Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Ловягин понимал это. Он нащупал изгиб спусковой скобы в бумажном пакете и пистолет привычно лег ему ладонь. Ощутив его, он большим пальцем бесшумно снял курок с предохранителя.

Оставалось спокойно вытянуть наружу не вызывающий подозрений бумажный пакет, направить Рындину в грудь и нажать на спусковой крючок.

Три пули вылетели одна за другой, прежде, чем Ловягин ослабил палец на спусковом крючке.

Рындина резко швырнуло с сиденья вверх, сразу так же резко вниз - к лобовому стеклу и, наконец, прижало к рулю.

Трупное окоченение мышц, меняющее обычно выражение лица покойника, было еще впереди, но Смерть уже стерла с лица убитого напряженную маску, разгладила морщины, покрыла слюдяным блеском глаза и слегка приоткрыла рот.

Майор высвободил пистолет от бумаги, рукой в перчатке достал платок, для верности протер "макарова" и вложил в послушную руку убитого. Подержал. Затем отпустил. Пистолет с отпечетками пальцев Рындина упал рядом с сидением...

Неподалеку прошла пара прохожих. Ловягин замер. Но те на машину внимания не обратили.

Ловягин убрал бумагу, в которую был обернут пистолет, туда же в карман, пошла и газета вместе с пакетом. Выглянул из машины. Улица была все еще пуста. Изловчившись, он шагнул далеко на тротуар и осторожно закрыл за собой дверцу.

Снег еще больше усилился. Он удовлетворенно крякнул: следы убийцы через несколько минут будут заметены.

Осмотревшись, Ловягин сделал еще один длинный шаг в сторону от машины. Дальше он мог идти по чужой дорожке следов...

Майор шел ровной и уверенной походкой человека, совершившего нужное и полезное дело.

– Таких - только так...
– неслышно бросил он самому себе.
– Как бешенных собак !

Останься Рындин в живых, он, наверняка, либо откупился бы, либо через год - другой выскочил бы на свободу с помощью адвоката или врачей.

Под курткой Ловягина по-прежнему глухо бубнила рация. Снег не прекращался. В нескольких метрах позади следовая дорожка была уже едва различима.

Вскоре майор был уже на Грузинской площади.

Неожиданно он услышал в рации свой позывной.

– Срочно позвоните Третьему...

Рация донесла приказ, но ответить по рации же Ловягин не мог. Не позволяло расстояние. Его разыскивало начальство, предполагавшее, что он где- то поблизости. Может, вышел за сигаретами.

Майор подошел к ближайшему автомату, набрал номер дежурного:

– Ловягин. Че искал?

– Ты где?

– Здесь. Чего ты хотел?

– Полковник собирает...

– Иду.

Майор шагнул к краю тротуара. Минуты через три он уже несся в таксипо Большой грузинской назад, в управление.

"Мерседес" Рындина, весь белый от снега, стоял на своем месте. На старой территории зоопарка тоскливо и протяжно завыл волк...

Поздно ночью Чернышева по телефону отыскал дежурный РУОПа.

– Есть новость.

– Я слушаю.

– Застрелился Рындин...В курсе?

– Пока нет. А когда, где?

– Его обнаружили несколько минут назад в машине на Большой Грузинской, у зоопарка...

– Он живет не там. Ты звонишь, чтобы я выезжал?

– Нет. Начальство приказало проинформировать тебя, поскольку ты занимаешься китайцами... Там, на Больших Грузинах, сейчас опергруппа дежурного по городу.

– Не понял: какая связь...

– По предварительным данным, Рындин застрелился из пистолета "макарова", из того самого, из которого убили того китайца.

– Ли?

– Да. Мне только что позвонили с места происшествия.

– А кто поехал от нас?

– Майор Ловягин...

Глава "триады", в которую входил убитый китаец, - Чень по смотрел вниз, на заполненную машинами Тверскую.

В огромном, цельного стекла, окне виднелся фасад Центрального Телеграфа с глобусом над входом.. За ним - крыша вытянувшееся вдоль Газетного переулка унылого здания, в котором размещалось прежде руководство МВД СССР. Москва нравилась Ченю больше других - немецких и прибалтийских городов, ездить по которым ему часто приходилось в связи с перевозкой трансплантантов. Здесь он чувствовал себя почти своим: многие принимали его за киргиза или калмыка. Разница не очень бросалась в глаза.

В назначенное время в дверь позвонили. Звонок был осторожный, короткий.

Помощник - худощавый, с редкими волосиками на скуластом лице, предварительно заглянув в стереоглазок на бронированной двери, пошел открывать. Лицо стоявшего на лестничной площадке высокого соотечественника, напоминавшего Ченя, было ему знакомо: корреспондент из Гонконга...

У помощника на его счет была инструкция. Он быстро отодвинул засов, повернул в замке ключ и бесшумно открыл дверь.

Посетитель традиционно поклонился.

– Здравствуйте...

– Мистер Лань У ? Мистер Чень ждет вас. Прошу...

Журналист был тут впервые, но особо глазеть по сторо нам не стал. Обычная для прежней высокопоставленной партийной номенклатуры квартира.

Многие бывшие партократы переезжали теперь на в свое время предоставленные им за бесценок дачи и сдавали иностранцам свои московские жилища в престижных районах. За счет этого, кстати, совсем неплохо жили, хотя регулярно выходили на демонстрации: "Ельцин, отдай мою пенсию !"

Лань У увидел главу "триады" еще из коридора: дверь в гостиную, где он находился отворена была настежь. Тот, улыбаясь, шел навстречу.

Журналист ощутил как у него вдруг взмокли подмышки. Страх был инстинктивным, животным. Ведь Чень представлял в Москве криминальную структуру, которой нельзя было не считаться. Особенно ему, китайцу, работающему в России.

Это ведь не секрет: мафия за рубежом, паразитирует на своих же соотечественниках. Так было с итальянской и еврейской в Америке и то же самое происходило здесь, в Москве, с китайской или за рубежом - с русской. Страх на новых российских бизнесменов за границей наводила своя, а не чужая мафия...

– Добрый день, мистер Чень. Я очень рад...

Чень поджал губы в насмешливой улыбке. Он знал, почему выбрал для своей цели именно его - этого трусливого, как заяц, журналиста из Гонконга:

– Я хотел бы попросить вас об одном небольшом одолжении.

– Можете располагать мною полностью...
– Лань У снова почти плакал.

Одолжение "триаде" ! Что еще это могло быть кроме криминальных разборок, стрельбы, трупов ? с непременной стрельбой и трупом в ко нце. Пример убитого Ли был достаточно красноречив. Журналист прикрыл глаза и закусил губу. Он почти воочию представил себе сейчас окровавленный труп Ли.