, осыпая комья земли, свалился Мощенко. Его широкое измазанное копотью, лоснящееся от пота лицо сияло неподдельной радостью. Облизнув пересохшие губы, он тем же тоном, каким отдавал приказания, прокричал:

— Капитан сказал, на четыре секунды! Во, ребята! Здорово дали! А?

На измазанных глиной и копотью напряженных лицах солдат появились улыбки, потеплели глаза. Приятно слышать, когда тебя хвалят. Евгений Зарыка весело хмыкнул, достал из кармана перочинный ножик, открыл штопор и с хитрой ухмылкой протянул сержанту:

— Возьми, друг Петя. Действуй!

— Ты что? — Мощенко недоуменно посмотрел на штопор, перевел взгляд на Зарыку. — Зачем?

— Дырочки делать, — спокойно пояснил тот.