Почти смешная история

Иллария оскорбленно поджала губы:

– Разве ты не заметила, что я изменилась?

– Нет, я вижу тебя слишком часто и поэтому не могу заметить, как ты меняешься.

– Я сделала прическу.

– Не ври! – сказала Таисия, увлеченная работой. – Прическу я бы заметила, и помолчи, не мешай мне писать.

– Я исчезаю! – сухо, суше не бывает, сказала Иллария. – Может быть, я пойду к реке загорать, а может, пойду в гостиницу, а может, пойду в кино, а может, пойду на вокзал и уеду домой.

– Ты когда-нибудь замолчишь?

Иллария резко повернулась и поспешила прочь.

Иллария спустилась вниз к реке, к самой воде добраться было нельзя, потому что берег обрывался круто, почти отвесно. Иллария пошла по берегу, по вытоптанной тропе.

На реке трудились буксиры и рыбачьи лодки и шел рейсовый пароход, на борту которого было выведено: «Художник Василий Мешков», в честь знаменитого живописца, который писал когда-то эту реку. Иллария увидела на пароходе фамилию Мешков, вздрогнула, отвернулась и обратила свой взгляд на мальчишку, который отсюда, с обрыва, удил рыбу.

Мальчишка почувствовал за спиной Илларию, обернулся и приказал:

– Отойди!

– А ты мне что тыкаешь?

– Над душой стоишь, рыбу пугаешь!

– Чем я ее пугаю, стою себе. Это ты языком молотишь.

– Нервы мне тянешь, – злился юный рыбак, – от взрослых и так податься некуда. И тут, на тебе, надзор!

– Лопух ты! – обругала его Иллария. – Может, я тебе рыбу приваживаю.

– Ты что, ведьма?

– Смотри лучше на поплавок!

Мальчишка глянул вниз, ахнул, потянул, подсек – на крючке болтался подлещик.

– Тетенька, – завизжал мальчишка, – не уходи! – И поправился: – Не уходите!

Иллария шла дальше по берегу, села на поваленную иву, подставила лицо солнцу, прикрыла веки.

Так она сидела, не двигаясь и блаженствуя, как вдруг кто-то потряс ее за плечо.

– Не трясите меня! – возмутилась Иллария. – Терпеть не могу, когда меня трясут.

Она открыла глаза и увидела женщину, с которой встретилась в парикмахерской.

– Вы чего? – спросила та. – Радикулит схватите.

– Загораю!

– Как это вы загораете, когда на небе вон какая туча.

– А я и не заметила! – засмеялась Иллария. – Бездельничаю, вы в отпуск на юг, а я к вам в отпуск. – И встала.

– Я вас очень хорошо понимаю, – задушевно произнесла женщина из парикмахерской, – только на местный загар мужики не клюют, они клюют только на южный загар.

– Выходит, я зря приехала к вам в город?

Но женщина, в сумочке которой лежал билет в Симферополь, ответила совершенно серьезно:

– Конечно, зря… Что к нам ездить? Ничего у нас нет. Вода и церкви…

Под вечер Иллария без дела болталась в холле гостиницы, ерзала в кресле, листая журнал «Наука и жизнь», поглядывала сквозь стеклянный простенок на вход.

Вот у гостиницы остановилась старенькая «Волга». Мешков открыл дверцу, выставил на мостовую ногу…

Иллария, уронив в кресло журнал, кинулась к выходу, толкнула дверь и степенно стала спускаться по ступенькам, вскинув голову, чтобы видна была прическа.

Мешков – он поднимался по ступеням – поравнялся с Илларией и прошел бы мимо нее, не заметив. Иллария сама его окликнула:

– Хорошо бы поздороваться!

– А мы же утром виделись. – Мешков остановился, кинул на Илларию веселый взгляд, таким еще Иллария его не видела.

– Нет, не виделись, мы разговаривали через дверь.

– Это правда! – Мешков улыбнулся. – Слушайте, что отколол этот толстый Кира, главный инженер. Сидел у меня весь вечер, каля-маля, а в это время на стройке ставили ограждение!

– Молодец! – похвалила инженера Иллария. – Он хочет, чтобы коллектив получил прогрессивку.

– Идея! – внезапно воскликнул Мешков. Видно, сейчас у него было такое настроение, что не хотелось оставаться одному. – Вы футбол любите?

– Нет.

– Жаль, я вас хотел на стадион пригласить.

– А я поехать на стадион не отказывалась! – нашлась Иллария.

На стадион ехали трамваем. И, как в первый раз, стояли на задней площадке, которую водило из стороны в сторону.

– Что это у вас глаза печальные? Как у женщины, у которой нет мужа? – спросил Мешков.

– А у меня нет мужа! – просто ответила Иллария.

Мешков даже поперхнулся, ему захотелось выпрыгнуть на ходу из вагона, от безвыходности он начал выкручиваться и глупо шутить:

– Это даже лучше. Зачем женщине муж, действительно! То он пьет, то в преферанс играет, готовь ему, стирай ему, дети от него…

– А у меня двое детей!

Мешков почувствовал, как у него остановилось сердце. И чтобы сердце сдвинулось с места, он продолжал балагурить:

– Конечно, что за жизнь без детей. Великое предназначение женщины – мать. И материнские чувства…

– А у меня не свои дети, – спокойно перебила Иллария, – это племянники – дети Таисии. Только ей некогда, и ее мужу некогда, и поэтому я их воспитываю.

– Приехали! – простонал Мешков.

Стадион оказался маленький, но уютный. Илларии с ее места были видны деревья, которые вплотную подступали к трибунам, а вдали, в темно-зеленой глубине, желтела маковка церкви. Над деревьями пикой торчала стрела крана, она все время поворачивалась в разные стороны, будто царапала по небу.

Мешков перехватил взгляд Илларии и пояснил:

– Это строят тот самый цементный завод, где я скандалил…

Мешков устроился на скамейке свободно, привычно, уперся о скамейку руками, ноги раскинул.

– Вот вы в трамвае учинили мне допрос, – сказала Иллария.

– Да ни о чем я вас не спрашивал. Просто что ни скажу, все невпопад.

– У вас, наверное, создалось впечатление, – продолжала Иллария, – что я никогда не была замужем. А у меня был муж, настоящий, с отметкой в паспорте. Химик. Таисия Павловна этого химика терпеть не могла, и, как всегда, оказалась права. Потом он от меня сбежал к одной… У нее обнаружились ноги сто семнадцать сантиметров.

– Это много или мало?

Иллария погрустнела, поджала ноги под себя, нижняя губа вздрогнула.