Поцелуй Большого Змея

Я начал медленно отодвигать свои ладони. Зазор становился все больше и больше, но жар не ослабевал, а наоборот, усиливался. Когда мои руки оказались разведенными на ширину примерно двух локтей, жар стал непереносимым, и я отдернул ладони.

– Получается? – с улыбкой спросил Енох.

– С вами получается, а без вас нет.

– Давай попробуем еще раз.

Теперь его ладонь была менее горячей, и я спокойно раздвинул руки на самую большую ширину, сохраняя ощущение тепла.

– Давай снова, – приказал Енох.

Тепло ослабевало от попытки к попытке, пока на пятый или шестой раз я потерял его где-то на расстоянии локтя.

– А теперь попробуй сам, – сказал Енох. – У тебя все прекрасно получается. Не хватает самой малости.

Я попробовал. Действительно, что-то изменилось в моих ощущениях. Это было еще не тепло, а его след: тонкий, мгновенно пропадающий парок, похожий на тот, что вился изо рта в зимние эфратские дни.

– Еще раз, еще, еще, – неумолимо повторил Енох.

На тридцатый или сороковой раз я не выдержал и бессильно уронил руки. Енох снова протянул мне свою ладонь и движением подбородка приказал начать упражнение. Я разозлился и, разведя ладони на локоть, тихонько выпустил томление. Чуть стиснув пальцы Еноха, я тут же спрятал томление обратно, но учитель вздрогнул, словно от укуса.

– Что это было, Шуа?

– Что вы имеете в виду, учитель?

– Не притворяйся. Такое не может произойти без твоего ведома.

Я не хотел рассказывать всю правду про томление, но и врать тоже не хотел. Поэтому пустился на небольшую хитрость.

– Ну-у-у, иногда со мной происходит нечто странное. Я толком даже не знаю, что это такое. Будто пальцы мои немного удлиняются и… ну, в общем, и все.

– Шуа, ты не представляешь, насколько это серьезно.

Енох вскочил с камня и в возбуждении зашагал по комнате.

– Я не могу тебе все рассказывать, мальчик. Не имею права. Но кое-что все-таки объясню.

«Вот и хорошо, – подумал я. – Раз ты не имеешь права все рассказывать, то и я не обязан раскрывать тебе всю правду про томление».

– Странное, ты называешь его странным… – Енох остановился напротив меня. – Оно действительно странное, потому, что не присуще никому из людей. Кроме избранных для особой участи. Свет поставил на своих избранниках отметку, вложив в их руки частицу себя. Да, Шуа, несколько минут назад ты легонько ударил меня Светом. Случайно или намеренно, сейчас мы не будем выяснять. Я думаю, ты пока не понимаешь, что с тобой происходит. Ты стесняешься своего положения или боишься о нем говорить.

Енох уселся возле меня и заглянул в лицо. Его глаза сверкали, а уголки рта слегка подергивались. Судя по всему, учитель Енох был крайне возбужден.

– Светом владеют считанные люди в каждом поколении. Наставники, главы направлений, и еще один-два ессея. Они получают его в конце духовного пути, после многих лет упорной работы и самосовершенствования. В твоем возрасте Свет открылся только Учителю Праведности. И он передал своим ученикам, что второй Учитель также будет владеть светом с юного возраста. С тех прошло полторы сотни лет, и ты первый, у кого…

Он осекся, и порывисто встав, снова зашагал по комнате. Я молчал, не зная, что сказать. Слова Еноха очень походили на мамины, но ведь отец называл их глупыми фантазиями. С другой стороны Шали величал Еноха большим праведником, а разве праведник может ошибаться? И если Енох прав, как мне жить дальше? Что делать со своей избранностью? Ведь я не чувствую в себе ни силы, ни желания учить. Да и чему учить, когда я сам ничего не знаю, и пришел в обитель как ученик. Какой из меня Учитель праведности?!.

– Шуа, – Енох подошел ко мне и снова уселся на камень. – Как бы там ни было, но учение важнее всего. Правда, – тут он засунул руку в суму и вытащил из нее небольшой зеленый шарик. За гладко отполированной поверхностью камня открывалась глубина, прикрытая тепло мерцающим светом.

– Учиться теперь мы будем по-иному. Соломинки отложим в сторону. Человеку, в котором прорезался Свет, нужно начинать с другой линии. Вот смотри, этот шарик сделан из камня нофэх. Его добывают в Тимне, у берегов Тростникового моря, там, где сохранились копи царя Соломона. У нофэха совершенно удивительные свойства: он умеет принимать и сохранять Свет, а потом отдавать его. Камень можно использовать в качестве светильника, а особенно сильные ессеи ухитрялись даже кипятить на нем воду.

Енох положил шарик на ладонь и пристально уставился на него. Камень задрожал и, как мне показалось, изменил цвет. Енох сузил глаза, сглотнул слюну, и в тот же момент шарик приподнялся над его ладонью и повис в воздухе, потихоньку вращаясь. Его темно-зеленый цвет светлел на глазах.

– Оп! – воскликнул Енох и повернул ладонь. Теперь шарик висел не над рукой Еноха, а сбоку, словно лежа на невидимой полочке. Енох несколько раз поднял и опустил руку, а затем снова повернул ладонь тыльной стороной к земле, и шарик упал точно на ее середину.

Теперь он уже был не темно-зеленым, а светло-салатовым.

– Как вы это делаете, учитель Енох? – спросил я. – В вас тоже открылся Свет?

– Нет, – усмехнулся Енох. – Это не Свет, а упорные тренировки. Ну и, конечно, минимальная избранность. Ты доберешься до моей ступени за два-три занятия. Если, конечно, мы не ошибаемся в оценке твоих способностей.

Я пожал плечами. Разговоры о моих необычных способностях и особом предназначении сулили только неприятности.

– Возьми, – Енох протянул мне нофэх. Я осторожно протянул ладонь ковшиком, и шарик скатился прямо в ее середину. Он был теплый и тяжелый. Гораздо тяжелее, чем казался с виду. Как Енох мог удерживать его в воздухе?

– Покатай его по ладони, – сказал учитель, поднимаясь на ноги. – С нофэхом нужно знакомиться, привыкать.

Он подошел к стене и повернул ручку. Окошко под потолком закрылось, и в комнате воцарилась непроглядная тьма. Другое зрение еще не успело включиться, как темноту прорезало теплое зеленое свечение. Камень в моей руке медленно накалялся, точно головня, вылетевшая из костра и раздуваемая ветром.