Грозной битвы пылают пожары,и пора уж коней под седло.Изготовились к схватке гусары:их счастливое время пришло.Впереди – командир, на нем новый мундир,а за ним – эскадрон после зимних квартир.А молодой гусар, в Амалию влюбленный,он все стоит пред ней коленопреклоненный.Все погибли в бою. Флаг приспущен.И земные дела не для них.И летят они в райские кущина конях на крылатых своих.Впереди – командир, на нем рваный мундир,а за ним – тот гусар покидает сей мир.Но чудится ему: по-прежнему влюбленныйон все стоит пред ней коленопреклоненный.Вот иные столетья настали,и несчетно воды утекло,и давно уже нет той Амальи,и в музее пылится седло.Позабыт командир – дам уездных кумир.Жаждет новых потех просвещенный наш мир…А юный тот гусар, в Амалию влюбленный,опять стоит пред ней коленопреклоненный.
Надпись на камне
Посвящается
московским
школьникам 33-ей школы,
придумавшим слово «арбатство»
Пускай моя любовь как мир стара, —лишь ей одной служил и доверялсяя – дворянин арбатского двора,своим двором введенный во дворянство.За праведность и преданность дворупожалован я кровью голубою.Когда его не станет – я умру,пока он есть – я властен над судьбою.Молва за гробом чище серебраи вслед звучит музыкою прекрасной…Но ты, моя фортуна, будь добра,не выпускай моей руки несчастной.Не плачь, Мария, радуйся, живи,по-прежнему встречай гостей у входа…Арбатство, растворенное в крови,неистребимо, как сама природа.
Арбатские напевы
1. «Все кончается неумолимо…»
Все кончается неумолимо.Миг последний печален и прост.Как я буду без вас в этом мире,протяженном на тысячи верст,где всё те же дома и деревья,и метро, и в асфальте трава,но иные какие-то лица,и до вас достучишься едва?В час, когда распускаются розы,так остры обонянье и взгляд,и забытые мной силуэтыв земляничных дворах шелестят,и уже по-иному крылатовсе, что было когда-то грешно,и спасаться от вечной разлукиунизительно мне и смешно.Я унижен тобою, разлука,и в изменника сан возведен,и уже укоризны поспелии слетаются с разных сторон,что лиловым пером заграничным,к меловым прикасаясь листам,я тоскую, и плачу, и грежупо святым по арбатским местам.Да, лиловым пером из Риекипо бумаге веду меловой,лиловеет души отраженье —этот оттиск ее беловой,эти самые нежность и робость,эти самые горечь и свет,из которых мы вышли, возникли.Сочинились…И выхода нет.
2. «Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант…»
Ч. Амирэджиби
Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.В Безбожном переулке хиреет мой талант.Вокруг чужие лица, безвестные места.Хоть сауна напротив, да фауна не та.Я выселен с Арбата и прошлого лишен,и лик мой чужеземцам не страшен, а смешон.Я выдворен, затерян среди чужих судеб,и горек мне мой сладкий, мой эмигрантский хлеб.Без паспорта и визы, лишь с розою в рукеслоняюсь вдоль незримой границы на замкеи в те, когда-то мною обжитые краявсе всматриваюсь, всматриваюсь, всматриваюсь я.Там те же тротуары, деревья и дворы,но речи несердечны и холодны пиры.Там так же полыхают густые краски зим,но ходят оккупанты в мой зоомагазин.Хозяйская походка, надменные уста…Ах, флора там все та же, да фауна не та…Я эмигрант с Арбата. Живу, свой крест неся…Заледенела роза и облетела вся.
«Я горой за сюжетную прозу…»
Я горой за сюжетную прозу,за красотку, что высадит розупод окошком, у самых дверей.Она холит ее, поливает,поливает, как будто справляетдень рождения розы своей.Распускается каждая ветка.А потом появляется нектонеизвестно зачем, почему.Выбрав время, и место, и позу,наша барышня красную розу,розу красную дарит ему.Дверь распахнута. Пропасть разверста.Всё там есть, и всему там есть место:и любви, и войне, и суме…И бушует житейское море,и спасается кто-то от горя,но стреляется кто-то во тьме.К сожалению, все отцветает.Наша жизнь – она тоже ведь тает,и всегда невпопад, как на грех.Даже если решенье не близко,все зависит от степени риска,от таланта зависит успех.
Не ищите сюжеты в комоде,а ищите сюжеты в природе.Без сюжета и прозы-то нет.Да, бывает, что всё – под рукою:и идеи, и мысли – рекою,даже деньги…Но нужен сюжет.
«Всему времечко свое: лить дождю, Земле вращаться…»
Всему времечко свое: лить дождю,Земле вращаться,знать, где первое прозренье,где последняя черта…Началася вдруг война – не успели попрощаться,адресами обменяться… Не успели ни черта.Где встречались мы потом? Где нам выпала прописка?Где сходились наши души, воротясь с передовой?На поверхности ль земли? Под пятой ли обелиска?В гастрономе ли арбатском? В черной туче ль грозовой?Всяк неправедный урок впрок затвержен и заучен,ибо праведных уроков не бывает. Прах и тлен.Руку на сердце кладя, разве был я невезучим?А
вот надо ж, сердце стынет в ожиданье перемен.Гордых гимнов, видит Бог, я не пел окопной каше.От разлук не зарекаюсь и фортуну не кляну…Но на мягкое плечо, на вечернее, на ваше,если вы не возражаете, я голову склоню.
Прогулки фраеров
Оле
По прихоти судьбы – Разносчицы даров —в прекрасный день мне откровенья были.Я написал роман «Прогулки фраеров»,и фраера меня благодарили.Они сидят в кружок, как пред огнем святым,забытое людьми и богом племя,каких-то горьких дум их овевает дым,и приговор нашептывает время.Они сидят в кружок под низким потолком.Освистаны их речи и манеры.Но вечные стихи затвержены тайком,и сундучок сколочен из фанеры.Наверно, есть резон в исписанных листах,в затверженных местах и в горстке пепла…О, как сидят они с улыбкой на устах,прислушиваясь к выкрикам из пекла!Пока не замело следы на их крыльцеи ложь не посмеялась над судьбою,я написал роман о них, но в их лицео нас: ведь все, мой друг, о нас с тобою.Когда в прекрасный день Разносчица дароввошла в мой тесный двор, бродя дворами,я мог бы написать, себя переборов,«Прогулки маляров», «Прогулки поваров»…Но по пути мне вышло с фраерами.
Парижская фантазия
Т. Кулымановой
У парижского спаниеля лик французского короля,не погибшего на эшафоте, а достигшего славыи лени:набекрень паричок рыжеватый, милосердие в каждомдвиженье,а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизньи земля.На бульваре Распай, как обычно, господин Доминику руля.И в его ресторанчике тесном заправляют полдневныетени,петербургскою ветхой салфеткой прикрывая от пятенколени,розу красную в лацкан вонзая, скатерть белуюс хрустом стеля.Этот полдень с отливом зеленым между намипо горстке деля,как стараются неутомимо Бог, Природа, Судьба,Провиденье,короли, спаниели, и розы, и питейные все заведенья.Сколько прелести в этом законе! Но и грусти порой…Voila!Если есть еще позднее слово, пусть замолвят егообо мне.Я прошу не о вечном блаженстве – о минутевозвышенной пробы,где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже,но чтобы —милосердие в каждом движенье и красавицав каждом окне!
«Нужны ли гусару сомненья…»
Ю. Давыдову
Нужны ли гусару сомненья,их горький и въедливый дым,когда он в доспехах с рожденьяи слава всегда перед ним?И в самом начале сраженья,и после, в пылу, и потомнужны ли гусару сомненьяв содеянном, в этом и в том?Покуда он легок, как птица,пока он горяч и в седле,врагу от него не укрыться:нет места двоим на земле.И что ему в это мгновенье,когда позади – ничего,потомков хула иль прощенье?Они не застанут его.Он только пришел из похода,но долг призывает опять.И это, наверно, природа,которую нам не понять.… Ну ладно. Враги перебиты,а сам он дожил до седини, клетчатым пледом прикрытый,рассеянно смотрит в камин.Нужны ли гусару сомненья,хотя бы в последние дни,когда, огибая поленья,в трубе исчезают они?
Полдень в деревне
(поэма)
Вл. Соколову
1
У дороги карета застыла.Изогнулся у дверцы лакей.За дорогой не то чтоб пустыня —но пейзаж без домов и людей.Знатный баловень сходит с подножки,просто так, подышать тишиной.Фрак малиновый, пряжки, застежкии платочек в руке кружевной.
2
У оврага кузнечик сгорает,рифмы шепчет, амброзию пьети худым локотком утираетвдохновенья серебряный пот.Перед ним – человечек во фракена природу глядит свысокаи журчанием влаги в оврагеснисходительно дышит пока.Ах, кузнечик, безумный и сирый,что ему твои рифмы и лиры,строк твоих и напевов тщета?Он иной, и иные кумирыперед ним отворяют врата.Он с природою слиться не хочет…Но, назойлив и неутомим,незнакомый ему молоточекмонотонно стрекочет пред ним.
3
Вдруг он вздрогнул. Надменные бровивознеслись неизвестно с чего,и гудение собственной кровидокатилось до слуха его.Показалось смешным все, что было,еле видимым сквозь дерева.Отголоски житейского пирав этот мир пробивались едва.Что-то к горлу его подступило:то ли слезы, а то ли слова…Скинул фрак. Закатал рукава…На платке оборвал кружева…То ли клятвы, а то ли признаньязазвучали в его голове…