Побег из волчьей пасти

Наконец, Кинша сдалась. Вздохнула.

— А что у вас с руками? — неожиданно спросила.

— Уважаемая хозяйка! — я подбирал слова. — Пожалуйста, не обращайте внимания. Все-таки мы неделю пробирались через горы… Как вы понимаете, были нежелательные встречи. Но, если мне будет позволено, я бы не хотел нарушать столь великолепный обед рассказами про эти встречи.

— Да, да, конечно! — согласилась Кинша. — Тем более, что, как мне сказал мой муж, ваш спутник — врач?

Тут я обрадовался. По тону Кинши я понял, что у неё есть просьба к Эдмонду. Мы не смогли ничего сообщить ей про родственников. А сейчас появилась возможность хоть как-то отблагодарить эту прекрасную женщину за её доброту и радушие.

— Да, да! — закивал я. — Уважаемая Кинша, поверьте, мистер Спенсер будут счастлив продемонстрировать свое умение. Нам будет приятно сделать это для вас, в знак нашей благодарности за хлеб и кров.

— Нет, нет, нет! — Кинша соблюдала правила. — Вы только с дороги. Устали… Об этом не может быть и речи.

— Кинша, вы лишаете нас, может быть единственной возможности…

— О чем речь? — не удержался Эдмонд.

Я перевел.

— Я очень прошу нашу великодушную хозяйку рассказать, что её беспокоит. Иначе, — он улыбнулся, — ни один кусок мне больше в горло не влезет.

Я перевел. Фраза Эдмонда развеселила Никола. Он громко засмеялся. Кинша улыбнулась, опустив глаза.

— Нет. Это касается не меня. Одна из моих девушек заболела. Давно. Мы уже прямо не знаем, как ей помочь.

Я переводил, еще больше восхищаясь черкешенкой, которая не позволила себе назвать девушку рабыней.

Эдмонд выслушал.

— Как только мы закончим обед, я сразу же её осмотрю! — заявил он твердо.

Кинша попыталась возразить, упирая на то, что прежде нам было бы неплохо поспать. Но Эдмонд был непреклонен.

— Благодарю! — Кинша с достоинством чуть склонила голову. — Пойду. Не буду больше вам мешать.

Мы все встали, провожая хозяйку. Когда она вышла, сели обратно.

— Уважаемый Никол! — я не удержался. — Простите мою дерзость, но я должен сказать, что у вас — выдающаяся жена! Думаю, любой мужчина на свете мечтает о такой женщине рядом с собой.

— Какая же это дерзость, Коста?! — Никол обрадовался, как ребёнок. — Мне приятно слышать эти слова. И они справедливы. Кинша — удивительная женщина. Моё самое большое счастье.

«И единственная твоя слабость!» — закончил я мысленно за него.

Нам принесли кофе. Тут наблюдалась еще большая пышность. Кофе разливали в тончайшие фарфоровые чашки на золотых филигранных подставках, а затем ставили на массивный поднос, богато украшенный позолотой. Меня это не удивило. Страсть армян к кофе и к золоту — общеизвестна. Как и ожидалось, кофе был великолепен.

Не могу сказать, что был в таком же восторге как от поданного нам обеда, так и от армянской кухни, в целом. За полтора столетия несильно изменилась. Не было в ней той тонкой элегантности, что присуща азербайджанской. Несмотря на мои греческие и грузинские корни, мое гастрономическое сердце осталось в Гяндже. Именно там, а не в Баку, в конце XX века я вкусил самые потрясающие яства, приготовленные руками простых бабушек.

— Все-таки, уважаемый Никол, я хотел бы чуть больше услышать про русских здесь. Про их равнодушие, вызывающее удивление.

— А чему удивляться? Им важно, чтобы здесь все было тихо и спокойно. Не как там, — Никол указал в сторону гор. — Вот, если какой заговор против власти, тогда да! Тогда они быстро действуют. Все стараются пресечь на корню. А грузинских дворян, зачинщиков и участников, тут же лишают имений. Некоторых ссылают.

— Казнят?

— Зачем? Так… Дадут по шапке, они и успокаиваются, — тут он рассмеялся. — А потом пытаются все вернуть. Знал бы ты, Коста, как канцелярия по гражданским делам местного губернатора завалена прошениями о возвращении имений!

Далее Никола не пришлось уговаривать. Он завелся. Опять приняв напыщенный вид, начал рассказывать, бахвалиться. Судя по всему, Николу явно веселили несчастья кутаисской знати, к которой он испытывал только презрение. Он считал ее никчемной, праздной и лишенной предпринимательской жилки.

— Вся торговля и ремесленное производство в наших руках! — тут он вошел в раж. — Что скажешь?

Мне совсем не светило сейчас вступать в длинные споры. Я только пожал плечами.

— А что тут можно сказать?! Молодцы!

— Конечно, молодцы! — Никол достиг апогея. — Пока грузины покуривают на верандах свои чубуки и греются на солнце, мы, армяне, делаем деньги!

Он с чувством выполненного долга, откинулся на подушки с победоносной улыбкой. Я промолчал опять. Хотя, если честно, чувствовал себя не в своей тарелке. Почти предателем. За то, что не возражаю, пытаясь хоть как-то защитить своих соотечественников. Все-таки, родился и вырос здесь. Воспитался. С другой стороны, Никол, конечно, палку перегнул. Но, в общем и целом, был прав. Лень грузин также общеизвестна, как и армянская хватка.

Выручил Спенсер, неожиданно подключившись к беседе.

— Я думаю, что армяне в Азии, как евреи — в Европе. Занимаются исключительно такой торговлей, где не требуется прикладывать физических усилий[1].

Никол выслушав перевод, важно кивнул головой. Вдруг глаза его загорелись.

— Ты знаешь турецкую пословицу про нас? — спросил меня.

—?

— Турецкая! — Никол поднял вверх указательный палец, намекая на то, что придумали не армяне, а именно, что турки, которые, скорее, удавятся, чем признают армянское превосходство. — А звучит она так, ты уж прости, Коста…

Я опять кивнул, указывая, что готов выслушать и принять все, как есть. Никол даже откашлялся прежде, чем выложил нам эту пословицу:

— Грек может обжулить турка, еврей — надуть грека, но армянин обманет не только еврея, но самого шайтана. Там, где армянин, еврей будет голодать!

После этого Никол захохотал.

«Вот те на! — я был обескуражен. — Никол выдал нам версию поговорки, которую я вспомнил, когда торговался с ювелиром в Чуфут-кале. Сказал, что турецкая. Я, в свою очередь, знал про русскую, в которой самыми лихими оказывались греки. Более того, в этой же версии я как-то вычитал её у Лескова. И кто прав? Может, действительно, она турецкая. И турки так высказались про армян. А русские переиначили, следуя из своих реалий, в которых греки для них были хитрее всех».

А потом мне вдруг стало все равно, кто из нас прав. В голову пришла другая мысль, заставившая горько усмехнуться.

«Армяне. Греки. Что же мы за люди такие, что так кичимся тем, что всех надуваем? Тоже мне — доблесть! Вон, как Никол хохочет! Да, что он? Я сам разве не испытывал прилив гордости за соплеменников, когда налево и направо рассказывал эту пословицу многим и многим?! А разве этим нужно гордиться? Ха! Рассуждаю, как черкес! Как Зелим-бей, а не Коста!»

Вспомнил мудрого Тиграна.