Под сенью Великого Леса

— А каким образом магия, которую потерял твой мир, связана с Великим Лесом?

— Ну, а куда же еще она девается? — развел руками Ворлак. — Посмотри вокруг. Что ты видишь? Мир, в котором столько чудес, что в нем желания способны свершаться по щелчку пальцев. Ну, так было, пока Береника не поселилась у Истока, но это не так важно. Великий Лес по-прежнему силен. Безгранично силен. Он рос и креп с каждым днем, в то время как другие миры медленно угасали, теряя волшебство. Так умерла Земля. Так умирает и мой мир.

Афлек чуть ли не со слезами на глазах глядел на умирающую Айлин. Из-за скверны он не мог даже подойти ближе, подержать ее за руку, успокоить перед дорогой за грань. Ее жалобные стоны перешли на тихие всхлипы, да и те постепенно сходили на нет.

— И вот какую тактику ты выбрал?! — отчаянно воскликнул он. — Убивать, надеясь, что это восстановит нарушенный баланс? Ты решил, если твой мир умирает, значит, пускай заберет с собой как можно больше жителей Великого Леса?

— Они столько лет воровали нашу магию, мою магию, — сплюнул Ворлак. — А Дерк даже не подумал что-либо предпринять, пальцем о палец не ударил, чтобы это остановить. Нет, я не могу простить Великий Лес за это равнодушие. Он виновен. Вы все виновны. Столько лет вы растрачивали магию моего мира, пока он умирал…

— И теперь ты хочешь отомстить.

— Само собой, но это не первостепенная моя задача, — ответил Ворлак. — Я хочу восстановить утраченный баланс. Уничтожить Великий Лес, чтобы забрать магию, которая мне принадлежит, и вернуть ее моему миру. А если старый Мерлин слишком хорошо защитил свой Лес — настолько, что не получится его разрушить, — я захвачу над ним власть и пущу сюда своих людей. Они займут места тех, кто столетиями портил им жизнь.

Афлек изумленно покачал головой. Дела принимали совсем невиданный оборот: Ворлак Мердил пытается спасти свой мир, Великий Лес забирает магию Гарлана… То же самое твердила Джуди Черная Колдунья. Только теперь попробуй разберись, на чьей стороне правда.

— Послушай, тебе необязательно выбирать путь смерти. Происходит что-то неправильное: с Великим Лесом, с Гарланом и вообще со всеми мирами в этом Поясе. Я знаю, мы все совершали ошибки. Но мы можем разобраться в ситуации, понять, с чего все началось. Без войны, без жертв и убийств.

Ворлак горько усмехнулся.

— Вы, кентарийцы, вечно все пытаетесь решить мирным способом. И как, работает это? Много вы проблем решили, договорившись?

— История знает достаточно примеров.

— История… Ее пишут те, кто победил, а они могут придумать что угодно. Выиграв, я велю написать во всех учебниках истории, что Афлек Кенру был трусом, бежавшим с поля боя, а Дерк ничего и не пытался сделать для Великого Леса, был глупцом и идиотом. Не бывать нашему договору, кентариец. Слишком уж долго я к этому шел. И слишком далеко зашел.

Афлек посмотрел в глаза Айлин: единственное, что в ней оставалось теперь живым. В них все еще — пускай и слабым огнем — горела надежда. Афлек хотел бы, чтобы она прекратила смотреть на него, лишь бы не видеть, как вера сменяется разочарованием. «Ну же, — говорили ее глаза. — Ты обещал, что защитишь меня, что мы выберемся отсюда вместе! Что же ты стоишь? Почему ты так бессилен?»

«Просто у меня не осталось никаких сил, — подумал Афлек. — Я устал сражаться и проигрывать, даже не понимая, что делаю не так…»

Уголок губ Айлин слабо дернулся, будто она пыталась улыбнуться. Протянув вперед руку, всю почерневшую из-за скверны, она что-то прошептала. Афлек не разобрал, но Луны донесли до сознания отголоски ее слов.

— Не сдавайся…

Афлек сделал глубокий вдох, задержал дыхание, и вместе с дыханием остановился весь мир: скверна, почти закрывшая сияющие глаза Айлин, воины Гаффара и Гарлана, Ворлак Мердил, стремительно движущийся к Афлеку с поднятым клинком. Великий Лес, Эйланис, война — все уплыло за грань, стало незначительным. Мир вывернулся наизнанку. Его глубины распахнулись, точно двери, и навстречу Афлеку вышел Агилар Хамди.

Он не был похож ни на один из своих портретов, но Афлек сразу узнал его и в почтении склонил голову.

— Оставь, друг мой, ведь мы с тобой равны. Я пришел к тебе, потому что ты хотел меня видеть. Чем я могу тебе помочь?

Афлек хотел ответить, но понял, что не знает, как.

— Я… Кажется, я запутался, потерялся — во всем мире, в себе. Я не знаю, что мне делать. Мир такой большой… Я не могу его охватить. Он давит меня, и…

Афлек захлебнулся словами, должно быть, впервые в жизни, но Агилар смотрел на него с пониманием и теплотой.

— Ты живешь в непростые времена, друг мой. Присядем?

«Здесь же ничего нет», — хотел ответить Афлек, но осмотревшись, понял, что стоит посреди оазиса, а позади него — камень, на котором вполне можно устроиться. Теплый ветерок доносил шум водопада. У Афлека появилось ощущение, что он уже бывал здесь раньше.

— Попробуй объяснить все сначала, — посоветовал Агилар.

— Это непросто. Я и сам не знаю, где тут начало. Просто… были времена, я был уверен в том, что делаю и для чего. Но теперь не знаю. Одни говорят одно, другие — другое, а посреди этого я мечусь, как сгусток тьмы, боясь выйти за рамки самого себя.

Агилар молчал.

— Простите, я, должно быть, странно и путанно объясняю.

— Я понял, Афлек. С тобой не происходит ничего страшного. Ты просто дошел до той самой границы, до которой однажды — рано или поздно — доходят все из нашего рода.

— О чем вы говорите?

Агилар усмехнулся, сощурившись на солнце. Афлек удивился, насколько точно он сейчас походил на самого себя с рисунка Джуди.

— О том самом сгустке тьмы, которым ты являешься и которого так сильно боишься. Что там тебе наговорили твои наставники, боюсь даже представить… Небось все уши прожужжали тебе о том, как важно держать темную силу в узде, не давать ей завладеть тобой ни на секунду, а?

— Да. Примерно так и говорили, — кивнул Афлек. — А что, неправильно?

— Правильно, правильно. Я сам постоянно твердил это своим детям. Вот только с каких-то неведомых пор дети рода Хамди стали истолковывать эти слова неверно. Я никогда не говорил, что силе нельзя давать выход. Я лишь имел в виду, что нельзя позволять темной сущности завладеть твоим разумом, стать сильнее тебя. А все остальное — можно.

Афлек даже соскочил с камня: от услышанного просто невозможно было усидеть на месте. Агилар наблюдал за ним насмешливым взглядом.

— Я не очень понимаю, — признался Афлек. — В смысле — можно?

— Да в прямом, — хмыкнул Агилар. — В этом, наверное, секрет любого соблазна, любого осколка тьмы, который живет в человеческом сердце. Пока ты сдерживаешь его, говоришь себе, что это плохо, ты втайне желаешь, чтобы он обрел над тобой верх. Такова человеческая натура, и нет, в сущности, разницы, сколько лет ты учился самоконтролю и в каком мире родился. То, что кентарийцы — сдержанные люди со спокойным нравом, ложь чистой воды, ты и сам это знаешь. Мы такие же, как и жители других миров, а во многом даже хуже.