Побег из волчьей пасти

…Процедуры закончили. Тамара продолжала дуться. Снова укрылась чадри.

— Извини! Обещаю, что больше так не буду.

Она внимательно посмотрела. Оценила. Милостиво кивнула. Я обхватил её за талию.

— Нет! — остановила меня. — Нельзя!

— Не волнуйся! — я усадил боком её в седло. — Держись.

Сам взял поводья в руки, повел лошадь пешком. Иногда оглядывался. Первое время Тамара не удостаивала меня взглядом. Гордо восседала с прямой спиной, шею держала ровно, смотрела вперёд. Потом опять сменила гнев на милость. Ответила улыбкой.

Подъезжали к деревне. Навстречу шла пожилая женщина с двумя бутылками в руках.

— Здравствуй, Тамара! — поздоровалась, внимательно рассматривая меня и Эдмонда.

— Здравствуйте, тётя Нино!

— С источника?

— Да!

— А это кто? — не удержалась Нино.

— Это англичанин! Руки ему лечу!

— Англичанин?! — Нино поразилась.

— Да!

— А этот красавец? — Нино посмотрела на меня с улыбкой.

— Этот? — Тамара хохотнула. — Мой слуга!

«Точно буду под каблуком!» — усмехнулся я про себя.

…Въехали во двор.

— Вах! — удивились и рассмеялись братья. — Ты уже слугой её стал?

Образ мыслей у всех был одинаковым. Время диктует.

Тамара сама спрыгнула с лошади. Передала Манане бутылку с водой. Стала расспрашивать про обед.

Я помог Спенсеру спуститься с коня.

— Как он? — спросил Ваня.

— Спасибо! Идёт на поправку! День, два и нас с тобой за пояс заткнёт!

— А я что говорил?

— Да. Теперь вижу. Тамара и Манана любого на ноги поставят!

— Давайте обедать! — крикнул нам из-за стола нетерпеливый Малхаз.

…Обед плавно перетёк в ужин, как это обычно и бывает в Грузии. Спенсер такого темпа не выдержал. Никто его не упрекнул за слабоволие. Наоборот. Без слов отдали его в руки Тамары и Мананы для продолжения лечения. Эдмонда увели.

Всё это время я пытался хоть на мгновение пересечься с Тамарой. Взглядом, словом. Но она не обращала на меня внимания. При этом вела себя естественно. Как и полагается гостеприимной хозяйке. Но только мне этого было уже мало. Мне не хватало её. Поддерживая беспрерывный разговор с братьями, я все время косился на неё. Без толку! Я специально окликал её, задавая какие-то несущественные вопросы. Она вежливо отвечала. Только на ходу. За стол так и не присела.

«Вот же, зараза! — не выдержал я. — Ведь, знает, что я весь извёлся. Видит. Так, нет же! Не удосужится! А, с другой стороны, с чего должна низойти? Кто я ей? Гость. И только. Не может же она на шею броситься? Это — позор!»

Последнюю попытку предпринял, когда спросил, не нужно ли и мне рану еще раз обработать.

— Нужно, — ответила она. И тут же похоронила все надежды. — Манана промоет!

Так, несолоно хлебавши, отправился спать. Братья требовали продолжения банкета. Я, наоборот, указал, что и им бы не мешало отдохнуть. Ответили, что спать не собираются. Прямо из-за стола пойдут на охоту. На зорьке. Предложили и мне. Я, сославшись на руку, вежливо отказался, пожелал им удачи, пошёл к себе.

Благо, заснул сразу. Всё-таки и не припомнишь, когда в последний раз нормально спал. Была вчера ночью возможность, так Спенсер поднял в караул!

«Спать, спать, спать! Хватит любовных томлений на сегодня! Будет день — будет пища!»

…Наконец-то выспался! Какое же это приятное чувство! Потянулся. Посмотрел на Эдмонда. Он спал. Дыхание ровное. Отлично! Тихо поднялся, оделся, вышел во двор. Замер, с улыбкой.

За столом сидела Тамара. Ощипывала… белого лебедя! Очевидно, один из трофеев утренней охоты братьев.

Я пошёл к столу.

— Доброе утро! — поздоровалась со мной из дома Манана, выглянув в окно.

— Доброе!

— А ваш друг проснулся?

— Спит пока.

— Хорошо. Позже зайду, руки промою.

— Да.

Подошёл к столу.

— Здравствуй, Тамара.

— Здравствуй, — подняла голову.

— Почему ты плачешь? — я заволновался.

Тамара, не ответив, кивнула на лебедя.

— Да. Красивая птица. Жалко, — согласился я. Глядя на белое крыло, вспомнил сравнение Вано насчет чадри. Тамаре говорить о нем не стал.

Присел.

— Братья подстрелили?

— Да.

— Где они?

— Где им быть? Спят. Раньше обеда не проснутся.

Меня сковала непонятная робость. На языке вертелись какие-то глупые вопросы. А завести какой-нибудь разговор? Темы не мог придумать.

— Я никогда раньше не пробовал лебедя.

«Ну, что тут скажешь? Гений! Мастер непринужденной беседы! Вот, нашёлся, так нашёлся! Прям в точку попал с темой. Придурок!»

— В смысле, даже желания не…

— Коста! — Тамара резко перебила меня.

Я заткнулся. Тамара прекратила щипать птицу. Вздохнула. Опустила голову. Я молча наблюдал, не понимая пока, что происходит.

— Ты же сейчас с другом направляешься в Турцию?

— Да.

— А потом?

— Пока не могу сказать точно, Тамара. Хочу к тебе вернуться.

Тамара, наконец, подняла голову. Слёз уже не было. Смотрела твердым решительным взглядом.

— Коста, когда сойдёт снег и когда реки станут проходимыми, братья повезут меня в Абхазию. Выдадут замуж за одного из узденей князя Шервашидзе.

Я молчал.

— Так что у тебя совсем немного времени, — она задумалась. — У нас!

Встала из-за стола.

— Я смогу выгадать от силы еще месяц. Притворюсь больной.

Я кивнул.

— Манана! — та выскочила во двор. — Закончи!

Тамара ткнула пальцем в лебедя и ушла.

…Наверное, это было одним из самых оригинальных признаний в любви за всю историю человечества.

«Она плакала вовсе не из-за лебедя. Красивая птица, конечно. Жалко, спору нет. Но не впервой. У неё был утром разговор с братьями, когда они вернулись с охоты. Она настаивала на том, чтобы отложить свадьбу. Наверное, просила год еще подождать. Понимала, что мне этого времени хватит с лихвой, чтобы вернуться обратно. И увезти её с собой. Как жену. А братья — ни в какую. У них этого года нет. Они — на грани. Я сколько угодно могу осуждать, но понимаю их. Такое время. Такие нравы. Поэтому она и плакала. Ей не оставили выбора. А она любит меня».

Я поднял со стола перо лебедя. Манана не обращала на меня внимания. Лихо работала руками. Прекрасная птица с каждой секундой теряла свою красоту, превращаясь в нечто ощипанное, голокожее с пупырышками.

«Так и с Тамарой будет, если выдадут замуж не по любви. Очевидно. Такая девушка, с таким характером, умом. С такой страстью и умением любить. Зачахнет. Скинет своё прекрасное оперение. И я не могу допустить этого. Я люблю её. Я мужчина. Мне решать эту проблему. Она и так уже сделала столько решительных шагов, пока я тут маялся и мямлил. Хватит уже! Пора действовать. Ведь, я, кроме того, что люблю её, сейчас еще понял, что никогда себе не прощу, если упущу такую женщину! Никогда!»