Победный ветер, ясный день (Том 2)

Мальчик влетел в Лену, как в спасительное убежище, в самый последний момент захлопнув за собой дверь и избежав опасности.

– Я не хотел... Не хотел, - ткнувшись ей в грудь и изо всех силенок обнимая руками, прошептал он. И заплакал.

...Теперь, сидя в машине у злополучного лодочного кооператива, она знала ровно столько же, сколько знал Пашка. Это было странное, детское знание, причудливый мальчишеский взгляд на происшедшее. По нему совершенно невозможно было определить, где кончалась правда и начинались вариации на тему смерти Нео. Нео, а не Романа. Запротоколированная и разложенная по полочкам смерть Романа Валевского не имела ничего общего с поэтической гибелью Нео, пришпиленного к мачте и укрытого парусом - от посторонних глаз.

В сбивчивом, размытом слезами рассказе Пашки Нео представал лучшим другом; лучшим и таким близким, что просто дух захватывало. Лена вдруг поймала себя на мысли, что Нео сыграл с Пашкой в ту же запрещенную игру, в которую сыграл с ней самой Роман Валевский: он подменил их прошлую жизнь. И без всяких усилий наполнил собой настоящую. Теперь, куда бы они ни двинулись - вперед, назад, вверх, вниз, - всюду был Нео. Это Нео подсунул Пашке книгу "О разведке для мальчиков". Это Нео не позволил Лене уехать из Питера, когда она уже готова была плюнуть на все и сломя голову бежать от Виктории Леопольдовны. Это Нео рассорил ее с мужем и сделал их совместную жизнь невыносимой. Это Нео наблюдал за боевыми действиями Лены и Гжеся, развалившись на нейтральной полосе. Это Нео спал в проходной комнате ее питерской квартиры, это Нео первым занимал ванную по утрам... И если бы среди пожухлых фотографий в семейном альбоме Шалимовых Лена наткнулась бы на изображение Нео, датированное твидовой и фетровой серединой века, - она бы нисколько не удивилась.

Она даже не особенно удивилась той цепи случайностей, которая привела ее к Пашке. Или Пашку к ней - от перестановки слагаемых сумма не менялась. Хотя задуматься было о чем: несколько месяцев назад она дала автограф мальчишке, который теперь оказался в ее машине. А если бы она не поехала в город одна, то никогда бы не сбила велосипедиста и никогда бы не завернула в Пеники. А если бы она не завернула в Пеники, то никогда бы не обнаружила Пашку на заднем сиденье. Но просто Пашка на заднем сиденье - это было бы еще полбеды, подумаешь, еще одна сомнительного качества иллюстрация на тему "как тесен мир!". Пашка оказался не просто Пашкой, он оказался недолгим хранителем и посмертным другом ее собственного посмертного друга. Так что простое арифметическое "как тесен мир!" здесь не годилось. Формула была сложнее и относилась к высшей математике, с которой у Лены всегда были нелады. Отец - вот кто бы все ей объяснил!.. Хотя и без объяснений ясно, что формула (кто бы ее ни сочинил - бог или дьявол) еще даже не написана на доске до конца... И что адресована она Лене. И что Нео... черт, Роман, конечно же, Роман не захотел так просто расстаться с ней и потому послал Пашку. И лучше не думать, почему все произошло так, а не иначе - ведь у случайностей существуют свои собственные законы, которые можно проверить экспериментально. Вот она и проверяет...

Покаянному рассказу Пашки о краже дурацкого газового шарфа Лена тоже не удивилась. Она и сама украла квартиру Романа Валевского: пусть на одну сумасшедшую ночь, но украла!.. За каких-нибудь полчаса Роман-Нео сделал их с Пашкой сообщниками, крепко пристегнул - друг к другу и к себе. Нео сложил Пашкины одиннадцать и ее двадцать шесть, а потом разделил поровну. Вот именно - поровну, теперь они были на равных. И называли друг друга на "ты". И Лена даже не заметила, как это произошло...

– Вот, возьми, - всласть выплакавшийся и абсолютно опустошенный Пашка протянул ей шарф.
– Возьми, пусть у тебя будет.

Шарф, стилизованный под рыбу, вовсе не выглядел женским. Он вообще не был похож на шарф - Пашка в силу своего возраста не понимал этого. А Лена поняла сразу. Рыба больше походила на вымпел, пусть скроенный из не самого подходящего материала, но вымпел. Но что бы это ни было, оно помнило Романа, оно принадлежало Роману. И потому Лена не бросила посмертный привет Нео в рюкзак. Она намотала его на запястье и приступила к самому неприятному - для Пашки.

– Значит, его зовут дядя Вася...

– Дядя Вася Печенкин, - с готовностью подтвердил Пашка.

– И он оказался на месте раньше милиции.

– Да... Но это Виташа...

О приятеле Виташе, сыне дяди Васи, Пашка говорил с неохотой и даже какой-то скрытой неприязнью. Интересно, какая кошка между ними пробежала? Или это постарался все тот же властитель дум Нео?..

– Виташа его и позвал...

– Виташа позвал своего отца, - уточнила Лена.
– И он что-то взял... у твоего Нео. Что именно?

– Я не знаю... У Нео были браслет и кольцо...

Пашка не знал, а Лена знала. Омерзительный стервятник-алкаш украл у мертвого по меньшей мере три предмета - кольцо, браслет и одеколон. Но вряд ли общий список ограничится только этим. Лена помнила, как Роман Валевский расплачивался за "Сто видов Эдо" - он доставал деньги из портмоне. Довольно упитанного портмоне.

Глупо думать, что Печенкин польстился на одеколон и прошел мимо денег.

– Почему же ты не рассказал об этом в милиции?

Пашка бросил долгий взгляд на запястье Лены, и глаза его снова налились слезами.

– Ну, ладно, - смягчилась Лена.
– Не реви. Лучше покажи мне это место.

Путь от шоссе к дому, где, по словам Пашки, он нашел тело, занял довольно продолжительное время: идти напрямик, через символическую проходную, мальчишка отказался наотрез, и они довольно долго плутали в зарослях бузины и дикого шиповника. А остаток пути прошли по заболоченному берегу Залива. Как бы то ни было, но Пашка, ведомый своим скаутским божком по имени Би-Пи, в конце концов вывел Лену прямо на дом.

Дом - трехэтажный краснокирпичный таунхауз - стоял метрах в десяти от воды и был снабжен тремя небольшими причалами. У среднего причала покачивалась внушительных размеров яхта, и Лена сразу же вспомнила о незадачливом судомоделисте Гурии из деревни Пеники. И до этого он казался ей жалким типом, с жалкими, почти непристойными парусными фантазиями, а теперь и вовсе упал до нуля. Абсолютного нуля. В названии пришвартованной к пирсу красавицы не было никакой эксцентрики, она называлась просто и незатейливо - "Посейдон". И это звучало гораздо лучше, чем закатанная в медь лилипутская "Эдита".

– Она?
– тихо спросила Лена, кивнув на яхту.

– Нет. Та, которая Нео... она в эллинге.

Вот в этом.

И Пашка ткнул пальцем в крайние от них воротца. Воротца были заперты наглухо, так что марш-бросок в лодочный кооператив "Селена" потерял всякий смысл.

Впрочем, он изначально был лишен смысла, стоило только вспомнить о визите на "Маяковскую" песьеголового опера. Уж он наверняка все здесь вынюхал, вылизал и подчистил. И пометил территорию. И задавил своим тяжелым мужицким духом сдержанный и изысканно-терпкий запах Романа Валевского.

– Смотри, она открыта!
– шепнул Лене Пашка. И ухватился за штанину ее комбинезона.

– Кто - она?

– Дверь!..

Дверь в дом, находящаяся рядом с эллинговыми воротцами, была не открыта, скорее - приоткрыта. С ребра двери свешивался язык какой-то белой бумажки, при ближайшем рассмотрении оказавшийся строгим предупреждением "Опечатано" - отрыжка следствия, не иначе. Именно перед этим предупреждением и остановились в нерешительности Лена с Пашкой. Пашка потому, что не знал, как поступит Лена, а Лена...