Победный ветер, ясный день (Том 2)

Что ж, это судьба, а она никогда не противилась судьбе.

...За то недолгое время, что Лена отсутствовала, рыгаловка не претерпела никаких изменений. В динамиках все так же гнусавил приправленный загустевшим куриным жиром голос Шуфутинского, писанные водоэмульсионкой пейзанки все так же сливались в экстазе с самками из "Плейбоя", вот только ландшафт за столиком Гжеся и Маслобойщикова заметно оживился. Теперь участников портвейно-водочной вакханалии было не двое, а трое.

Третьим, по всем законам жанра, стал краснорожий алкаш, выползший из своего убежища у двери и присоседившийся к мэтру на правах брата-близнеца. Замордованный водкой Гжесь спал, уронив голову в тарелку с остатками маринованной свеклы, отчего классический пьяный треугольник из разряда равносторонних перекочевал в разряд равнобедренных. Но братья-близнецы не замечали геометрической шаткости фигуры, они были слишком увлечены друг другом. И предметом, который стоял на столике между ними, в окружении пересохших бутылок и выцеженных до последней капли стаканов.

– Ну, так как, Леонтьич?
– фамильярничал алкаш, кивая на предмет. Ведь недорого прошу, а?

Мэтр подергал себя за бороду и, как на скипетр, оперся рукой на бутылку.

О, Симон-волхв, о присных сонм злосчастный,

Вы, что святыню божию, добра

Невесту чистую, в алчбе ужасной

Растлили ради злата и сребра...

укоризненно протрубил он.

– Ну, ты это... Хватил...
– перепугался алкаш.
– Сразу и растлили!.. И как только язык повернулся?.. Ты говори, да не заговаривайся! Ладно, черт с тобой, за сотку отдам! Как деятелю искусств!

– Заслуженному, друг мой! Заслуженному деятелю искусств! Чувашской Республики и Бурятско-Агинского автономного округа... Меня вся Россия знает, я ее, голубицу кроткую, вдоль и поперек исходил босыми ступнями... От Калининграда до Владивостока. За Полярным кругом "Макбета" ставил!

– Уважаю.
– "Макбет" за Полярным кругом произвел на алкаша такое впечатление, что он даже икнул.
– Вот за это - уважаю! Но меньше сотки никак.

О г импровизированного торжища за версту несло цыганщиной, а почтенному алкашу не хватало только дутой серьги в ухе, жилетки с косовороткой и плисовых сапог.

– Я ведь дешевле отдаю, чем сам взял, Леонтьич! От жены отрываю, от детушек...

В силу стесненных материальных обстоятельств...

– За пятьдесят сторговались бы...
– осторожно начал мэтр, но алкаш не дал ему закончить:

– И-эх! Уломал-таки, язви тебя в душу!

Согласен!..

И в воздухе сразу же разлились звуки скрипок и цимбал, и грянула жаркая южнославянская медь - с гиканьем, посвистом и английским "yes-yes-yes" в припеве.

Оставалось только ударить по рукам и послать за ручным медведем, чтобы освятить сделку. Вот тут-то строптивый мэтр и сломал всю малину.

– Ты не торопись, Вася. Это я так, гипотетически прикинул... Я ведь человек искусства, мятущаяся душа. А откуда у мятущейся души деньги, ты сам посуди!

– Нет?
– На алкаша было жалко смотреть.
– Как же - нет?.. А у него есть?

И алкаш скосил мутный, цвета рябины на коньяке, глаз в сторону спящего Гжеся.

– Сие мне неведомо, друг мой.

– Может, спросить?

Маслобойщиков с сомнением посмотрел на пребывающего в алкоголической коме Гжеся и покачал головой: никакого ответа от слабосильного ученичка ждать не приходится. Во всяком случае, в течение ближайшего часа.

– Может, посмотреть тогда?
– продолжал искушать мэтра брат-близнец. Самим?

Мэтр гневно зыркнул бородой в сторону искусителя.

Я так глубоко брошен в яму эту

За то, что утварь в ризнице украл!

нараспев процитировал он.

Угрожающая цитата повергла алкаша Васю в уныние. Но ненадолго.

– Это ты загнул, Леонтьич, - прогнусавил алкаш.
– Я чужого не то что в ризнице, господи прости, я и на базаре не возьму.

И в дорожной пыли лежать оставлю. Мне, чем чужое брать, лучше свое отдать. Вот такой я человек, Леонтьич. Все, кто знает меня... А меня здесь все знают... Так и говорят: Василий Печенкин - святой. Василий Печенкин бескорыстный, что бог-отец, бог-сын и дух святой!..

– Не спорю, друг мой, не спорю. Но пятидесяти рублей у меня нет... Ну их к черту, пятьдесят рублей?.. Какие уж тут пятьдесят рублей, когда vinum non habent! <Вина нет у них (лат.).>.

И мэтр с тоской осмотрел бесплодную пустыню стола и даже поднял очи горе. Но манна крепостью хотя бы в семнадцать градусов падать с липких сводов не торопилась. Брат-близнец Вася, имевший о латыни самое отдаленное представление, тем не менее чутко уловил настроение Маслобойщикова. Он по-матерински прильнул к Гжесю и пробежался по его бесчувственному корпусу, как по клавишам рояля. Результатом экзерсиса в легком шопеновском стиле стало вытертое портмоне из кожзама.

А спустя секунду из портмоне была извлечена купюра достоинством в десять рублей и жалостливая мелочь в пятьдесят копеек.

– Ну, ты скажи!
– шумно возмутился алкаш.
– Десятка... Курам на смех, честное слово! А с виду - приличный человек. Что делать будем, Леонтьич?

Маслобойщиков ухватился за бороду так, как будто хотел отодрать ее вместе с кожей и нижней челюстью. Глаза его совершили круг почета по орбитам и остановились на предмете, который пытался втюхать ему алкаш Вася. Предметом этим был параллелепипед мечтательного нежно-зеленого цвета. Крутые бока параллелепипеда были засижены иероглифами, по нижней их кромке сновали стилизованные лодчонки, а по верхней - ветвились сосны.

– Говоришь, одеколон?
– выдохнул мэтр.

?; - Чудный одеколон, - снова оживился алкаш, машинально засовывая десятку себе в карман.
– Хочешь - жене дари, хочешь - любовнице. Хочешь сам обливайся. Хочешь - магнитофон протирай.

Французы, они толк знают! Они дерьма не подсунут!

– Ты прав, друг мой, ты прав!
– Маслобойщиков согласно закивал головой.
– Вива Франс! Я ее, голубицу кроткую, вдоль и поперек исходил босыми ступнями... От Дувра до Марселя. В Авиньон "Макбета" привозил...

– Уважаю.
– "Макбет" в Авиньоне произвел на алкаша такое впечатление, что он даже икнул.
– Вот за это - уважаю!..

– Может, хряпнем его?
– решился наконец-то на поступок Маслобойщиков.
– За Францию... За колыбель Мольера и Расина? Она того стоит, поверь мне...

– Кого хряпнем?
– бесцеремонно перебил мэтра брат-близнец.

– Его, - Маслобойщиков шумно выплюнул забившуюся в рот бороду и ткнул дрожащим от вожделения пальцем в стильную коробочку.
– За Францию, за знакомство и вообще...

Подобная эксцентричность вкупе с алкоголической всеядностью повергла в ступор даже видавшего виды алкаша Васю.

– Ну, ты даешь, Леонтьич!
– только и смог выговорить он, аккуратно подтягивая одеколон к себе: от греха подальше.

Конец этой мизансцены и застала Лена, подойдя к столику. Пригорюнившийся мэтр отнесся к ее появлению спокойно, зато алкаш заметно оживился.

– Купите, девушка, - сделал он второй заход.
– Дешевле отдаю, чем сам взял. От жены отрываю, от детушек... В силу стесненных материальных обстоятельств...