Победный ветер, ясный день (Том 2)

– Как вы себя чувствуете, молодой человек?

– Уходите, - прошептал он, все еще сжимая тельце яхты.

– То есть как это - уходите?
– опешила Лена.

– Уходите. Убирайтесь. Садитесь на свою тачку и проваливайте отсюда...

– Я не могу... Я не могу оставить вас здесь одного. В таком состоянии...

– А я не могу вас больше видеть. Вы уберетесь или нет?

Велосипедист закрыл глаза, давая понять, что разговор закончен. Но вместо того чтобы уйти, Лена уселась на траву рядом с ним. От таких бескорыстных фанатов с бескорыстными яхтами можно ожидать чего угодно. Если она даст сейчас слабину и отчалит, то уже ничто не помешает велосипедисту в самый последний момент открыть глаза и запомнить номер ее машины. А потом он стукнет куда следует, что преступница бежала с места происшествия, не оказав пострадавшему первой доврачебной помощи. Нет уж, дудки-с!

– Вы еще здесь?
– спросил велосипедист, не открывая глаз.

– Здесь, - подтвердила Лена.
– И я с места не сдвинусь, хоть вы меня на части режьте!

Больше коротко стриженный стиляга неудовольствия не выказывал и признаков жизни не подавал. Ссадина на лбу трансформировалась в шишку, но хотя бы перестала кровоточить. Грязь на коленях и на полах пиджака подсыхала. И, когда она подсохла совсем, Лена не выдержала.

– Послушайте, мы же не можем сидеть тут вечность. Это просто глупо! Внешне вы вроде бы не сильно пострадали, но кто знает... Может быть, доберемся до ближайшего травмпункта? Или до больницы.
– Господи, ну кто тянет ее за язык?!
– В Ломоносове вполне приличная больница... Как вас зовут?

– Гурий, - машинально произнес он.

Надо же. Гурий! Забавное имя, хотя оно и идет вразрез с узким галстуком. В любом случае он пошел на контакт, и теперь надо закрепить успех.

– А меня Лена. Вот и познакомились, - сказала Лена. Преувеличенно бодрым тоном сиделки при тихопомешанном.

– Да уж. Познакомились...

– Голова не болит? Руки-ноги целы?

Подвигайте-ка ими!

Гурий действительно принялся двигать руками и ногами. И даже чересчур активно. Не глядя на Лену, он поднялся с земли, сложил бренные останки суденышка в бренные останки коробки, пнул ногой бесполезный теперь велосипед и на несколько секунд задумался. Уносить нужно было что-то одно: или целехонький велосипед (не считая убитого заднего колеса, перекосившегося седла и слегка погнутой рамы). Или коробку с мощами яхты. Лена поставила одну символическую у.е. на коробку. И выиграла сама у себя. Гурий и вправду оказался тихопомешанным. Но смотреть, как он, прихрамывая, движется в сторону Ломоносова, было выше ее сил.

– Эй!
– закричала она, вскакивая.
– А велосипед?!

Гурий даже не оглянулся.

Проклиная на чем свет стоит и припадочного велосипедиста, и предмет его обожания, и репертуар предмета обожания - от "Разноцветных кибиток" до идиотически-радостного "Манжерока", Лена подтащила велосипед к "шестерке" и открыла багажник. После того, как туда было водружено столь легкомысленное средство передвижения, багажник категорически отказался закрываться. Но Лене уже не было дела до его капризов: Гурий мог скрыться из виду в любую минуту. Прямо на трассе она сделала разворот (автошкола № 4 могла бы ею гордиться!) и через секунду нагнала Гурия. Теперь они оба двигались с крейсерской скоростью три километра в час.

– Эй, ненормальный! А велосипед?

Гурий ускорил шаг.

– Но это же глупо! Я же не могу ехать за вами всю оставшуюся жизнь!..

Гурий перешел с шага на трусцу.

– Послушайте! Я извинилась, я готова заплатить за моральный и материальный ущерб... Чего еще вы хотите?! Упечь меня в каталажку?!
– Лена с трудом подавила в себе желание вывернуть руль и переехать упрямца.

Она так и сделает, видит бог, она так и сделает, если чертов Гурий решит, что трусцы недостаточно, а вот марафонский бег - самое то. Чтобы не допустить развития событий по столь жесткому сценарию, Лена прибавила скорости, обогнала Гурия и остановилась метрах в десяти от него.

И принялась отчаянно сигналить. Как ни странно, это возымело действие. Гурий подошел к машине, открыл заднюю дверцу и втиснулся в салон.

– Подача звуковых сигналов в населенных пунктах запрещена, - хмуро сказал он.
– За исключением экстренных случаев.

– Считайте, что это - экстренный случай. Куда вас отвезти?

– Теперь все равно... В Пеники.

– Где это - Пеники?

– За Ломоносовом - налево. И вверх по трассе. Я покажу.

Пеники оказались никчемной деревушкой, кишкой вытянувшейся вдоль наспех заасфальтированной дороги. Пеники изнемогали от ленивых, кое-как сколоченных домишек, ленивых собак, ленивых гусей, ленивых палисадников с ленивой, поздно зацветающей сиренью. И никак не хотели монтироваться с большеголовым ретро-Гурием. И его эксцентричной ретрострастью.

– Это здесь, - сказал Гурий, указывая на дом, оттяпавший высшую точку Пеников.

Дом Гурия (ничем, впрочем, не отличающийся от соседних) подпирал редкий штакетник. За штакетником виднелись теплица, загончик с поросенком, старый яблоневый сад, с десяток рассудительных куриц и грядки с зеленью. На одной из грядок копошилась пожилая женщина.

Гурий не произнес больше ни слова.

Ни "спасибо", ни "до свидания", ни даже сакраментального "вы меня убили". Он вылез из машины и скрылся в калитке. На Лену он ни разу не оглянулся. Ну что ж, тем лучше, тягостная история с наездом подошла к своему логическому завершению, арриведерчи, Пеники!.. Но стоило ей только дернуться с места, как в багажнике что-то загрохотало: это напомнил о себе велосипед. Велосипед, о котором обидчивый придурок позабыл напрочь. Чертыхаясь и проклиная свою горькую судьбу, Лена вылезла из машины, подхватила велосипед и направилась к штакетнику. Сейчас она швырнет эту груду железа на доски, и инцидент будет исчерпан. Она навсегда забудет о деревне Пеники. И о раскуроченной ею яхте. И о Гурии, будь он неладен!

Но легко отделаться от Пеников не удалось. Пожилая женщина, еще секунду назад сосредоточенно копавшаяся в огороде, уже открывала калитку.

– Здравствуйте, - женщина обнажила бледно-розовые десны в самой радушной улыбке.
– А я слышу, вроде машина подъехала... Это вы Гурия привезли?

– Да, - призналась Лена.
– Это я.

Женщина обшарила Лену взглядом и улыбнулась еще шире.

– Что ж не заходите?

– Я, собственно...

– Отец!
– зычным, хорошо поставленным голосом корабельного боцмана крикнула женщина.
– Отец! Гости к нам, а ты возишься!

– ??

– Я - мама Гурия, Клавдия Петровна.

А тебя как зовут, деточка?
– мать Гурия шла на сближение семимильными шагами.

– Елена.

– Красивое имя. А вы давно с Гурием знакомы?

– Как вам сказать...
– замялась Лена.

– А он ни словом о тебе не обмолвился, надо же! О такой красавице - и молчок! Он всегда был скрытным, наш Гурий, с самого детства... Отец, да иди же ты сюда!

Только теперь до Лены стала доходить двусмысленность ситуации. За кого они ее принимают, в самом деле? Судя по тому, как неистовая Клавдия пялится на ее безымянный палец (очевидно, в поисках обручального кольца); судя по тому, как хищно вытянулся ее нос и как, подчиняясь охотничьему азарту, вибрируют ноздри... Судя по всему этому, сейчас сюда припожалует главный егерь с английским рожком, соколом на запястье и мотыгой вместо вабила <Вабило - два скрепленных вместе птичьих крыла, которые сокольничий кружит на веревке у себя над головой, приманивая сокола назад.>.

Он протрубит в рожок, снимет колпачок с головы ловчей птицы, и... Бедная, бедная Лена, до норы ей не добежать! Тем более что престарелая такса Клавдия Петровна уже вцепилась мертвой хваткой в растерявшийся Ленин хвост.

– Вообще-то, Гурий у нас замечательный, ничего дурного про него не скажу. Не курит, в рюмку не заглядывает, а это по нынешним временам редкость...

– Редкость, - безвольно подтвердила Лена.

– А безотказный! И дров поколет, и баню натопит, а уж как на работе его ценят!

Вот на повышение недавно пошел. А работа у него ответственная, все с людьми да с людьми. Нет, у меня к сыну претензий нету. Старшие что? Старшие - отрезанные ломти. О родителях только по праздникам вспоминают. Да к зиме ближе, как поросенка закалываем... А Гурий только о нас и печется. Мы при нем как сыры в масле катаемся. Иногда смотрю на него, как он ловко с хозяйством управляется, слезы на глаза наворачиваются. Веришь?

– Отчего же не верить? Верю.
– Вот тут Лена была вполне искренней: такого инвалида детства, как Гурий, только и остается, что обнять и плакать.