Победа достается нелегко

Идти в центр города сейчас не имело смысла. Там скорее можно напороться на дежурных или постовых. «Парк бы какой-нибудь или сквер попался, что ли. До утра пересидеть, а там видно будет. Фортуна не подведет!»

Шагать по пустынной улице он побоялся и свернул в ближайший переулок. Почему-то там он чувствовал себя увереннее. Может быть, потому, что переулки шли зигзагами, кружили. У водопроводной колонки Боб Черный Зуб напился, потом умылся. Вытерся полой куртки.

И, насвистывая песенку, двинулся дальше. Не успел сделать и десяти шагов, как на углу улицы неожиданно лицом к лицу столкнулся с милиционером.

Глава третья

1

Младший лейтенант Ташходжаев заканчивал обход своего участка. Ночь прошла спокойно, без происшествий. Ташходжаев повернул было назад, домой, когда издалека, из района железной дороги, донеслись выстрелы. Участковый, не раздумывая, устремился к железной дороге, хотя она и не относилась к его участку. Когда он добрался до насыпи, там уже было тихо. Участковый прошелся по линии, осмотрел ближайшие переулки. Нигде никаких следов. «Странно, — подумал он. — Но выстрелы были. Не мог же я ошибиться». Ташходжаев позвонил в свое отделение, поговорил с дежурным, сообщил тому о выстрелах. Дежурный тут же, по другому телефону, связался с городским управлением, но там ничего не было известно. Ташходжаев повесил трубку и вышел из кабины телефона-автомата. Что же это за выстрелы? И тут осенила догадка: наверное, стреляли в тире. Только почему так рано? Не спится, что ли? Надо предупредить директора стадиона, на территории которого находится тир, чтобы прекратили ночные стрельбы, не мешали людям спать.

Участковый не знал, что едва он повесил трубку, как в отделение сообщили о побеге заключенного из пересыльного вагона, что по тревоге несколько оперативных групп уже мчались на его участок. Он не знал, что и дома трижды вызывали его к телефону и жена, встревоженная долгим отсутствием мужа и телефонными звонками, закутавшись в стеганый халат, нервно ходила по комнате, не зная, что делать: то ли будить детей и соседей, то ли терпеливо ждать…

Незнакомца он увидел, когда тот плескался у водопроводной колонки. Сначала Ташходжаев подумал, что это рабочий пивзавода возвращается домой, потом обратил внимание на его холщовую куртку. Она была слишком чистой для рабочего. Да и лицо человека было ему незнакомо. В своем районе Ташходжаев знал почти всех жителей. «Надо документы проверить», — подумал младший лейтенант и вслух сказал громко, требовательно:

— Один минут, товарищ! Идите сюда.

У Боба похолодела спина. «Попался!» Он ничем не выдал своего состояния, хмыкнул что-то неопределенное, остановился. «Притвориться пьяным, — пришла спасительная мысль, но он ее отбросил. — Разыграю работягу, с ночной смены».

— Ну чего еще, товарищ начальник? — Боб окинул взглядом крупную фигуру работника милиции, скользнул по лейтенантским погонам, по спокойному, изрытому оспой темному лицу, обратил внимание на застегнутую кобуру и скорее догадался, чем понял, что тот ничего не знает о побеге, и грубовато-насмешливо добавил: — Жаль, товарищ начальник, что вы без мотора, а то подвезли бы меня домой.

— Предъявлять, пожалуйста, ваш документ! — сухо сказал участковый.

Чем больше он всматривался в незнакомца, тем сильнее росло недоверие к нему. Каким-то внутренним чутьем, выработанным годами работы в органах, он почти безошибочно определил: перед ним преступник. Никаких доказательств не было, но Ташходжаев не сомневался в своей правоте. Он только подумал о том, что идти до районного отделения далековато и неплохо было бы остановить попутную машину.

— Дома мои документы, товарищ начальник! — Боб демонстративно вывернул карманы. — На работе каждый день паспорт не требуют.

— Тогда пройдем со мной.

— Хорошо, я пройду! Но вы будете отвечать, я этого так не оставлю! — Боб, продолжая играть роль оскорбленного работяги, готовился к нападению.

— Не надо кричать. За нарушение покоя заставлю штраф платить. Рабочие люди отдыхают, — строго сказал Ташходжаев. — Ну ладно, пошли в отделение. Там разберемся.

— А я что, не работяга? Тунеядец, да? — Боб приблизился к участковому и, отвлекая внимание, протянул тому руки. — Может, в наручники закуешь? На, вот они, лапы такелажника, всю ночь вкалывали!

Но произвести свой излюбленный скачок с ударом в висок Бобу не удалось. Произошло то, чего ни он, ни участковый, ни сотни тысяч ташкентцев не ждали и о чем не подозревали. Вдали над городом вспыхнул какой- то странный ярко-оранжевый свет, похожий на вспышку молнии и в то же время ровный, как отблеск большого пожара или короткого замыкания электролинии высокого напряжения. Дома, деревья, пыльный тротуар на мгновение осветились зловещей вспышкой. Затем раздался тяжелый грохочущий гул, а следом за ним вдруг дрогнула, качнулась земля. Боб еле устоял, словно находился не на асфальте тротуара, а на палубе небольшой шхуны, налетевшей на встречную высокую волну.

— Скорей на середину улицы! — крикнул участковый и с силой рванул Боба за плечо. — Берегись!

Едва Боб и участковый отскочили от одноэтажного особняка, как стена дома медленно покачнулась и, рассыпаясь на груды кирпича, упала на тротуар, на то самое место, где они секунду назад стояли.

Боб Черный Зуб ждал всего, только не этого. Вытаращив глаза, он затрясся. «Война! Атомная бомба! пронеслось в голове. — Попал под облучение! Конец!»

Завыли собаки, послышались крики, тревожные голоса.

— Землетрясение! Землетрясение! — разнесся отчаянный женский вопль.

Участковый на мгновение растерялся. Что делать? То ли вести неизвестного в отделение, то ли бежать домой, где наверняка ждут его помощи…

Услышав слово «землетрясение», Боб Черный Зуб преобразился. О, он наслышался об ашхабадском землетрясении. Везет! Круто развернувшись, он с ловкостью пантеры кинулся на участкового, на своего спасителя, нанося удары в шею, в висок. Ташходжаев, падая, пытался выхватить пистолет, но тут обрушился новый тяжелый удар ниже пояса. Теряя сознание, участковый силился удержать пистолет, но грубые сильные пальцы вырвали оружие из кобуры…

На улицу из калиток, подъездов выскакивали полуодетые, растерянные мужчины, женщины, дети. Они только что пережили страшное потрясение, и никому из них не было дела ни до распростертого на земле участкового, ни до убегавшего преступника.

2

Тетушка Зумрат встала рано, когда на востоке едва начало светлеть, а на небе еще сияли крупные звезды. Ей не спалось. Да разве можно спать, если все складывается так удачно? Тетушка Зумрат принесла охапку прошлогоднего хвороста, наломала сухих хлопковых стеблей — гузапаи, разожгла в очаге огонь, поставила чайник. Огонь приятно потрескивал, облизывая желтыми языками закопченные бока медного чайника. Чайник был старым, его купила еще покойная Зульфия, мать Гульнары, когда муж уходил на войну. Зульфия купила его на базаре в лавке кузнеца Икрама, про которого говорили, что, хотя нога у него деревянная, руки — золотые. Сейчас нет ни низкой прокопченной лавки-мастерской, где кузнец работал и тут же продавал свой нехитрый товар, ни самого Икрама — его давно схоронили, а лавку снесли, сровняли бульдозером, и на том месте сейчас возвышается универмаг.

Много, ох как много утекло с тех пор воды в арыке, который прокопал Ильяс, муж Зульфии, родной брат Зумрат, отец Гульнары. Ильяс ушел на фронт в последний год войны и не вернулся. Он так и не видел своей дочери Гульнары, которая родилась после его ухода. И мать ее, Зульфия, недолго радовалась, что у нее такая дочь. Бумага с черной каймой убила ее. Она зачахла, и ничто не могло вернуть Зульфию к жизни. Мулла Дани- яр говорил, что в душе безбожной Зульфии, которая бесстыдно обнажила лицо и ходила без паранджи, поселился черный дух и, как червь в яблоке, выел корень жизни…