Почти смешная история
Шрифт:
– Там пролет, – начал рассказывать Мешков, продолжая стоять за дверью.
Подошла уборщица – она волочила по полу пылесос, – остановилась и с удивлением стала глазеть на жильца, который разговаривает с дверью.
Иллария отбросила тапочку и надела босоножки.
– Этот пролет, – продолжал рассказывать Мешков, – между строениями на высоте семнадцати метров, его положили две недели назад, ширина восемь метров. Надо ставить ограждение, а если он снимет на это людей, сорвется план, все останутся без прогрессивки…
Пока Мешков рассказывал,
– Теперь поняла, – закричала Иллария, потому что уборщице надоело слушать, она включила пылесос и стала чистить ковровую дорожку, – если за две недели никто не свалился, почему кто-нибудь упадет именно сегодня? – Иллария уже красила губы.
– Я ушел на стройку! – прокричал Мешков, которого раздражал пылесос.
– Дайте им получить прогрессивку! Входите, пожалуйста! – закричала Иллария, распахивая дверь, но Мешков уже действительно ушел.
В расстроенных чувствах, Иллария поплелась в буфет, и там ее увидел и весело окликнул Лазаренко:
– Возьмите сметану и подсаживайтесь!
Иллария поколебалась – подсаживаться к Лазаренко или нет, но он приветливо махал рукой, и Иллария, со стаканом сметаны и с булочкой, села к нему за столик. Лазаренко наклонился к ней и таинственно прошептал:
– Сметана сегодня неразбавленная. Ни молока не завезли, ни кефира, нечем разбавлять! Сидите тихо и не привлекайте внимания.
Иллария изумленно воззрилась на Лазаренко:
– А почему, собственно говоря, я должна…
– Тсс… – перебил Лазаренко и заговорщицки подмигнул. – Давайте говорить на посторонние темы, ну, например, кто вы по профессии?
– Делаю чертежи для технической книги. Удобно, работаю дома, распоряжаюсь своим временем сама. Но все же скажите, почему я должна…
Лазаренко опять не дал договорить:
– Ешьте сметану! Конечно, это великое дело – не ходить на работу точно к девяти… И все-таки нельзя себя так распускать, надо уметь собой владеть!
Иллария резко встала, явно намереваясь уйти, но Лазаренко схватил ее за руку и усадил:
– На меня нельзя обижаться, я абсолютно лысый!
Иллария улыбнулась против собственной воли.
– Вам надо развлечься, – продолжал Лазаренко, – пойдите, например, в парикмахерскую, посидите там пару часов в очереди, обсудите все мировые проблемы, выйдите оттуда красивой – и перестанете психовать.
– Да с чего вы взяли? – возмутилась Иллария.
Лазаренко перегнулся через стол, поманил Илларию пальцем и, смеясь одними глазами, сообщил:
– У вас одна босоножка застегнута, а другая нет, а главное, кофточка вообще надета наизнанку!
Иллария вспыхнула, не нашла что ответить и стала боязливо оглядываться по сторонам, теребя руками кофту.
– Выйдем вместе, – сказал Лазаренко, – я вас загорожу!
Почему-то парикмахерские строят теперь с большущими окнами, прохожие с интересом разглядывают клиентов или клиенток, и те чувствуют себя неловко под их насмешливыми взглядами.
Стеклянный
куб парикмахерской Иллария приметила издалека.Мастеров в парикмахерской было двое, оба были заняты, а очереди дожидалась только одна женщина лет тридцати с густо намазанными ресницами и с высокой тяжелой прической.
– Вы последняя? – спросила Иллария.
– Я же первая, я же крайняя, – оживилась женщина, заполучив собеседника, – сегодня народу нет, напротив в универмаге выбросили импортные кофточки.
– Значит, мне повезло, – сказала Иллария.
– Крым в этом году ужасно подорожал! – доверительно пожаловалась женщина. – Койка – рубль пятьдесят!
– А было?
– Рубль. Но мне очень надо в Крым – я безмужняя…
– Надеетесь там выйти замуж? – заинтересовалась Иллария.
– Что вы? – Женщина даже хлопнула Илларию по руке. – Серьеза на курортах не бывает. Так – пляжный перепляс. – И понизила голос: – Мне загар очень идет. На мой загар мужики на улице оборачиваются.
– Так он же быстро сходит!
– Мне мазь достали, два месяца держится, даже два с половиной. Только мыться надо без губки.
– Следующий! – позвал освободившийся мастер.
Женщина встала, оправила платье.
– А разве здесь нельзя загорать, у речки? – быстро спросила Иллария.
– Здесь я работаю, а не загораю! – И женщина с высокой прической заторопилась к парикмахеру готовиться к поездке в Крым.
Когда подошла очередь Илларии и она уселась в кресло, мастер поглядела на голову клиентки и вздохнула, потому что работа предстояла тяжелая:
– Голова у вас сильно запущенная, не волосы, а бурьян. Вы из провинции?
– Из Москвы, – смущенно созналась Иллария, – да и немолодая я.
– Немолодых нет, есть смирившиеся, – возразила парикмахерша. – В Москве теперь парики носят, а что… напялил – и никаких забот, и мужики тоже напяливают.
– Они-то зачем?
– Потому что наука против лысины бессильна, – разъяснила образованная парикмахерша. – Лысеют ведь по наследству. Так что будем с вами делать? Раз в неделю будем ходить на укладку? Или химическую? Потом сами будете накручиваться. Сумеете?
– Сумею, бигуди у меня есть.
– Накручиваться надо на пиво, лучше на «Жигулевское»…
– Потом от головы будет пахнуть пивом… – поморщилась Иллария.
– Хотите парик? Могу достать, маде ин Гонконг. На тонкой сетке, голова не потеет. Девяносто рублей.
– Делайте химическую! – вздохнула Иллария.
Некоторое время спустя Иллария взбиралась на крутой бугор, осторожно неся голову в новой прическе, а в руках держа пакет с молоком и две калорийные булочки.
– Ну что? – обернулась Таисия Павловна. – Очухалась? – вырвала из рук сестры пакет, ловко надкусила угол, сделала большой глоток, отломила, сунула в рот кусок булки. – Сегодня идет хорошо, кажется, я поймала свет на этих домишках, там на склоне в этом свете они как живые. – И снова повернулась к этюду.