Побег из волчьей пасти

Так и провели ночь около тропы. Наши проводники с помощью маленьких топориков соорудили нечто вроде шалаша. Накинули сверху одну из наших бурок. Вторую оставили про запас, чтобы была хоть одна сухая. Набились под импровизированную крышу вчетвером. Прижались друг к другу, пытаясь согреться. Лошадей для тепла не стали рассёдлывать. Так и оставили до утра.

С восходом солнца стало полегче. Дождь прекратился. Лошади отдохнули. Но садиться в мокрые седла не стоило. Двинулись пешком, ведя коней на поводу.

Выбрались на свободную от деревьев вершину, к той самой хижине пастуха, до которой не успели добраться. Красивые альпийские травы кое-где пятнали странные ржавые пятна. Не обращая внимания на облака под ногами, занялись лошадьми. Распрягли, кое-как вытерли, напоили и отправили пощипать траву. Седла сложили так, чтобы немного просушить. Перекусили, не экономя на еде. Один черт, большая часть запаса останется проводникам.

Через час начали спуск. Тропа была настолько скользкой, что падали все — и люди, и кони. Изгваздались, как черти. Наши щегольские черкески медленно, но верно превращались в лохмотья, а мы — в грязных бродяг.

К полудню вышли к мосту. Горбатый дугообразный пролет из камня не более метра в ширину, без перил и ступенек. Под ним страшно ревела вздувшаяся после грозы узкая река. Переправиться через нее вброд было нереально, но и перейти ее по мосту — та еще задача.

На всякий случай, первым прошел проводник, держа в руках концы двух длинных канатов. Один, толстый, он закрепил на ближайшем дереве. Свой конец страховочного каната мы также закрепили и туго его натянули, продев через него стальное кольцо. Потом по очереди переходили, обвязавшись поперек груди вторым тросом и держась за кольцо. Лошадей вытягивали веревкой. Последним перебежал второй проводник, освободив страховочный канат. Мы вытянули его на свой берег.

— Отличное место для засады! — сказал я Спенсеру, пока мы поправляли сбившиеся вьюки.

— Опасно! Если тушины перейдут реку где-то еще и нас обгонят, мы пропали. Позиция сверху дает неоспоримое преимущество!

Я спорить не стал. Сидеть в мокром лесу, неизвестно чего и кого поджидая — малопривлекательная идея. Двинулись дальше. Снова вверх, к альпийским лугам.

Подъем на вторую вершину оказался не менее тяжелым, хотя грозы не случилось. Заросшую тропу пришлось прорубать топориками. Иногда мы ее теряли, чтобы ее отыскать, приходилось продираться сквозь чащу. Росло здесь все на удивление быстро. Иногда путь преграждало поваленное бурей дерево. Обойти его и провести лошадей было чрезвычайно муторным делом. До вершины было всего пару километров, но мы до нее так и не добрались. Лишь вырвались из опостылевшего мокрого леса и на его опушке устроили ночевку.

Рассветные лучи солнца открыли нам странную картину. За лёгкой дождевой завесой было видно, что правее вершины гору словно рассекло мощным ударом. Лишенная травы каменистая расселина просматривалась плохо. Она петляла крутыми поворотами. Ее конец скрывали выступающие над ней скалы.

— Вам — туда! — показал проводник на каменистую осыпь в начале расселины. — Через саму вершину — хода нету. Там, с обратной стороны, вертикальный обрыв. Дальше вы пойдете одни. На каменистой дороге ваши кабардинцы сто очков вперед дадут этим.

Он изобразил презрительный жест в сторону «грузинцев», но глаза его выдавали — он смотрел на них с обожанием. И не спешил отправляться в обратный путь. Хотел дать лошадям отдохнуть и пощипать сочной альпийской травки.

Мы со Спенсером, кивнув проводникам на прощание, поскакали к расселине. «Черкесы» шли уверенно. Родная стихия, сразу чувствовалось! И каменистое подобие тропы их не притормозило. Так же шустро, как по траве, они зацокали по камням.

Тропы не было. Просто мелкая осыпь, извивающаяся странными зигзагами. Возможно, в глубокой древности здесь сбегал вниз бурный поток. Но родник, его питавший, иссяк и осталось лишь петлявое пересохшее русло. Единственное, что не укладывалось в мою версию, — это небольшие плоские скальные площадки, будто нарочно высеченные природой для удовольствия туриста. С них открывался великолепный вид на пройденные нами горы в объятьях облаков и туманов.

Поднявшись до середины этой «дороги» и попав на одну из таких площадок, мы оба, не сговариваясь, вскрикнули. Из леса, в том месте, заканчивался пробитый нами проход через горную чащобу, выехали четыре всадника. Сомнений не было. Это были тушины! Они догнали нас, воспользовавшись нашей тропой, на которой мы потеряли столько времени.

Охотники направились к развалившимся на траве и не подозревавшим об опасности проводникам. Лишь в последнюю минуту гурийцы услыхали стук копыт, вскочили, попытались убежать. Раздался выстрел. Один из проводников повалился вниз лицом. Второй развернулся и метнул свой топорик в нападавших. Тушин ловко перехватил его на лету и метнул обратно. Попал проводнику в грудь. Гуриец тяжело опустился на траву.

Мы стояли словно на театральной галерее, наблюдая кровавое действие на природной сцене. Нас заметили. Один из тушинцев спешился. Подошел к убитому первым проводнику. Выхватил кривую турецкую саблю из ножен, склонился над телом. В ту же минуту он выпрямился и потряс в воздухе отрубленной рукой. Бесплатное представление, специально устроенное для нас!

Меня чуть не вырвало. Я крепко сжал зубы. Отошел к своему коню, вынул из седельных кобур прикрытые кожей револьверы.

— Что ты намерен делать? — с тревогой спросил Эдмонд, игнорируя мой решительный вид и оружие в руках.

— Я приму бой!

— Думаешь, не оторвемся?

— Не хочу чувствовать мишень на спине! Сам говорил: кто сверху, у того преимущество.

— Тут ты прав. Если прихватят нас на той стороне горы, на спуске, будем уязвимы, — согласился англичанин, задумчиво перебирая лядунку с патронами. Вздохнул. — Маловато капсюлей.

— Я тебя не призываю биться вместе со мной!

— Кунак! — давненько Эдмонд так ко мне обращался. — Ты в своем уме? Чтоб я да пропустил такое приключение?! А если без шуток… Ниточка с иголочкой! Твой девиз! Не отпущу же я тебя одного против четверых!

— Эдмонд! Мистер Спенсер! — он удивленно вскинул брови от такой «официальщины». — В твоей голове, в твоем саквояже — бесценные знания! Нельзя допустить, чтобы они пропали в шаге от спасения! Хотя бы пообещай мне, что в случае смертельной опасности не кинешься безоглядно меня спасать, а развернешься и попытаешься уйти! Иначе — зачем всё?! Зачем наши страдания и все испытания, что мы вынесли?!

Англичанин задумчиво на меня смотрел, словно принимал трудное решение.

— Обещаю! — наконец-то, ответил.

… Я стоял в узком проходе в двадцати метрах от крутой петли, который делала «тропа». Выбрал это расстояние, памятуя о словах Спенсера о предельной дальности стрельбы на поражение из револьвера Коллиера. Как только тушины появятся из-за поворота, открою огонь на поражение. Больше никаких соплей насчет «не убий»! Я — Зелим-бей!

Конечно, было бы эффектнее нацелить оба револьвера и устроить стрельбу «по-македонски». Ан нет: барабан нужно крутить вручную. Ничего! Второй револьвер — прямо передо мной, на камне. Ждет своего часа! Десяти моих выстрелов охотникам за руками хватит за глаза. Хотя не факт, что будет десять. Спенсер предупредил, что в такую сырость возможны осечки. На этот случай был предусмотрен план отступления.